– В его возрасте полезно безнадежно влюбляться, – пожал плечами отец, – и лучше в родину, чем в женщину. Сердце разбито? что ж, зато дух станет крепче.
– Это верно, – проговорил Таургон, не глядя на них.
– А ты что видел? – спросил Денетор.
Северянин сжал губы.
– Не будем торопиться, – остановил сына фоур. – Сначала расскажут мальчики, потом мы.
– А ты видел, отец?
– Почему же нет? – усмехнулся старый лорд. – Как я понимаю, видели все.
– Хотя и не настолько увлекательное, как Хатальдир…
– Не обижайте Хатальдира! – строго глянул на сына старик. – Где бы вы были без его глупостей?! Он первым заговорил об Эрехе – и вот мы здесь. У него достало смелости рассказать про свое видение; сделал бы это ты? или я? или Садор?!
– Я знаю цену его глупостям, отец, – медленно кивнул Денетор. – Иначе бы не взял с нами. Его слова часто опережают мысли, это верно, но с годами он научится не спешить. Хотя в ту бурную историю верится, хм, слабо.
– Его рассказ – чистая правда, – заговорил Таургон. – Он не только не лжет, но даже и не сочиняет. Просто все мы видим мир через самих себя, через наши стремления, мечты… опыт у зрелых и нераскрывшиеся еще силы у молодых. Что-то нуменорское ему открылось наверняка, но он смотрел через туман своих грез о силе, любви, отваге. Это рассказ не о прошлом, а о будущем. Не о предке, а о себе. Не о событиях, а о духе.
Денетор кивнул. Его отец сказал:
– Думаю, нам удалось увидеть что-то ближе к подлинному прошлому.
Таургон опять помрачнел и закусил губу.
Ужин всех собрал за столом, и по безмолвному уговору было ясно, что после еды придет черед следующих рассказов. Хозяева, стараясь быть незамеченными, жадно посматривали на гостей. Кажется, горцев прибавилось.
Трое старших сидели с отсутствующим видом, Митдир, Боромир и Галадор переглянулись, безмолвно задавая вопрос друг другу; наследник Дол-Амрота кивнул товарищам и осторожно начал:
– Я очень мало видел… только бурю. Ту самую. Тут и рассказывать нечего… только, – он сглотнул, – отчаянье. Я читал о ней, пишут разное: или что Верные взывали к Валар, или и без взываний были убеждены, что последний осколок Эленны уцелеет, что они говорили, проклинали, взывали… А нас бросало на волнах высотой с корабль, мы были привязаны к тому, что осталось от мачт, друг к другу, все были на палубе; по каютам, где были окна, бушевали волны, а трюмы… сейчас я понимаю, что будь трюмы залиты, корабли бы пошли ко дну, но тогда нам казалось, что волны хлещут по кораблю снаружи и изнутри.
– Нас держали веревки, – продолжал Галадор, чувствуя внимательные взгляды товарищей и не замечая, с каким восторгом глядят на него горцы, – наши тела еще двигались, пытаясь удержаться, если это было возможно, удерживая друг друга, уклоняясь от шквала, чтобы не захлебнуться насмерть… тела были живы, а внутри всё было мертво. Мы не могли ни проклинать, ни молить, потому что забыли все слова на свете. Дело было не в буре, – он посмотрел на друзей и медленные, понимающие кивки были ему ответом, – а в том… когда Менельтарма…
Он сглотнул, попытался продолжить, не смог и замолчал.
Ровно гудел огонь в очаге горного жилища, то одно, то другое полено иногда потрескивало.
Грохот извержения Менельтармы не дошел до кораблей, но бешеный ветер оглушил, разрывая уши, и в следующий миг раздался треск мачт: сначала верхних рей, потом… никакого «потом» уже не было, потому что мир раскололся, и прошлое ринулось в бездонную пучину.
Хватало им памяти предков, чтобы увидеть всё это сейчас как наяву? или Черный Камень, всё еще такой близкий, откликался? или знание, почерпнутое из книг, заменяло им провидение?
Кто-то из горцев вытер безмолвные слезы. Им ничего не было известно о Нуменоре, они плохо знали Всеобщий, но всё это было ненужно им, чтобы понять ки хив эфекэтэ кё.
Тех, кого призвал Черный Камень.
Галадор справился с собой и продолжил:
– Я не знаю, сколько нас носило. Хлестал дождь, мы запрокидывали головы и глотали капли, другой пресной воды у нас не было… она была в трюмах, но это же как по другую сторону жизни…
Он зажмурился, заново переживая это: бешеный ветер, сдирающий кожу с тела, шквалы волн, в которых захлебываешься снова и снова, горящее огнем нутро, насквозь прожженное морской водой, – и бесконечную пустоту, такую страшную, что в ней нет места даже страху.
Кто-то из горцев подошел к юноше, положил ему руку на плечо, возвращая к реальности, протянул рог с питьем.
Галадор проглотил залпом, закашлялся. Кажется, там была отнюдь не вода.
– В общем, вот, – сказал он, отдышавшись. – Как приплыли – не видел. Чей корабль был, не знаю.
Все молчали.
Очаг разговаривал сам с собой.
Хозяин дома снял со стены огромный рог горного тура, который наполняют лишь на свадьбах, возглашая, что ныне одна семья, и на похоронах – словно пересчитывая живых. Налил, протянул фоуру.
Люди Запада и горцы встали.
Пили в молчании.
– Давайте я вам сказочку расскажу, – решительно заявил старый лорд утром, еще не дожидаясь, пока все приведут себя в порядок. – Хорошую добрую сказочку про хитрого мальчика по имени Исилдур.
От этих слов будто ярче заблестело солнце, бодрее и свежее стал морозный воздух, все почувствовали себя жутко голодными – словом, жизнь решительно налаживалась. Козленка с кашей дожидаться не стали, проглотили по куску хлеба с горячим питьем и, нетерпеливые, уселись вокруг нового рассказчика.
Кто-то из хозяев, выскочив за дверь, решительно закричал:
– Гьерэ идэ!
Отец Денетора выждал немного, чтобы совершенно не заметить, как в хижину протиснется еще десяток счастливцев, и начал:
– Как вам ведомо, жил некогда умный мальчик Исилдур. Про то, как получил он Черный Камень и как довез его из Нуменора, то другим известно… – при этих словах Денетор вздрогнул, – а я вам расскажу, что было потом. Решил он поставить Камень на Эрех. Но дело это сложное, трудное. Много леса надо, чтобы дорогу Камню вымостить, хитрые машины нужны, чтобы его катить, а труднее всего народу найти столько, чтобы эту махину от самого побережья до Эреха доставить.
– От какого побережья? – спросил Садор. – От Анфаласа? Или от Пеларгира?
– Может быть, и есть где на свете, – наставительно отвечал старый лорд, – такие люди, у которых к видениям карта прилагается…
Хатальдир не удержался и прыснул смехом.
– …а только я не из них.
Он выдержал паузу, дав слушателям просмеяться. Горцы вполголоса переводили его рассказ тем, у кого со Всеобщим было совсем плохо.
– Построили нуменорцы свои машины, сделали настил и покатили потихоньку в горы. Сзади настил разбирают, спереди стелют, а совсем впереди проводники у горцев дорогу спрашивают. Вот и побежал вовсе стороны по горам слух: странное творится, катят заморские люди огромный камень в горы. Стали горцы съезжаться: надо ж посмотреть на такое! Но, – глаза старика хитро блеснули, – такое сложное это дело: стоять и смотреть, когда другие трудятся в три пота. А рядом стоит хитрый мальчик Исилдур, ус свой покусывает… и ждет.
Денетор залился беззвучным смехом, откидываясь назад.
Остальные тоже начали догадываться.
– И вот случилось это, – кивнул фоур, – сказал первый горец: «Дай я помогу».
– А на каком языке? – смеясь, спросил Хатальдир.
– А на каком бы ни сказал! – хохоча взахлеб, отвечал Боромир.
– И пое-ехало… – утирая слезы смеха, проговорил самый могущественный человек в Гондоре. – По горам как по гладкой дороге.
– Они же, наверное, спорили, – задумчиво сказал Таургон, – могут ли иноплеменники катить камень по твоим землям.
– Спорили наверняка, – кивнул старый лорд, – но драк не было. Мирно решали.
– А за Камнем, стало быть, – думал вслух Денетор, – шли вожди тех племен, которые уже сподобились чести катить его.
– И так он всех собрал?! – в восторге почти крикнул Амдир. – Да?! Все горы узнали о нем, все собрались к Черному Камню еще раньше, чем он был поставлен на Эрехе?!
– Я всегда знал, что Исилдур великий человек, – одобрительно изрек наследник.
Горцы в своем углу взорвались хохотом: они оценили нуменорскую хитрость.
– Послушай, – спросил Таургон старого лорда, – так что же, к концу… или даже к середине дороги у него из нуменорцев остались только мастера, управляющие машинами? Если без шуток?
– Сколь я понимаю, – отвечал тот, – нуменорцам было не до шуток. Их мало, дел много. Если одно можно перепоручить, на свободные руки найдется десять других.
– И потом все горцы с охотой принесли ему клятву верности, – Денетор задумчиво глядел ввысь. – Да. Вот это политик. Вот это подлинное величие древних дней… мы – лишь жалкие осколки его.
Днем не было никакой возможности вести серьезные разговоры: то один, то другой начинали смеяться. И горцы тоже. Можно быть уверенным, что история про путь Камня покатится от Эреха обратно к побережью.
На обоих языках. И довольно быстро.
– Ты никогда этого раньше не знал? – спросил Таургон старого лорда. – Как могло случиться, что такое было забыто?
– Я говорил тебе про потери горцев в войне Последнего Союза. Мы сохранили свой язык, но сохранить память труднее.
Денетор молчал и усмехался: всё еще переживал тонкость политики Исилдура.
– Да, хорош, – одобрительно сказал фоур. – Камень бы стоило так прикатить, будь он совершенно обыкновенным. А мы знаем, что это не так, м?
Старый лорд пристально взглянул на сына. Он спрашивал о большем, чем и так было известно девятерым.
Денетор кивнул:
– Да, отец. Мне есть, что рассказать. Но сначала мальчишки. Иначе я боюсь сбить их.
Закат оглушал их всеми оттенками красного. Зубцы дальнего Тарланга полыхали, словно исполинские факелы, но – странно – это не внушало страха. Они были настолько алыми, что даже горцы впервые видели цвет такой силы; ему не было разницы между голыми склонами и ледниками, всё становилось равно рдяным.