Две матроны, совсем пожилая и помоложе, почти не удостаивались внимания ламедонцев и, пожалуй, нарочно уходили в тень, давая их милой девочке оказаться полноправной и единственной представительницей йогазды.
Митреллас, окрыленная успехом, с каждым днем становилась всё увереннее – и прекраснее.
– Денетор не узнает ее, когда вернется, – шепотом говорила Неллас свекрови.
Настоящий праздник не мог начаться до возвращения наследника, но надо же десяткам знатных людей, собравшихся в замке, как-то проводить вечера? Звучала музыка, песни… однажды и Митреллас попросила дать ей арфу. Это вызвало бурю ликования прежде, чем она не то что коснулась струн, а смогла взять инструмент в руки.
Так что никто не выезжал на мост и на правый берег Кирила высматривать Денетора и его спутников, никто не высчитывал дни до назначенного возвращения, никто не пытался понять, куда же они уехали, и не строил волнительных планов, что они будут делать, если йогазда не вернется в срок.
Покорителей зимнего Эреха встретили лишь стражники и слуги.
Это сначала удивило, а потом, когда Неллас и матушка, перебивая друг друга, рассказали о причине, обрадовало.
Лорд Ангбор вообще-то был выдержан, серьезен и воспитан. Но эти качества годились для обычных дней, а не для тех, когда ты приходишь к умнейшему человеку, чтобы спросить: «Так зачем ты совершил это безумство?!»
– Куда вы всё-таки ездили?
Скрыть эту часть правды было невозможно. Остальную – да, с остальной разберемся, но о главном не умолчишь.
– На Эрех, – буднично ответил Денетор.
– За-ачем?.. – выдохнул ламедонец.
Осталось неизвестным, какой ответ был заготовлен у наследника.
Потому что заговорил его отец. Тоже буднично, как о совершенно очевидном:
– Племя хаготт хеги, как тебе известно, уже две с половиной тысячи лет не платит Гондору налогов. Разумеется, мой сын не мог стерпеть этого и поехал разобраться с ними лично.
– А я, – Таургон заговорил раньше, чем придумал, что скажет, – до того, как меня взяли в гвардию, был стражником. И каждую осень мы собирали подати. Так что опыта у меня достаточно.
Денетор стоял с самым непроницаемым лицом, на какое был способен.
Все трое были настолько серьезны, что лорд Ангбор почувствовал, что верит им.
– Но как… чем могут мертвые заплатить налог?! – севшим голосом спросил он.
Денетор смилостивился:
– Сказаниями.
Его сообщники кивнули.
– Да, сказаниями, – обычным тоном продолжил наследник. – Спросите Хатальдира, он будет рад поделиться. Теперь эти сокровища принадлежат всему Гондору.
И от вдохновенного рассказа, как погиб бездетным его предок, все… не то, чтобы поверят в «налоги», но забудут спросить, какова же была подлинная причина поездки.
Все мальчики… да, эти слова снова относились к нему. Надо было возвращаться в привычный Гондор, вспоминать, что твое место позади Хатальдира, а не впереди Боромира, вспоминать, что ты бродяга с Севера, и произносить «мой господин» если не в каждой фразе, то хотя бы в каждом разговоре.
Калембел гораздо ближе к Минас-Тириту, чем Лаэгор. Пусть карты и считают иначе. Что эти карты понимают в людях?
Итак, все мальчики, помывшись и приведя себя из походного вида в человеческий, надели туники Стражей Цитадели, и черно-серебряное великолепие преобразило их. Каждый из них сейчас казался более настоящим, более собой, чем в дорожной одежде. Их молодая сила, ищущая выхода, их мечты и стремления, которым еще только суждено было воплотиться, их уверенность и твердость, для которой еще не нашлось применения, – всё это из внутреннего стало явным. Появление их в большой зале замка вызвало вздох восхищения.
Митреллас на их фоне смотрелась героиней горской сказки, где у девы-лебеди было пять братьев-воронов, готовых защитить ее от любой беды. Денетор, глядя на дочь, улыбался – обычной человеческой улыбкой. В Минас-Тирите Митреллас сочли бы скорее милой, чем красивой; здесь же ее называли не столько прекрасной, сколько – чудесной и волшебной. Имя словно отозвалось в ней, и она казалась эльфийской девой, пришедшей к людям.
Словно видение была она, облаченная в бледно-голубое платье и белоснежное сюрко, отороченное пушистым мехом. Отец лучше ее самой понимал, что она хотела сказать этим нарядом: не парадный черно-белый, приличествующий дочери самого могущественного человека в Гондоре, а этот мягкий светлый – свет ее души, открытой людям.
Денетору не узнать, что спустя полвека, когда с Итилиенской войны к ней вернется… много, очень много, ее будут считать счастливицей: один из средних сыновей, один из близнецов, дочь, бесстрашно не оставлявшая отряд Боромира, потому что воинам всегда нужен лекарь, и муж… да, живой, несмотря ни на что – живой, – тогда Митреллас достанет то самое, ненужное ей в юности, черное парадное сюрко, которое будет уже дурно сидеть на ее постаревшей фигуре, только это будет неважно, ведь оно – из того времени, когда все еще живы, когда еще впереди мечты, любовь и счастье…
Когда все еще живы.
Но до войны – полвека.
Заиграла музыка, начались танцы. Здесь почти не знали того, что танцуют в столице, но все были готовы объяснить Митреллас и ее братьям (что? они не все ее братья? потом разберемся!) простые движения здешнего веселья, а если не сразу получится – не беда, а если потом собьется снова – ничего, подскажем… так что очень скоро столичная молодежь танцевала вместе с ламедонцами, выделяясь лишь цветом своих одежд.
Кроме Таургона.
Появление его в парадном черном заставило некоторых ламедонцев забыть о Митреллас.
Кто он? откуда? откуда-откуда?! ну и глушь, должно быть… и не богат? и даже не слишком знатен? нет, правда, совсем не богат?! – и – до сих пор – не – женат?!
И даже не помолвлен!
Быстро выспросив у одного из юных гвардейцев всё необходимое, к добыче направился первый из отцов. Дочь, изящная темноволосая девушка, в которой была хорошо заметна нуменорская кровь, завороженно глядела на столичного красавца.
Который – вот жалость-то! – не танцует.
Это огорчение поджидало еще не одну ламедонскую красавицу. Темноволосые и русые, уверенные в себе и робкие, откровенно восхищенные им и застенчивые… явись он сейчас как наследник Элендила, он не смог бы очаровать их сильнее.
А вот их отцы были бы жестоко разочарованы, узнай, что он отнюдь не так незнатен, как обмолвился кто-то из его товарищей. Беден – превосходно, значит, нуждается в богатой невесте. Скромного рода – еще лучше, отличный жених для девушки из провинции. И при всем том – друг йогазды!
…здешняя знать ничего не понимала в тонкостях Седьмого яруса и по наивности своей причисляла молодого мужчину к кругу мужчин, а не подростков. А раз черно-белым лордятам в ближайшие лет десять о свадьбе и думать нечего, то и на них сейчас смотреть не стоит. Но этот! – он же разумный человек (раз друг йогазды, то в этом нет сомнений), он понимает, что здесь его ждет в сто, в тысячу раз более удачный брак, чем в столице.
Денетор понял, что Таургона надо выручать. Тем паче, после истории про налоги с мертвых он в долгу.
Наследник подошел к северянину. Очередная девушка, пытавшаяся рассказать, как прекрасны их земли вообще и шахты в частности, исчезла быстрее испуганной горной козы.
– Что же ты не танцуешь? – спросил он тоном, каким говорил, бывало, на скучнейших из столичных празднеств.
Как отвечать такому тону, Таургон не знал.
– Не умею, – пожал он плечами.
Денетор проследил взглядом за Митреллас, которая сейчас как раз запуталась в движениях, и ее со смехом возвращали из чужой цепочки в свою.
– Убедительно, – изволил кивнуть наследник.
Таургон вспомнил разговор перед подъемом на Эрех. Н-да.
Какое-то время он молчал. Денетор ждал, будто и забыв о том, с кем стоял рядом.
– А ты сам почему не танцуешь? – северянин набрался смелости принять предложенный тон.
– В мои годы? – приподнял бровь гондорец.
Танец закончился, все выбирали пары на следующий. Растолкав петушат, к Митреллас пробился седоглавый лорд (хотелось назвать его фоуром), решительный и восторженный настолько, что девушка предпочла его всем юнцам.
– Убедительно, – взглянул на йогазду Таургон.
– Один-один, – наклонил голову Денетор.
На этом первый урок светской беседы был прекращен.
– Замучили? – спросил он.
– Не то слово. Шахты, кузницы… девушки в придачу.
– Я бы советовал выбирать ту, что с кузницами. Возможностей больше, – заметил наследник.
На миг Таургону показалось, что тот не шутит.
– Которую? – усмехнулся северянин. – Их три.
– Тебе нужен мой совет? Пожалуй, здесь я посмотрел бы на девушку, а не на богатство. Всё-таки жить не только с кузницами, но и с ней.
– Мудро, – ответствовал Таургон. И спросил, не выдерживая этой игры: – Послушай, скажи: что мне делать?!
– А что ты должен делать? – посмотрел на него Денетор.
– Ну… они же…
– Ты кому-то что-то обещал? Приехать в гости? Полюбоваться шахтами?
– Нет.
– Тогда о чем говорить?
– Я боюсь обидеть их, – нахмурился арнорец.
– Ты не давал обещаний, а значит, ты и не нарушишь их. Так в чем обида? Жениться на всех разом ты не мог бы в любом случае.
– Ну да…
– И ты зря не танцуешь, – качнул головой Денетор. – Танец – это лишь танец, а не помолвка.
– Может быть. Но мне не хочется.
– Дело твое.
К ним подошел лорд Ангбор. По его улыбке было ясно: ни о чем серьезном речь не пойдет.
– Мой господин, твоя дочь чудо!
Наследник благодарно наклонил голову.
– Летом пусть готовится к путешествиям, – увлеченно говорил лорд. – Мы покажем ей весь Ламедон, свозим к слиянию Кирила и Рингло…
– Да, я слышал, что там красиво.
Ангбор осекся. И тут, в свою очередь, изумился Денетор: что он такого сказал? Ну да, бирюзовые воды стремительного Кирила и желтоватые неспешной Рингло чудесным образом не смешиваются, так и текут какое-то время вместе: половина реки синее, половина желтее. Всякий, кто приезжает в Ламедон, обязательно должен посмотреть на это; нигде в Гондоре больше подобного нет.