– Конечно, – довольно улыбнулся Денетор. – Кто лучше эльфов подтвердит, что Аранарт не погиб и что род его не пресекся? Кто привезет подлинную Звезду Элендила? И, наконец, кто из гондорцев посмеет возразить словам эльфа?
– Денетор, ты увлекаешься…
– Отец, Таургон очень чисто говорит на синдарине и свободно читает на квэнья. Где он выучил эльфийские языки? в пещерах, где почти не осталось книг? во время войны? не смешно.
– Хм…
– Я убежден, что он жил среди эльфов годами. Он, разумеется, ничего не рассказывал, но зная умение этого человека заводить знакомства… честно говоря, если простой стражник Четвертого яруса, нездешний, смог подружиться с будущим Наместником Гондора, то у себя на Севере, где он наследник рода Элроса, он явно общался… отец, я не буду предполагать – с кем, но ход моей мысли тебе ясен.
– Хм…
– И я полагаю, – подвел черту Денетор, – что его северные… скажем так: друзья – примут участие в его судьбе, если речь зайдет о троне Гондора.
– Всё это звучит прекрасно, – нахмурился старый лорд, – но где-то в этом плане есть слабое звено.
– Разумеется, – кивнул сын. – Самое первое. Сам Таургон. За тринадцать лет он не сделал и шагу к Белому трону. Захочет ли сейчас? надеюсь… но не знаю.
– И ты..?
– Я уже сказал, отец: я буду исполнять его волю. И буду советовать ему там, где он попросит совета. Но не подталкивать к моим решениям.
– Я провожу до первой стоянки, – сказал Таургон Денетору. – А потом нагоню вас.
– С тобой поедет один из людей отца, потом покажет короткий путь, – кивнул йогазда.
У них с Шеш есть еще один день вместе. Последний день.
Брунфер смотрел на северянина и понимал: для него всё всерьез. Бедняжка Орэт была не увлечением, не игрушкой для него… и сейчас отцу казалось, что лучше бы для молодого лорда всё было бы забавой на отдыхе, потому что такое пережить проще.
По тракту на восток ехали многие, но, по безмолвному уговору, не приближались к этом двоим.
Им бы наглядеться друг на друга… все думали: перед расставанием, они знали: напоследок.
Таургон улыбался ей: мы обрели больше, чем потеряли. Не грусти.
Она безмолвно соглашалась.
И еще она думала, что он – не такой, как все люди, и она не годится ему в жены. Ему нужна какая-то особенная, необыкновенная женщина. На обычной он не женится.
Дневной переход был долгим, но он закончился.
Таургон и Шеш остановились в отдалении от лагеря.
– Спасибо тебе, – сказала Шеш. – Я стала другой теперь.
– Ты стала собой, – он взял ее руку в свои ладони. Пальцы девушки были теплыми и расслабленными.
Они молчали. Оставалось время только для самого важного.
– Когда приедет человек от Денетора, ты сразу поймешь, кто это. Не потому, что он скажет про Минас-Тирит или назовет йогазду.
– А как?
– Он тебе понравится, – и Арахад сейчас всем сердцем верил в том, что говорит. – И никто и никогда больше не назовет тебя Госпожой Шеш.
Она чуть кивнула.
Он отошел на полшага, но ее руки не выпустил:
– Скажи мне, что ты будешь счастлива.
– Я буду счастлива, – выдохнула она, вложив в эти слова столько веры, сколько помещалось в ее сердечке.
Таургон гнал коня холмами, оставив тракт позади и слева. Чутье следопыта, спасавшее сотни раз на войне, пришло на помощь и сейчас, когда разум стал худшим из советчиков. На свою удачу, Таургон не думал о дороге и потому забирал вправо не больше, чем надо, и именно в те распадки, которые были попутными, а не вели в тупики.
Воин из Лаэгора, выданный ему в провожатые, заботился лишь об одном: не слишком отстать, не потерять из виду. Указывать дорогу? – какое там! гонит как бешеный и не слышит, как ни кричи ему. Хорошо хоть, скачет куда надо.
Всю прошедшую неделю (а она оборвалась в тот момент, когда он, простившись с Шеш, вскочил в седло) он искренне верил в то, что говорит. В то, о чем молчит. В то, о чем улыбается. Потому что иначе – что же будет с ней?!
Но вот – всё. Всё, что с ней будет, будет уже без него.
Без нее. Прекрасной, любящей и… желанной, будь честен с самим собой, невероятно желанной. И он сам отдал ее какому-то… глупцу, который приедет к ней по приказу Денетора, а там уж влюбится, конечно, влюбится, одного взгляда хватит, чтобы быть сраженным красотой и женственностью его Шеш…
…больше-не-его Шеш!
Таургон сейчас ненавидел Второй и Третий отряд разом; он знал там немногих, но перебирал лица: кого выберет Денетор? этого? того? о каждом вспомнившемся он сейчас думал как о лютом враге.
И гнал коня.
Спасибо эльфийской выучке: бедному животному не грозило быть загнанным до смерти.
Добравшись до своих, отдал поводья слугам, а сам, ни с кем не заговаривая, ушел в темноту. Бродил по скальнику, думал ни о чем, злость выгорела, ревность ни-к-кому сменилась душащим отчаяньем.
Был самый глухой час ночи, когда мир затихает, затаивается, выползают страхи и шепчут человеку о его слабостях, раздувая их до небес. Самое опасное время, потому что враг отнюдь не призрачный предпочтет его для ночного нападения. Опыт воина сказался, оглушительная тишина ночи вернула Таургона из переживаний в реальность.
Прежде всего, он не знал, где их лагерь. С рассветом он легко найдет их, но лучше бы вернуться до этого, иначе будут волноваться, а в худшем случае пойдут его искать. И тогда потерян день пути.
Найти лагерь в темноте в незнакомом месте? – довольно просто: подняться повыше. Костер их небольшой, но будет гореть до утра.
Что следопыт и сделал.
Он увидел и пятно дороги, темно-серое посреди черноты, и их костер, но – странное дело: гораздо ближе горел другой костер, на одного-двух человек, и яркий. Охотник? а почему не спит? или?
Таургон пошел к нему.
У костра сидел отец Денетора и невозмутимо подбрасывал небольшие веточки в огонь.
– Ты знаешь, как искать заблудившихся, – усмехнулся следопыт.
– А что вас искать? – приподнял бровь старый лорд. – Сами найдетесь.
Он достал сверток с хлебом и мясом.
– Набегался? ешь.
Таургон ничего не ел с сегодняшнего утра. Утро было в Калембеле, Шеш была рядом, у них оставался еще почти целый день вместе…
– Ешь! – почти рявкнул старый лорд. – Дураки заливают горе брагой и потом ноют, умные заедают горе мясом и потом идут дальше.
Проще подчиниться, чем спорить с ним.
– А теперь ругайся, если хочешь, – милостиво разрешил фоур.
Ругаться хотелось. Но не после такого приглашения.
– Ты любил, когда женился? – внезапно спросил Таургон.
Старый лорд медленно покачал головой.
– Я жалел ее… А от кого ты знаешь эту историю?
– От Наместника.
– А. Наш мягкий и учтивый Диор. Просыпаешься утром, а твоя жизнь уже изменилась.
– Он это любит, да, – мрачно сказал северянин.
– Что? И тебя тоже? Что он с тобой сделал? – горец аж подался вперед.
– Взял в Стражи. Именно так: просыпаешься – а ты уже гвардеец. И хоть бы предупредил… Спасибо ему, конечно, за это… но утро было, гм, запоминающимся.
– Вот-вот. Просыпаешься, а тебя к Наместнику, в смысле – к ее отцу. Тоже было запоминающееся утро.
Треснула ветка в костре, перегоревший сучок откатился.
– Значит, судьба таких невест, – хмуро проговорил Таургон, – выходить за того, кто тебя не любит.
– Кто тебя полюбит, – веско поправил старый лорд.
– Ее легко полюбить…
– Ты неплохо держался всю неделю, – строго сказал горец, – так не порть напоследок.
Он взял длинную палку и разворошил костер, принялся затаптывать огонь. Таургон стал делать то же.
– К лагерю ведет удобная тропка, не заблудимся. Пойдем. Там для тебя найдется пара глотков чего-то покрепче, будешь спать как убитый. А надумаешь страдать, вспомни о Митреллас: она девушка нежная, напугать ее проще простого.
Утром Таургон попросил у Денетора его бритву. Свою он оставил в Лаэгоре.
– Ты чего? – удивился Хатальдир. – Зачем?! Дороги еще сколько…
– Я никогда не рассказывал, с чего началась моя дружба с Барагундом? – осведомился северянин. – Он не примчится из Итилиена выручать вас, когда Брегол и прочие примутся хохотать.
– Хохотать над чем? – не понял юноша. Пусть больше нет девушек (Митреллас не в счет, она – другое), но ему очень хотелось еще покрасоваться бородой хотя бы перед самим собой. А тут Таургон бреется с таким видом, что ну вот просто «это приказ!»
Северянин закончил. Товарищи увидели его лицо… и поняли, что это не приказ, это гораздо хуже. Это неизбежность.
Хочется верить, что ветер на перевалах выровняет им цвет кожи.
Хатальдир с тоской посмотрел на бритву, потом вежливо взглянул на Денетора, тот кивнул: бери, бери.
День начинался с трагедии, но Страж Цитадели должен достойно выдерживать удары судьбы.
ДВЕ ВОЙНЫ
Тот же год, а также 2000–2002 и 2475–2476 годы Третьей эпохи
За время его отсутствия дел накопилось как обычно.
Не много и не мало.
Сколько и должно быть.
Скоро четверть века, как он уезжает в Ламедон каждую зиму. Всё продумано и отработано. Что-то решил дядя, остальное прочли секретари, разобрали по темам и подают по степени срочности. То, что с пометкой «в собственные руки», лежит отдельно. И до этого дойдет очередь.
– Это из Хранилища, мой господин.
Хранилища?
– Они сказали, ты просил их поднять архивы.
Ах да. Зачем-то заинтересовался старым тысячником, говорившем о благородстве сердца Аранарта. И тебе собрали всё о нем. Надо будет наградить хранителей.
Бессмысленный, ребяческий порыв. Какое тебе дело до чувств четырехвековой давности?
Какое тебе вообще дело до чувств, когда государь сказал тебе «Ты можешь всё, так уладь мои дела с девушкой». У другого прозвучало бы насмешкой, но не у него. И кстати, надо переговорить с Эдрахилом. Он наверняка хорошо знает Второй и Третий отряд.
– Да, я помню. Это ждет. Дальше?