Хозяйка принесла пива и кусок сыра.
– Спасибо, Хириль.
Арнорец произнес эти слова самым мягким тоном, на какой был способен. Не ее вина и не его заслуга, что они живут в разных руслах времени. А обедать в этой таверне было куда уютнее, чем в трапезной Седьмого яруса…
– Таургон? – нахмурилась она, мысленно стирая изменения с его лица, как стирают многолетнюю пыль со старого сундука в кладовой, и из-под нее проявляется потертый рисунок. – Это правда ты?
– Честное слово, – он улыбнулся.
Улыбка у него осталась прежней.
– Да ну тебя, господин мой, – махнула на него рукой хозяйка. – Похорошел, помолодел, не моего полета ты теперь птица!
Она с нарочитым возмущением развернулась и изволила удалиться в кухню.
Таургон стал резать сыр, скрывая замешательство. Неужели он действительно изменился настолько сильно? К этому он готов не был.
– Ну, рассказывай свои новости, «господин», – последнее слово Денгар произнес с усмешкой, и на том спасибо.
– Совершенно никаких, – Таургон отпил. Пиво душистое, густое… пролей на стол, так к нему потом кружка прилипнет, не отодрать. – Караулы, Хранилище. Разговоры о прочитанном.
– Не женился?
Северянин покачал головой.
– Ну да, у тебя времени запас…
– А у тебя как? Что сыновья?
– Сыновья славно. Все четверо уже десятниками; младший у меня же.
– Прочишь на свое место? – снова отхлебнул арнорец.
– Всё может быть… – уклончиво ответил командир стражников. Взял кусочек сыру, другой. – Да… а дочка замужем, и не поверишь: здесь же, в Четвертом.
– Поздравляю. Хорошее приданое дал?
– Ну, раз взяли, – не без гордости усмехнулся Денгар. – Парень из младших сыновей, и у них любовь… ну а с его папашей – сам понимаешь, к чему у него любовь. Но договорились мы с ним, и быстро так договорились.
– Я рад за тебя. А что со службой?
– А что с ней? – искренне удивился Денгар. – Всё как при тебе, бывает шумно, бывает тихо…
– А сбор налогов? – спросил Таургон как бы ни о чем.
– Что, до сих пор вспоминаешь с ужасом? Да брось, оно уже и при тебе было тихо, а сейчас совсем спокойно, как до всего.
– Правда? – гвардеец взял кусочек сыру, отщипнул от него совсем маленький, отправил в рот.
– А что ж ты хочешь? Почти тридцать лет прошло! Против неизбежного не пойдешь, а за столько времени любой выучит, что платить придется всё равно, и лучше всё подготовить спокойно и заранее, чем плач и крик осенью.
Денгар тоже взял сыру, сложил несколько кусков, откусил от этого сооружения.
– Так что, – продолжал командир стражников, – сейчас это дело скучнее, чем было раньше. Тогда: пришли, купец Эбору песни всякие печальные поет про свои беды, Эбор из него хоть какие еще деньги вытянуть пытается… зрелище. Сейчас: пришли, он мне всё отдал, я проверил, ушли. Вот тебе и весь осенний кошмар.
Таургон сделал хороший глоток пива.
– Так ты изменил мнение о Денеторе?
– А Паук тут при чем? – не понял Денгар. – Он им устроил то, что страшно вспомнить. А выбрались из этого они уже сами.
– Интересная логика, – гвардеец продолжил пощипывать сыр. – Значит, если человек не платит налоги, а его заставляют всего лишь поступить по закону, то виноват Денетор. А если спустя четверть века правления Паука люди платят налоги исправно, осенний сбор – быстрое и скучное дело, то никакой заслуги Денетора в этом нет.
Денгар пристально посмотрел на него:
– Теперь я понимаю, почему ты так изменился. Я же помню, каким ты приходил к нам в первые твои годы в Цитадели… ну да, ты был красавцем при королевском гербе, но ты был наш. А сейчас… да что говорить, достаточно на это глянуть!
Он показал глазами на стол.
Теперь не понял Таургон:
– Ну, сыр. А что?
– Вот именно, что ты не понимаешь! Ни один нормальный человек не станет резать так тонко!
– Что ж, я не знал, что тонко нарезанный сыр – это преступление.
Он попытался обратить все в шутку, но явно не вышло.
– Ты теперь видишь мир, как они, – серьезно сказал Денгар. – Похоже, мне действительно пора называть тебя «мой господин».
– Денгар, – не менее серьезно ответил Таургон, – я теперь именно: вижу мир. Мир, а не чувства, застилающие нам его.
– Скажи, – горько спросил бывший командир, – чем поманил тебя Паук? Что он дал тебе? земли? золото?
Северянин медленно покачал головой:
– Если измерять этим, то ничего. Совсем ничего.
– Тогда что? Что ты получил от него, раз теперь не веришь тому, что видел собственными глазами?!
Собственными глазами… он видел крестьянина, у которого Денетор отбирает три четверти урожая масла. Что бы сказали купцы, отбирай у них чего-нибудь – три четверти?!
Но вот об этом говорить Денгару точно не стоит.
– Что я получил от него? Только его дружбу.
– Тогда нам не о чем говорить… правоту друга ты будешь отстаивать до конца.
– Послушай! Да, ужас первых лет… любой возненавидит. Но сейчас, когда прошли годы, неужели ты сейчас не видишь, скольким ты сам ему обязан?
– Я? Пауку?!
– Денгар, да! Ты же сам мне рассказывал, как стал командиром. Подумай: если бы не первый сбор налогов, ты бы остался просто стражником… ну? Как бы жила твоя семья тогда? Смог бы ты дать дочери такое приданое?
– Знаешь, – покачал головой бывший командир, – это уже чересчур. Я понимаю, что Денетор хорош для тебя, но всему есть предел. Тем, что у меня есть, я обязан только себе. Я же рассказывал: мне некуда было деваться. Это ты у нас красивый и чистенький, а я и слез насмотрелся, и проклятий наслушался. Будто я себе всё то золото уносил!
– Да, всё так, – кивнул Таургон. – Ты смог это выдержать, и поэтому ты сейчас живешь спокойно и в достатке. Но если бы не Денетор, ничего бы этого не было. Десятки лет командиром был бы Эбор, и неизвестно, кому бы досталось его место потом.
– Тебя послушать, спасибо Денетору, что солнце по небу ходит! – Денгар чуть кулаком по столу не стукнул в сердцах.
Таургон понял, что пора сдаваться. Денетор оказался в очередной раз прав. Да и сколько времени ушло у Диора на то, чтобы убедить тебя самого? и не убедил ведь, ведь только сам Денетор и смог перебить предубеждение.
Сиди и ешь свой сыр. Маленькими кусочками. Слишком тонко нарезан, видишь ли. Хорошие люди так нарезать не будут…
– Мир, – сказал Денгар. – Вот нам не хватало из-за Паука ссориться.
– Ну да, – вздохнул Таургон. – Знаешь, он мне так и сказал, что у меня ничего не получится. Что даже если о нем правду станут говорить те, кто его очень хорошо знает, то им не поверят.
– Он? Сказал?
– Да. Мы же с ним спорили об этом. «Пусть ненавидят, это бесплатно», вот что он мне ответил.
Негромкие слова былого подчиненного действовали сильнее его доводов.
– И… каков же Паук… Денетор по-твоему?
– Посмотри на Минас-Тирит, – сказал гвардеец со вздохом. – Посмотри на Гондор. Посмотри на свою семью. Посмотри, какой стала страна, которой он правит. Мне больше нечего сказать.
Денгар глянул, сколько у него пива осталось в кружке. Маловато, да. Допил одним глотком.
Таургон сделал то же.
– И ты считаешь его хорошим человеком? – спросил командир стражников недоверчиво.
– Очень.
– Выпьем еще пива?
– Бери себе, – пожал плечами Таургон. – Я не хочу.
– Ладно, парень, не расстраивайся, – сказал Денгар так, будто тот по-прежнему был его подчиненным. – Паук – хороший человек, ну надо же… и я ему обязан тем, что у Аэрин приличное приданое… Гм. А знаешь, в этом что-то есть.
Таургон осторожно улыбнулся.
– Но в одном твой друг прав, – подвел черту командир стражников, – не пытайся переубеждать других. Дохлое дело. Я вот тебя хорошо знаю, ты дурного человека другом не назовешь, и обмануть тебя непросто. Поэтому я тебе… ну, поверю, не поверю – но я тебя услышал. А остальные спросят, сколько Паук тебе заплатил за эти похвалы.
– Про остальных я и сам понимаю, – сказал Таургон. – Мне было важно изменить твое мнение.
– Отомстил за свой ужас? – усмехнулся Денгар.
Северянин пожал плечами: хочешь это называть местью – называй.
* * *
Митдир проводил в Хранилище всё свободное время.
Таургон подозревал, что и несвободное тоже: Эдрахил потихоньку распространяет привилегированное положение арнорца на всю их шайку, рассуждая, что в караулах есть кому стоять, а если этим юношам надо для дела, то можно пойти навстречу. Сегодняшние друзья Боромира – это завтрашние великие лорды. Или выдающиеся люди, что может быть не меньше.
Митдир задался целью доказать, что у Исилдура было Кольцо Врага. Хатальдир почти смеялся над ним (всем же с детства известно, что оно сгинуло с Неназываемым!), Амдир и Галадор смотрели с явным недоверием, Боромир и особенно Садор честно признавали свою неначитанность. Разрешить их споры проще всего было бы Таургону, но он решительно избегал всех разговоров об Исилдуре и Кольце. Тому было две причины. Аргумент «мне владыка Элронд рассказывал…» убедил бы даже Хатальдира, но вызвал бы лавину вопросов, мягко говоря, ненужных. Можно было бы ответить не прямо, что-то про книги, уцелевшие на Севере (не упоминая, что они в Ривенделле), можно, если бы… если бы от одной мысли о Кольце не начинал болеть несуществующий ожог.
Так что Митдир был им брошен на произвол судьбы, и судьба ждала его в Хранилище, а там на него всё больше смотрели, как на своего, и если Таургон для них всегда был воином, интересующимся мудростью, то в Митдире они уверенно видели собрата, пока что носящего меч.
Митдир всё глубже уходил в историю (глубже – в прямом смысле: ему уже позволяли спускаться в архивы), друзья почти не видели его, разве что Таургон по утрам, пока однажды юноша не пришел к ним тихий и торжественный, сказав «Я нашел». И, улучив минутку, Таургону: «Ты же поможешь с квэнья? Я не уверен в переводе».
Арнорец пошел к Эдрахилу отпрашивать Галадора с Садором на ближайший вечер («Митдир не доживет до утра, если сегодня не покажет нам всем свою находку» – «Гибели Стража я, конечно, допустить не могу»), и вся семерка собралась в Хранилище. Их ждали, на столе, окруженный светильниками, лежал пергамент Исилдура, старый Серион смотрел на Митдира с гордостью, радуясь находке документа больше, чем его содержанию.