Таургон стиснул зубы. Он увидел надпись – и перед глазами встали эти буквы горящими огнем изнутри Кольца.
Руку пронзила боль сильнее, чем тогда на Эрехе.
Митдир стал переводить. Квэнья он знал прекрасно и напрасно сомневался в себе. Он читал слова о том, что Кольцу предназначено стать реликвией Северного королевства, о том, как оно обожгло руку Исилдуру, об огненных знаках.
– Всё так, как я видел! – задыхаясь от счастья, говорил юноша. – Всё совпадает, слово в слово!
Всё совпадает.
Лоб в крупных каплях пота, но ты их не отираешь, чтобы жестом не привлечь к себе внимания. И хорошо, если не до крови закушена губа.
– А надпись? – спросил Садор. – Что это за язык?
– Я не знаю, – сказал Митдир. – И никто здесь не знает его.
– Аш назг… – начал читать Хатальдир.
– Стойте! – рявкнул Таургон.
Все вздрогнули, и даже эхо, словно испугавшись, откликнулось коротко и затихло.
– Ты знаешь?
– Знаешь этот язык?! – спросило его разом несколько голосов.
– Я знаю, что это за язык, – резко ответил наследник Исилдура. – Я видел тексты на нем. И я говорю вам: спрячьте этот документ глубже, чем он был. Чтобы найти его мог только тот, в чьих руках он не принесет зла.
– Но это просто слова… – порывался спорить Хатальдир.
– Да, – сурово ответил Арахад. – Слова. Одного из тех, чье слово было Творением.
– Но ведь этот документ, – Митдиру не верилось, что его находку, такую ценную, спрячут и забудут о ее существовании… конечно, он искал ради истины, но и слава человека, изменившего некоторые страницы в древней истории, тоже маячила в его мечтах, – он меняет наши знания и о Войне Последнего Союза, и о судьбе Исилдура…
– Изменяет ваши знания, – еще резче ответил арнорец. – У нас на Севере любому мальчишке известно, что именно Кольцо погубило Исилдура.
– Ты зна-ал?! – Митдир задохнулся от несправедливости. Предательство друга ударило больнее грядущего погребения находки. – Знал и молчал?!
– А что ты видел на Эрехе? – вдруг спросил Амдир, перебивая обоих.
Ответом ему был яростный взгляд северянина, но сын Фелинда не испугался и дерзко продолжил:
– Его?!
Настала тишина. Только сердца стучали. Серион твердо знал, что поступит именно так, как сказал арнорец: спрячет документ глубже, чем было. Если уж Таургон, всегда такой спокойный и добрый, превращается в дикого зверя, а юный лорд Амдир, сама учтивость, становится резким… нет, страшно подумать, что будет, если это прочтут менее достойные люди.
– …поэтому я и говорю, – переведя дыхание, произнес Таургон, – подлинное знание о гибели Исилдура ничего не изменит. В лучшую сторону не изменит точно.
На этот раз боль не желала проходить. Ты твердил себе, что никакого ожога нет, это твоя впечатлительность и вообще надо радоваться тому, что найден пергамент, написанный рукой Исилдура (в Имладрисе их не было, а архивы Севера погибли в огне Форноста).
Но на слове «рукой» ты снова сжимал зубы.
По счастью, на рассвете надо было в караул и, как обычно, к Древу. Должно полегчать.
Митдир в твою сторону не смотрел. Потом ты ему объяснишь, что действительно не мог иначе, и расскажешь им всем подлинную историю гибели Исилдура (если не знать, что там Кольцо, то совершенно не понятна ярость и упорство орков; а вообще знакомая картина: вражьи командиры повержены, а эти отряды сражаются, не зная, что их война проиграна…). Потом. А сейчас стоять у Древа, вслушиваться в него и ощущать, как уходит боль.
Сейчас ты не сомневаешься: слова летописей о том, что Исилдур посадил Древо в память о брате, следует понимать буквально. Не отдал приказ посадить и стоял на церемонии живым памятником своему величию, а посадил своими руками. И боль прошла. А то и ожог с руки исчез. От прикосновения к нежной, как кожа ребенка, коре юного Древа, след пламени Врага сошел.
…надо поговорить с Денетором. Он учит тебя искусству застольной беседы не просто так. Он ничего не делает просто так. И если пытается превратить лесного дикаря в гондорского аристократа, значит, рассчитывает посадить за один стол не только с собой. Но и с лордом Фелиндом. А то и с Салгантом… интересно, наш Салгант – такой же любитель покушать, как и его тезка из древних преданий? хотя в эльфа-обжору верится всё-таки слабо.
…надо говорить. Он видит тебя Королем и не знает, что ты уже сказал «нет». Он учит тебя и надеется. Надо быть честным с ним. Он заслуживает честности.
…говорить. Не напрямую, это слишком тяжело для обоих, но прямой разговор им и не нужен. Они отлично понимают друг друга.
Когда он вернется в Арнор, сколько лет ему понадобится, чтобы отвыкнуть от гондорского языка намеков?
Когда он вернется?..
* * *
Сыров было несколько: один очень нежный, тающий во рту, другой душистый, а третий острый.
Попробуем острое к острому?
– Ради меня ты прошлый раз нарушил свое правило, и я буду так дерзок, что попрошу об этом вторично.
– Я уже сказал, что сделаю для тебя исключение. Так что не извиняйся, ни сейчас, ни впредь.
Судя по тону, вкус сыра волнует его куда больше, чем собственные слова.
– Как я понимаю, если бы не медленная смерть северных земель, такого огромного строительства дорог не было бы?
И не забывать про тарелку. Ужин, а не совет.
– Совершенно верно, – Денетор отрезал от кусочка сыра совсем маленький, чтобы глотать, почти не жуя. – Это было бы очень медленно и очень, очень дорого. Я начал с дорог, – он резал, ел и почти не прерывал речь, – поскольку чем они лучше, тем больше ездят купцы и тем больше налога они платят. И стал искать, где взять строителей.
– И так ты решил две проблемы разом, – улыбнулся Таургон.
– Три, – уточнил Денетор. – Ты упускаешь из виду земли юга. Лорды Анфаласа и Андраста отдают незанятые земли. Очень щедро: каждый переселенец берет столько, сколько может обработать. Незанятыми, конечно, остаются худшие из мест, но всё-таки они гораздо плодороднее того, что брошено на севере.
– Опять-таки больше налога?
– Если ты имеешь в виду налог с крестьян, то это не самое интересное. В богатое хозяйство охотно приедут купцы… тебе объяснить весь этот механизм?
Подали паштет, это прекрасно, можно есть по крошке и разговаривать.
– Нет, объясни мне другое. Ты позволяешь Эмнету и другим северным землям умирать, потому что это входит в твои планы?
– Наоборот, – серьезно сказал наследник.
Налили новое вино, более крепкое.
– Знаешь, – он привычно-насмешливым взглядом смотрел поверх кубка, – чем добрый человек отличается от практичного?
– И?
– Добрый пытается помочь тому, кому нужна помощь. А практичный действует там, где может достичь успеха.
– И ты, сколь я выучил, себя к добрым не причисляешь? – поднял кубок Таургон.
– Ни близко, – тем же жестом ответил Денетор. – Не смешивай добрых людей с добрыми делами. И, если не возражаешь, прервемся на перепелов. Они хороши горячими.
Они расправились с сочными пичугами, и он продолжил совсем серьезно:
– Наш север умирает. Я ничего не могу с этим сделать, и мне остается извлечь из этого сколь удастся больше пользы (потому что пользу можно извлечь из любого изменения). Но если ты меня спросишь, что сделать, чтобы север ожил…
– А можно?! – Арахад разом вспомнил свои мысли более чем десятилетней давности.
– На словах – да, – Денетор слегка отпил. – А на деле… ты видишь мое бессилие.
Боромир едва не поперхнулся. Чего-чего, а услышать от отца слова о бессилии он не ожидал.
Внесли горячее. Ели молча.
– Хорошо, – сказал Денетор в ответ на безмолвные просьбы, – я объясню. Как ты слышал на совете, этим землям нужна защита от разбойников, а жадный наследник не хочет на нее тратиться. Я действительно не хочу, но причина не в жадности.
– Я понимаю, – перебил Таургон. – Сам я лишь единожды прошел там охранником обоза, но наши люди ходят там постоянно и, сколь я знаю, становится всё хуже. Лорд Норвайн сказал всё правильно: пустеют огромные земли.
– Именно. Заставы на западной границе не остановят агонию. Не всё, сказанное на совете, было правдой, но это так и есть.
Боромир вспомнил, как брат делился опасениями, мрачно и резко: «Еще отправит меня на Изен, вот и все мечты!» Если уж Барагунд, с его любовью к тяготам, туда не хочет, что говорить о других?
– Но ты сказал: есть способ? – спросил арнорец.
– Да, очень простой. Нужен человек, который загорится этим краем. Полюбит его вопреки всему. И зажжет других, – Денетор сделал большой глоток. – Если бы такой человек пришел ко мне и сказал, что знает, как возродить Эмнет, я дал бы ему все полномочия, невзирая на то, мудры его идеи или безумны. Мудры – пусть осуществляет, безумны – я пришлю ему советников, умеющих тонко влиять… это частности, они не важны. Любовь и вера – вот что может возродить эти земли. Только это.
Арахад взял яблоко и задумчиво захрустел им, забыв про все ножи и вилки для фруктов.
– Много лет назад я думал об этом, – он посмотрел на огрызок в своей руке, со стыдом положил его на тарелку; ее ему тотчас сменили. – У меня даже был план; не такой и безумный. Но сейчас это неважно. Сейчас я вижу то, чего не сознавал тогда.
Вот и добрались до главного.
Твой ответ «нет» он уже понял. Осталось только объяснить его. И речь уже совсем не об Эмнете.
Хорошо, что здесь Боромир и Неллас. Для них мы будем делать вид, что речь по-прежнему идет о землях у Изена.
– Если бы нужен был решительный человек, который поставит заставы, перебьет самых дерзких разбойников, загонит в горы остальных, я бы взялся. Но ты прав, этой земле нужен не командир, а влюбленный. И это не я. Нельзя заботиться о крае, думая: «через десять-двадцать лет я уеду».
– Нельзя, – кивнул Денетор. – Люди почувствуют это.
– Скажи, – вдруг спросил Таургон, – что будет с Гондором через сорок, пятьдесят лет?
Наследник совершенно не ожидал этого вопроса: