ом вот сидишь невесть сколько, ждешь чего-то.
Да и туда еще неизвестно как дойдем, вряд ли все пройдет так же гладко, как с этими тремя, не бывает так. Кстати, а может, уже все отменилось с ужином? Хорошо бы…
Я достал телефон и набрал Вежлеву.
— Любезный сэр, — сообщила мне она вместо приветствия. — Если вы позвонили мне сообщить, что завтра все отменяется, я прокляну вас, а после брошусь вниз со своего девятого этажа, как с башни в море. И мой бесплотный призрак будет являться вам каждую ночь, махать пальцем перед вашим носом и премерзко шипеть.
— Напротив, моя прелестная леди. — Я поддержал ее шуточный тон. — Я позвонил вам, дабы убедиться в том, что наша завтрашняя встреча состоится, ибо только ожиданием ее, ее одной, я живу все эти длинные дни и эти ужасающие, пустынные и наполненные тоской ночи.
— Да? А что же, малолеточка из редакции их никак не скрашивает? — немного язвительно ответила мне собеседница. — Ай-ай-ай, надо ее все-таки к себе забрать и немного подучить кое-чему. Также и захиреть мужчинка может…
Нет, ей не то что палец в рот… А завтра-то целый вечер еще на манеже бегать…
— Я, если надо будет, сам ее отшлепаю, — похоже, подставился, судя по хихиканью. Ну ведь взрослая тетка, а разговор, как у первокурсников каких-то… Вот спасибо Зимину…
— Ах, проказник, — тоненьким голосом пискнула Вежлева.
— Да, я такой, — продолжил я игры. — Я просто хотел спросить: за тобой подъезжать так же, как и договаривались, к «Радеону», к семи? Все в силе?
— И не надейся даже, — уже абсолютно нормальным голосом сообщила мне Марина. — Не соскочишь, смею тебя заверить. Жду тебя в семь.
И повесила трубку.
Н-да, та-то змея цифровая была, и, несмотря на все ощущения, с вероятностью девяносто девять процентов вреда мне никакого в моей настоящей жизни она бы не принесла, даже если бы влила в меня канистру яда. А вот эта женщина, похоже, проглотит меня и даже не заметит. И все это не очень здорово, конечно. Что мне от нее ничего не надо — это понятно, причем кристально. Я еще не окончательно сошел с ума. Но при этом предельно ясно, что ей что-то надо от меня. И пока я не пойму, что именно, будет она меня терзать, как тот орел Прометею печень.
Я погуглил ее имя, нашел несколько ссылок, полюбовался отлично отретушированными фотками, прочел несколько статей о ней и несколько ее статей, искренне удивился, обнаружив, что кроме ожидаемого и предсказуемого МГУ Вежлева успела отучиться в престижном американском учебном заведении, сделавшем ее дипломированным экономистом, и до кучи отметилась еще и в Британии, где получила диплом юриста. Однако высокая работоспособность, когда только успела? Поверить в то, что такую женщину может заинтересовать обычный дятел вроде меня, пусть и из Москвы, и даже редактор газеты, — это надо быть или невероятным романтиком, или полным идиотом.
Погоняв все эти мысли в голове и придя к выводу, что надо держать ухо востро, а пятки, если что, смазанными, я было собрался пойти и кинуть что-нибудь в живот, что-нибудь эдакое, благо в холодильнике у меня теперь всегда это что-нибудь было, не то что в старые времена (Вика невероятно долго сопротивлялась, когда я ей объяснял, что деньги на продукты и хозяйство надо брать вот отсюда, из этой самой банки с надписью: «Самая надежная банка для хранения денежек»), как вспомнил о том, что я не сделал.
Хлопнув себя по лбу, я набрал телефон Азова, начальника безопасности «Радеона».
— Добрый день, Илья Павлович, это Никифоров. Ну, у меня «Импалу» угнали, которую вы потом нашли, — немного путано, но зато информативно поздоровался я.
— Добрый день, Харитон…
— Просто Киф, — перебил его я. — Так привычнее.
— Добрый день, Киф. — Чувствовалось, что Азов улыбнулся.
— Я вам спасибо звоню сказать, ну и что с меня сто грамм и пончик!
— Пончик — это хорошо. Хотя, конечно, тех пончиков, что были раньше, теперь уже нету, — ностальгически принял мою благодарность Азов.
— А где вы машинку-то мою нашли-то? — задал я и в самом деле интересующий меня вопрос. — Где-то высоко-высоко в горах?
— Представь себе — нет, — огорошил меня Азов. — В товарном вагоне мы ее нашли, в Таджикистан она ехала.
— Куда? — опешил я.
— Не поверишь — сам удивился. — Азову было явно приятно рассказывать мне об удачно проведенной операции. — Кто-то из тамошних серьезных бабаев был в Москве, увидел тебя на ней и загорелся: мол, хочу такую же. Народ они нетерпеливый, и деньги есть, вот и тиснули твою машину, загрузили в вагон с соблюдением норм безопасности и повезли малой скоростью на родину основных работников московского ЖКХ. Он самолетом хотел, но, в конце концов, решили транспортировать твою машинку все-таки на поезде, на наше счастье.
— Шапито, — только и смог сказать я. Детали освобождения «Импалы» я узнавать не стал, от греха.
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается. — Азов явно тоже не спешил рассказывать мне о своей внутренней кухне. — Как у вас дела? Надеюсь, все спокойно, все в порядке?
— Абсолютно, тьфу-тьфу-тьфу, — суеверно сплюнул я во избежание. — Завтра вот в ресторацию иду, в «Бочку Бахуса».
— В «Бочку»? — заинтересовался Азов. — С кем-то из наших?
— С Вежлевой, — ответил я и затих, ожидая реакции.
Азов замолчал, потом негромко хохотнул и сказал:
— Я не стану это комментировать, но дам тебе совет. Все, что говоришь, взвешивай десять раз и, попрощавшись с ней, пересчитай пальцы на руках и ногах. Как только попрощаешься — сразу убедись, что все они в наличии.
— Спасибо, Илья Павлович, я все понял. — Я и впрямь был признателен этому спокойному и деловитому человеку и за машину, и за совет.
— Во сколько ждать? — Вика очень спокойно поправила мой шарф и открыто посмотрела мне в глаза.
— Ну, не знаю, надеюсь, часам к одиннадцати-двенадцати, — пожал плечами я. — В семь мы встречаемся, да до ресторана, да там часа два-три, да обратно.
— И еще ее домой отвезти, — помахала пальцами Вика. — Это правила хорошего тона.
— Ну да.
Ситуация была диковатая, на мой взгляд.
— Отвезти, но не остаться там самому. — Пальцы сплелись в рогульку и ухватили мой нос, причем довольно больно. — Я тебя жду, и завтра рабочий день, так что не заставляй меня недосыпать. Я не хочу ходить с синяками под глазами и клевать носом!
— Я бонял, — прогугнил я. Однако вот и зубки прорезались. Как там? Тихая, спокойная, разумная. И цепкая.
Вика коснулась губами моей щеки и отправилась в мой кабинет — она все чаще сидела там в мое отсутствие. Я потрогал нос и пошел к выходу.
По дороге я заехал в магазин комнатных растений и купил большую цветущую бегонию — растение бессмысленное и никчемушное, зато в красивом горшке. Ну не букет же ей покупать, обозначая все-таки, что это свидание, незачем это. Тем более я обещал, что буду в валенках и с цветком в руке. Ну, валенки искать мне некогда, кстати, отличная для зимы была обувь, я в них все детство отбегал — сухо, тепло и удобно. А вот цветок — в наличии.
Вежлева выпорхнула из дверей «Радеона» ровно в семь. Длинноногая, с модной прической (это когда вроде как волосы и вразнобой, но вроде как и аккуратно. И как они это делают?), с загадочной полуулыбкой и формами, которые снятся подросткам пубертатного периода в предутренних снах.
Я вышел из машины, размахивая бегонией, и сообщил:
— Прости, барыня, не было ить валенок-то! Ну не было!
— Хм… Ну, хоть три корочки хлеба-то ты мне обеспечишь сегодня? Я бы съела сейчас что угодно, даже подметки ботинок, если их с соусом подадут!
— Вашество, всенепременно. Ну, подметок не обещаю, но думаю, что по куску вырезки да с гарнирчиком сложносочиненным мы употребим. Да еще салатику перед этим откушаем и, может, еще ассорти мясного…
— Киф, скотина! Я сейчас слюной захлебнусь! Хочу-хочу-хочу! Поехали скорее!
Мне понравилось, как она ела. Не жеманничая и не пуская в ход все эти женские штуки, вроде: «Вообще-то я худею, но сегодня, только ради тебя. Мм. Уже шесть вечера! После шести я не ем! А сколько тут калорий? Что значит — не знаю? Позовите мне вашего начальника, как он там у вас называется?» Нет, как только нас провели в кабинет, Марина цапнула со стола меню, четко объяснила официанту, каких салатов и закусок ей не надо и какие она желает откушать, какое мясо она хочет и какой степени прожарки оно должно быть, сообщила и впрямь сложносочиненный состав гарнира, отмела его доводы: «Но у нас гарнир…» — заметив, что вон тот Буратино довольно богат (ее пальчик с безупречным маникюром ткнул в меня) и все его, официантские, труды будут вознаграждены.
Чем дальше, тем больше. Даже против своей воли и вопреки рассудку я любовался этой женщиной. Она была абсолютно естественна во всех своих проявлениях, и это мне тоже очень нравилось. И она видела это, поскольку, судя по всему, к подобному давно привыкла. При этом мой инстинкт самосохранения просто вопил об опасности, поскольку увлечение такой женщиной — это верный путь на погост, в район семейной усыпальницы, на предмет подзахоронения. Или в дом скорби.
Утолив голод, она достала пачку недорогих сигарет, причем не этой тонкой модной ерунды, а «Лаки страйк», сигареты работяг и шоферов, и с аппетитом закурила.
— Так вроде нельзя в ресторане? — Я ухмыльнулся.
— Ой, не нуди. — Марина стряхнула пепел в пепельницу. — Если стоит пепельница, то можно. Сам же знаешь: все животные равны, но некоторые…
— Ну да, — достал и я сигареты. — Так оно и есть на самом деле.
Она засмеялась, тряхнула головой так, что прядки волос разлетелись в разные стороны, и положила свою ладонь на мою:
— Да не напрягайся ты, не нужен мне твой скальп в мою коллекцию. Без обид. Ты славный мальчик, но… Ты же все понял?
Я шумно выдохнул, изображая огромное нравственное облегчение, и продолжил ее фразу:
— Но я не та мишень, в которую нужно стрелять?
— Что-то в этом роде. И девочка твоя напрасно переживает, хотя, с другой стороны, ей это очень полезно — вперед наука будет. Но в принципе, если хочешь приключений на свою голову…