– Умру! Я умру! Слышишь, я умру!!!
Тьма взревела в ответ, завеса на воротах затрепетала, будто на ураганном ветру, а свет стал нестерпимым, ярко-красным. А затем…
Кухулин почувствовал, как кто-то ударил его по щеке, потом еще раз – по другой. И вдруг вместо стены с кроваво-красной завесой всплыло лицо незнакомого мужчины. Светловолосого, темноглазого, плохо выбритого…
– Ох, и спишь же ты, майн фройнд, – сказало лицо. – Не добудишься, пришлось пару лещей отвесить.
Тут Кухулин вспомнил, что находится в гостиничной клетушке, а перед ним – компаньон по Играм Феликс Фольгер. Следом он почувствовал, как кто-то судорожно сжимает его левую руку. Кухулин повернул голову и увидел перепуганные глаза Леноры.
– Милый, – шептали ее губы, – милый Кух…
– Все в порядке, львенок, – Кухулин накрыл руку девушки свободной ладонью, – просто дурной сон.
– Скоро жеребьевка, – сказал Феликс, – пора идти.
Возле лесенки, ведущей на платформу, компаньонам преградили дорогу трое грозного вида мужчин. Один из них был русобородым, двое других, чернявые, смахивали на кавказцев. Кухулин не считал их опасными: оружие, как огнестрельное, так и холодное, у них должны были забрать пограничники. Да и расправиться с этими боевыми ребятками, пожалуй, не составляло труда тому, кто сильней обычного человека почти в два раза. В драку лезть не было никакого смысла: Кухулин уже понял, что хулиганство в Ганзе пресекается быстро.
– А! – злобно прохрипел русобородый. – Фольгер, решил поучаствовать? Что, ушла от тебя твоя шалава? Не смог взять? Новую завел? – русобородый покосился на Ленору. – Сколько стоит с ней покувыркаться? Ты ведь водишься только со шлюхами.
Кухулин медленно поднял руку и, коснувшись плеча жены, легонько сжал его, тем самым как бы говоря: «Не злись, они провоцируют. Специально».
– Безымянка, это снова ты, – Фольгер улыбнулся. – Решил бесславно погибнуть на Играх? Ты знаешь, что хамить добрым людям вредно для здоровья? Вплоть до летального исхода.
– Что поделать, не мы такие, жизнь такая! А вообще меня зовут Лом! Ты понял, Лом! Я еще вырежу свое имя на твоей груди! – русобородый вновь перевел взгляд с Феликса на Ленору. – Так сколько стоит эта малолетняя потаскушка? Фольгер, сколько?
Не переставая улыбаться, Феликс поднял вверх три пальца.
– Что? – русобородый переглянулся с ухмыляющимися подельниками. – Всего три масленка. Так давай мы прямо сейчас десяток дадим. Пустим по кругу, да еще патрончик в виде чаевых оставим.
– Нет, – Фольгер замотал головой, – с тебя три зуба. За дерзость.
И в следующий миг, мгновенно приблизившись, нанес прямой удар в челюсть. Лом, отступив на два шага, неуклюже осел. Один из его подельников кинулся к Фольгеру, замахнувшись кулаком и метя в висок, но наткнулся на блок, тут же получил под дых и, протяжно выдохнув, согнулся. Третий бандит, пересекшись взглядом с Кухулином, так и не решился влезть в разборку.
– Всем стоять, не двигаться! – раздался гневный окрик.
Кухулин повернул голову. С платформы через прицел автомата на дерущихся смотрел крепкий ганзеец. Волосы у него топорщились ежиком, словно шерсть у ощетинившегося цепного пса.
– Господин полицейский, – Фольгер поднял руки, – это была исключительно самооборона. На меня напали бандиты. Они ведь с Новокузнецкой, им не привыкать грабить честных людей.
– Врет он, сука! – проревел светлобородый, поднимаясь на ноги и вытирая кровь с разбитых губ. – Падла, зуб мне выбил!
– Обещал три, – заметил Феликс, – но сегодня для тебя скидка, поэтому только один.
– Слышали! – закричал Лом, тыча пальцем в Фольгера. – Слышали, что он сказал!
– Заткнитесь! – рявкнул ганзеец. – Разбежались по углам! Месить друг друга в туннелях будете!
Сплюнув кровью, светлобородый исподлобья покосился на Феликса и прохрипел:
– Мы еще встретимся!
– Даже не знаю, безымянка, – усомнился Фольгер. – Может, кто раньше сделает благое дело, порешит тебя и твоих абреков.
Лом проворчал что-то в ответ и поднялся по лестнице на платформу; за ним последовали его напарники. Один из кавказцев, тот, который получил под дых, повернулся и, погрозив напоследок кулаком, гортанно выплюнул:
– Всэх заррэжэм!
Феликс в ответ лишь расхохотался.
Спустя полчаса после инцидента перед трибуной стояли все восемь команд, допущенные к участию в Играх. Тут же лежали вещмешки, рюкзаки и незаряженное оружие. Сзади толпился перешептывающийся народ. Начальник Павелецкой выступил с речью о важности Ганзейских Игр для всего метро, для разрядки межстанционной обстановки, для понимания того, что все мы едины, несмотря на идеологические и прочие разногласия, и так далее, и тому подобное.
Кухулин не без любопытства осматривал участников. Он тут же выцепил взглядом Еву. Она была единственной женщиной, если не считать Ленору, среди тех, кто решил попытать счастье в соревнованиях. Да, та самая золотоволосая красавица, которая прошмыгнула мимо них на ганзейском посту. Кухулин заметил, как капитан команды, седобородый пожилой мужчина с удивительно светлыми голубыми глазами, косится в сторону Фольгера. Было абсолютно ясно, что они не просто знали друг друга: их связывало общее прошлое, скорее всего, замешанное на смертях и крови.
Наконец начальник закончил говорить, и возле трибуны оказался чиновник с полупрозрачной коробкой, заполненной семью шарами.
– В соответствии с пятым пунктом основных правил, – громогласно провозгласил он, – первыми стартуют победители прошлых Игр – команда Содружества Станций Кольцевой линии во главе с двукратным чемпионом Алексеем Грабовым.
Вперед вышли три сталкера крепкого телосложения. Толпа приветственно загудела. Кухулин сосредоточился на капитане. Он был высок, хорошо сложен, в принципе симпатичен. Но его портили серые цепкие глаза пернатого хищника и массивный подбородок.
«Недобрый человек, – решил Кухулин, – стервятник».
– Прошу команду Кольцевой линии на старт. К левому перегону. Очередность старта остальных команд определится жеребьевкой.
Хорошенько встряхнув полупрозрачную коробку, чиновник поставил ее на тумбочку и запустил внутрь руку.
– Вторым номером стартует… – выкрикнул он, открывая шар и разворачивая вчетверо сложенный листок, – команда «Дед и компания».
Фольгер разочарованно выдохнул. Кухулин понимал, на что надеялся Феликс: он рассчитывал просто подкараулить Еву в засаде и потом преспокойно переправить ее в свой Рейх. Возможно, какими-то потайными ходами. Теперь же придется напрягать силы, чтобы настигнуть цель.
Седобородый мужчина по прозвищу Дед, молодой парень и златовласая женщина подошли к тумбочке.
– Прошу вас к правому перегону, – сказал чиновник.
Ева, закинув на плечи рюкзачок, на прощание озорно улыбнулась и подмигнула Фольгеру. Тот подмигнул ей в ответ. Ничего другого ему не оставалось. Спустя минуту послышался свист – Ганзейские Игры начались.
Волею судеб третьими на старт ушли бандиты с Новокузнецкой: Лом и два его подельника.
– Н-да-а-а, – протянул Феликс, – того гляди, вообще последними окажемся.
– Итак, четвертыми сегодня отправляются… отправляются… – чиновник развернул очередной листочек, – Конфедерация 1905 года!
Кухулин по обыкновению смерил взглядом капитана команды. Бледноватый, – впрочем, как и большинство жителей метро, – уже начинающий лысеть мужчина лет тридцати пяти – сорока. Был он худощав и с виду на бравого сталкера не тянул, – но кто знает, каков он на самом деле: внешность часто бывает обманчива. Его партнеры были совсем молоды.
Стартовать пятыми выпало команде Красной Линии. У Кухулина сложилось впечатление, что они самые подготовленные. Ребята были как на подбор. Не качки, конечно, да и качки в беге на длинные дистанции с вещмешком и автоматом оказались бы далеко не в выигрышном положении. Нет, они были поджары, а в глазах читалась целеустремленность, близкая к фанатизму. Вот уж действительно: победа или смерть.
Краснолинейцы ушли к левому туннелю, а Кухулин осмотрелся. Кроме них оставалось еще две команды. По правую руку стояли парни из Бауманского альянса. Кухулин до сих пор так и не сложил представление об этой фракции метрополитена. Главным оказался невысокий крепыш с раскосыми глазами и добродушным лицом. Двое других были чуть выше и чуть моложе.
По левую руку находились сталкеры Полиса. Странно, – буквально за десять минут до начала жеребьевки в команде Полиса полностью сменился состав, и вместо привычных глазу мужиков в камуфляже теперь перед трибуной стояли три человека в одежде, сшитой из какой-то светло-коричневой мешковины. Но более всего Кухулина заинтересовал взгляд капитана. Осторожный, внимательный, острый и в то же время надменный, будто утверждающий свое превосходство по праву рождения… или должности. Кухулин успел узнать, что обитатели Полиса разделены на четыре сословия, во многом схожие с индийскими варнами. Заправляли там военные и ученые, которых также именовали кшатриями и браминами. И почему-то Кухулин был уверен, что капитан команды относится к последним. Не похож был этот остроскулый мужчина на солдата. Выправка не та. Говорят, у тех, кто принадлежит к элите Полиса, на висках должны быть татуировки, однако у людей, облаченных в костюмы из мешковины, не было заметно ничего подобного.
– Шестыми отправляются на старт, – выкрикнул чиновник, раскручивая очередной шар, – команда Четвертого Рейха!
– Неужели, – тихо произнес Фольгер, – и на том спасибо, хоть шестые, а не последние.
– Прошу вас к правому туннелю.
Кухулин, Фольгер и Ленора похватали свои вещи и направились к краю платформы. Спрыгнув вниз, они подошли практически к началу перегона. На мгновение Кухулину показалось, что перед ним зев огромных ворот, и вот-вот сейчас он увидит завесу, освещенную пурпурным сиянием, и шипящий отвратительный голос вновь вползет в ушные раковины и надавит на перепонки. Тряхнув головой, Кухулин отогнал от себя недобрые мысли и предчувствия.