– А! Фольгеровская шлюха, вот ты где.
Ева быстро вытерла рукавом лицо и встала в полный рост. Этим уродам никогда не увидеть, как она плачет. К ней почти вплотную подошел Лом. За ним стояли, нагло ухмыляясь, подельники. На боку у русобородого отморозка болтался автомат, в правой руке он держал тесак, в левой – отрезанную голову Андрея Андреевича. С головы капало.
– Страшно? – осклабился бандит. – Что поделать – не мы такие, жизнь такая.
Когда-то давно Ева, будучи восьмилетней девочкой, стала случайной свидетельницей безжалостной расправы. Ее родной брат, ставший впоследствии гауляйтером Пушкинской, забил до смерти бейсбольной битой мужчину, которому не посчастливилось иметь в массивном рюкзаке чуть ли не двадцать килограмм провианта. Вольф старался ограждать сестру от лицезрения жестокостей, но в этот раз у него просто не было другого выхода, – иначе он рисковал упустить ценную добычу. Для девочки увиденное было самым настоящим шоком. После этого ей несколько месяцев почти каждую ночь снились кошмары. Однако с тех пор многое поменялось, и отрезанная голова Андрея Андреевича не привела Еву в ужас, – наоборот, она неожиданно для себя сконцентрировалась, стала предельно спокойной. Ее переполняла злость – но злость холодная, даже ледяная и непоколебимо расчетливая. Ни слез, ни страха, ни мольбы о пощаде эти мрази рода человеческого от нее не дождутся.
– Фольгер убил моего кореша Брэка, – прорычал Лом, – а я секачем Брэка отхватил башку твоему новому хахалю. Хорошая месть, праведная.
– Он не мой хахаль, – тихо, но твердо сказала Ева, – и у него было имя, в отличие от тебя.
– Ага, не твой, – ухмыльнулся Лом. – Ты ж самая знатная давалка в метро. Перед любым ноги раздвинешь, даже, – русобородый бандит отшвырнул голову Андрея Андреевича в сторону, – перед таким старпером. Может, тебя оприходовать перед смертью? А?
– А почему бы и нет? Оприходуй! – вдруг с вызовом произнесла Ева.
– Я ж говорил, – самодовольно оскалившись, Лом повернулся к подельникам, – эта сучка только об одном и мечтает. Муса, ты у нас самый скорый, порадуй потаскушку напоследок. Время у нас еще есть.
Из-за спины русобородого бандита вышел невысокий брюнет. Ева отступила на два шага и уперлась в тюбинг рюкзачком.
– Давай, только быстрей! – сказал Лом. – Время есть, но его мало.
Лицо брюнета озарила отвратительно липкая улыбка. Он схватил девушку за груди. Пахнуло забористым перегаром и едким потом. Ева улыбнулась и, потянувшись к ширинке бандита, томно промурлыкала:
– Я сама.
Все так же улыбаясь, девушка бросила короткий взгляд на двух других отморозков. Лом расслабленно стоял с тесаком в руках. Второй выродок напряженно вглядывался в туннель, ведущий в сторону Комсомольской. Видимо, опасался, что какая-нибудь команда их нагонит.
Оценив свои шансы и медленно расстегнув ширинку на штанах бандита, Ева неожиданно впечатала колено ему в пах, а когда тот, яростно взвыв, согнулся пополам, изо всех сил оттолкнула от себя смердящую тушу. Несостоявшийся насильник, задыхаясь и рыча, повалился на шпалы. Лом проявил неожиданную прыть. Взревев, он рванулся к девушке и ударил секачом. Ева успела, пригнувшись, отскочить, и тесак со звенящим скрежетом высек столп ослепительных искр из тюбинга.
Не оглядываясь, она помчалась в сторону Проспекта Мира.
– Стой, с-у-у-у-ка!!! – Лом метнулся следом.
Дыхание Евы сбилось, она споткнулась, но, отчаянно взмахнув руками, удержала равновесие и побежала дальше. Конец туннеля был близок, девушка уже отчетливо различала крайний из стоящих на станции вагонов. За ее спиной слышалось натужное дыхание Лома. Казалось, еще немного – и он настигнет жертву. Собрав последние силы, Ева ускорила бег. Тяжелые хрипы сзади усилились, преследователь также прибавил ходу.
«Еще чуть-чуть… – била ошалелая мысль в виски, – еще чуть-чуть…»
И вот, когда до входа на станцию оставалось не больше двух метров, кто-то сильный схватил ее за рюкзачок. Ноги Евы подогнулись, и тут же пришло осознание бесполезности любого сопротивления. Она обречена, она погибнет. Здесь и сейчас, не дотянув до спасительной границы между светом и тьмой, между жизнью и смертью, не успев преодолеть ничтожное расстояние, длина которого равнялась ее росту.
Но кто-то другой, не она, а некто, живущий внутри нее, остервенело борющийся за жизнь, приказал телу не сдаваться. Лом, замахнувшись секачом, уже готов был разрубить голову несчастной, но Ева, резко разогнув ноги, врезалась спиной в бандита. Отморозок, не ожидавший такого, попятился, опустив тесак, а девушка двумя быстрыми движениями освободилась от рюкзачка и рванулась к выходу на станцию.
Яркий свет ослепил Еву. Она зажмурилась, споткнулась обо что-то и упала. Девушка перевернулась на спину и увидела сквозь прищуренные веки зловещую фигуру бандита, занесшего над ней окровавленный секач. Ева инстинктивно простерла перед лицом руки, понимая, что теперь ее уже ничто не спасет.
– Опустить оружие!!! – скомандовал чей-то стальной голос. – Иначе в соответствии с седьмым пунктом правил я вынужден буду открыть огонь!
Ева повернула голову. На платформе с автоматом наизготовку стоял ганзейский спецназовец и целился в отморозка. Лицо Лома искривилось в яростной гримасе. Помедлив немного, он демонстративно вытер секач об штаны девушки и спрятал его в поясной чехол.
– Это, шлюшка, кровь твоих любовничков, – прорычал бандит, – тебе на память.
Из туннеля появились двое других запыхавшихся отморозков.
– Мы еще встретимся, шлюшка, – сказал Лом и вместе с подельниками скрылся в проеме между вагоном метро и стеной.
Бандиты ушли, неотвратимая смерть обошла ее стороной. Ева села и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась. Теперь, когда опасность миновала, весь ужас пережитого навалился на нее невероятной тяжестью. Самый лучший человек в метро, самый светлый и прекрасный в своей невозмутимости, погиб. Причем расправились с ним зверски, отсекли голову. Всего лишь несколько часов назад Ева впервые в жизни увидела Андрея Андреевича и Кирилла, но успела привыкнуть к ним, будто знала их с самого детства. Словно только что погиб ее родной отец. Будто не стало младшего брата. Не такого брата, как Вольф, а доброго и участливого.
Она лишилась семьи, которую быстро приобрела и столь же быстро потеряла. И не было больше цели, ради которой стоило жить в этом гнусном крысятнике. Людей лечить, в отличие от старого военврача и его ученика, Ева не умела, и открыть лазарет она не сможет. Она ощутила себя ничтожной, бесталанной дурой. Других таких спутников она больше никогда не найдет. Теперь оставалось лишь одно: сойти с дистанции, найти ближайшего ганзейского торговца сивухой и нажраться до беспамятства. А дальше… что дальше… дальше только сплошная тьма и бессмысленная пустота убогой жизни…
– Дамы и господа, вы только посмотрите, какая невероятная драма разыгрывается перед вашими глазами! – разнесся над станцией высокий мужской голос. – Эта плачущая девушка только что чудом спаслась от смерти! Ее напарники, скорее всего, убиты, и теперь нам жутко интересно, продолжит ли она свое участие в соревнованиях?!
Ева убрала ладони от лица, подняла голову. На нее с немым любопытством взирали десятки и десятки жадных глаз, которым действительно было жутко интересно смотреть на чужое страдание, будто в этом и заключалась вся их жизнь. Или, может, глядя на муки постороннего человека, они ощущают себя не такими уж забитыми и несчастными в удушливом мире подземелий?
– Между тем, дамы и господа, вы можете сделать ставки, – кричал букмекер в сером джемпере, видимо, решивший взять на себя роль ведущего. – Коэффициенты, естественно, поменялись, но до завершения Игр еще далеко. А мы пока спросим у нашей участницы: продолжит ли она борьбу за призовое место?
Ева посмотрела на толпу и поняла, что сойти с дистанции не сможет. Все эти уроды – от мала до велика, от жирующего богатея до последнего нищеброда будут глазеть на нее, ощупывать взглядами, перешептываться. Мол, посмотрите на нее, она нас неплохо позабавила. Жаль, конечно, что живой осталась, не тот накал страстей и чувств получился. Не дала как следует посопереживать, посочувствовать, пролить слезу над своей безвременной гибелью. Но все равно представление получилось неплохим. Можно даже поаплодировать, когда она поднимется по лестнице на платформу…
Нет, оставаться рядом с такими ублюдками Ева не хотела. Девушка поднялась, вытерла слезы, отряхнулась и зло посмотрела на мужичка в сером джемпере.
– Ну же, что скажет нам наша героиня? – выкрикнул букмекер.
– Да пошел ты, скотина!!! – огрызнулась Ева и спешно скрылась за вагоном.
– Дамы и господа, вот он – ответ настоящей амазонки, бесстрашной и целеустремленной! – не растерялся тот. – Делаем ваши ставки, дамы и господа. Напоминаю, в свете новых событий коэффициенты изменились…
Спрятавшись за вагоном от посторонних глаз, Ева извлекла из кармана пробирку с надписью «My OC». Вспомнив слова Андрея Андреевича о том, что главное – не цель, а движение к ней, она приняла окончательное и бесповоротное решение.
– Значит, это моя работоспособность, – прошептала девушка и выдернула затычку.
Высыпав весь до последней крупинки безвкусный порошок в рот, Ева запила его водой из фляги. Бросив пробирку на землю, раздавила ее берцем и проговорила, быть может, чуть громче, чем нужно:
– Я пойду до конца. Неважно, до победного или смертного, но до конца.
Глава 2Последнее убежище
Ване Колоскову, нареченному Гансом Брехером, не давал покоя вопрос, почему для выполнения миссии штурмбаннфюрер выбрал именно их. Штефан считался лучшим среди мастеров заплечных дел и, несмотря на щуплый вид и небольшой рост, внушал своим жертвам, пожалуй, еще больший ужас, нежели предыдущий главный мучитель Пушкинской Байль, или, как часто его звали, Топор. Ваня прекрасно помнил одноглазого громилу, ибо попал под пресс его кулаков в тот злополучный день, когда ушел с Баррикадной из-за нелепого убийства товарища. Подозрительные наци пытались выяснить, не шпион ли Колосков, и ныне покойный Топор почти сутки методично избивал перебежчика.