«И что это за инстинкт?» – полюбопытствовала Ева, замедлив бег.
«Иерархический, – тихо подумала Аве. – Все мы живем в метро, доминируя или подчиняясь. Ведь так? Есть фюрер, есть генсек, есть председатели и президенты, есть коменданты, есть их помощники, есть солдаты, есть обычные рабочие, есть сталкеры и есть даже рабы. Если лезешь наверх, мечтая о власти, то ошейник – на тебе. Если склоняешь в смирении голову, то ты на цепи. Хоть так, хоть так, ты все равно на привязи инстинкта, который не дает тебе мыслить и жить свободно».
«И как? Как мне разорвать веревку? Как пройти сквозь стражей?» – спросила Ева, увидев вдали трех притаившихся человек с автоматами наизготовку. Благо сейчас толщи тьмы не были препятствием для ее сверхчувствительного зрения.
«Эту задачу ты должна решить сама, – подумала Аве, – сама…»
Ева перешла на быстрый шаг.
«Доминировать и подчиняться…» – проговорила про себя девушка, пытаясь сконцентрироваться.
И вдруг вспышка воспоминания озарила ее. Своды перегона исчезли, и Ева вновь почувствовала себя пятнадцатилетней девчонкой.
Она стоит перед массивным столом, за которым сидит ее родной брат, будущий гауляйтер Пушкинской.
– Присаживайся, сестра, – говорит Вольф, покровительственно улыбаясь и указывая на стул.
Девчонка садится. Она внимательно смотрит на брата, в глазах которого читается непередаваемое торжество.
– Вот наконец мы обрели дом, – говорит Вольф, – перестали шастать по метро, как какие-нибудь бомжи. Теперь эта станция наша, мы сумели выбить отсюда всю нечистую мразь, – а скоро нашими будут и две остальные, смежные с Пушкинской. А потом, потом… весь метрополитен будет принадлежать нам… – Взгляд брата, задымленный сумрачной мечтой, незряче устремляется поверх головы Евы, он блаженно улыбается.
Через какое-то время Вольф приходит в себя и спрашивает:
– Как тебе мой новый кабинет?
– Да так себе, – жмет плечами Ева и оглядывается на голые стены, – не так тесно, как раньше, конечно, но как-то… бесцветно. Хотя так везде…
– Скоро эти стены будут заставлены знаменами Рейха, – с воодушевлением произносит Вольф, – тут будут цвета: красный, белый, черный…
Ева снова равнодушно пожимает плечами. Ей нет никакого дела до увлечений брата. И если бы не страх остаться одной среди вконец одичавших, мелочных, мстительных, похотливых, жадных и жестоких людишек, она давно бы сбежала.
– Теперь все будет по-другому, – продолжает Вольф, – грядет новая эра, эпоха сверхлюдей. Многие годы я оберегал тебя, сестра. Теперь ты должна взять на себя часть ответственности. Сейчас мы создаем различные структуры управления, в том числе и такие, которые будут работать с подрастающим поколением. Тебе предоставляется уникальная возможность возглавить гитлерюгенд. Как тебе мое предложение?
– Нет! – не раздумывая, отвечает Ева. – Я не хочу заниматься этой фигней.
Вольф сжимает кулаки, хмурится, но берет себя в руки и, как можно мягче улыбаясь, говорит:
– А чем ты хочешь заниматься?
– Чем угодно, но уж точно не моральным уродованием детей. – Ева скрещивает руки на груди.
– Сестра, ты горячишься, – все так же улыбаясь, Вольф приподнимается и подается вперед, – ты не понимаешь, от чего отказываешься. Только представь: для всех, кто младше тебя, ты будешь примером, бесспорным идеалом, они тебе в рот заглядывать будут. Нет ничего слаще власти над неокрепшими душами.
– Я не хочу ни над кем властвовать! – безапелляционно заявляет Ева.
– Пока я тебя просто прошу, – Вольф садится на место, – как родную сестру прошу.
– А что, можешь приказать? – с вызовом спрашивает девчонка.
– Могу! – гаркает Вольф, хлопая тяжелой ладонью по столу, и взгляд его становится непроницаемо жестким. – Я твой старший брат, это первое. А второе – мы начали строить новый Рейх. А в Рейхе, в нашем Четвертом Рейхе, будет железная дисциплина! И ни для кого исключений не предусмотрено, даже для тебя, любимая сестренка! Ты обязана подчиниться!
– Я никому и ничего не обязана! – чеканит Ева.
– Неблагодарная! – рычит Вольф и вновь приподнимается с кресла. – Я с самой катастрофы забочусь о тебе! Если бы не я, ты бы давно уже сгинула!
– Вот и хорошо, если бы сгинула! – кричит Ева, вскакивая с места. – Не видела бы весь этот ужас! Не жила бы среди таких ублюдков, как ты!
Протяжно рыкнув, Вольф бьет сестру ладонью по лицу. Впервые в жизни. И в эту же ночь впервые в жизни Ева сбегает…
Давняя сцена с братом промелькнула в голове Евы в считаные мгновения.
«Они, стражи эти, меня не тронут, – обрадовалась девушка, – потому что я никогда не хотела ни властвовать, ни подчиняться. На моей шее этой веревки никогда не было, а значит, и удерживать меня не за что!»
«Тогда вперед! – прислала мысль Аве. – Если уверена, что пройдешь, тогда вперед!»
Ева, быстро набирая скорость, помчалась навстречу стражам. Были они чем-то очень похожи на обитателей Пушкинской. Главный страж походил на соратника Вольфа Брута, двух других Ева не знала, да и знать не хотела. Пробегая мимо стражей, девушка, пронзительно засмеявшись, прокричала:
– Аве и Ева, идущие к свету, приветствуют вас, мальчики!
Несколько секунд спустя стражи остались позади, а девушка мчалась вперед, не замечая ничего вокруг. Она жаждала увидеть свет. Вскоре Ева узрела бледно-желтое пятно и догадалась, что выход из туннеля близок как никогда. Радостно вскрикнув, девушка ускорилась до предела. Несмотря на быстрый бег, дыхание ее было легко и свободно. Она распростерла руки, запрокинула голову и блаженно улыбнулась, приготовившись покинуть мир метро. Но вместо этого выскочила на станцию. Еву словно окатили ледяной водой.
– Оставшаяся участница команды «Дед и компания» прибыла на Новослободскую! Пока идет третьей! – донесся до Евы то ли громогласный крик, то ли чья-то пронзительная мысль.
Девушка остановилась и испуганно осмотрелась. На платформе находились десятки, если не сотни скандирующих людей:
– Мо-ло-дец! Мо-ло-дец!
Какой-то паренек лет семнадцати махал Еве рукой и, пытаясь переорать голосящую толпу, кричал что есть мочи:
– Нам с Проспекта Мира позвонили! Ты очень красивая и молодец! Мы тут все за тебя болеем! Мы хотим, чтобы ты прошла всю Кольцевую линию! Чтобы ты победила!
– Я не хочу бежать по кольцу, – пошевелила губами Ева, – не хочу бежать по кругу, я хочу к свету…
Девушка оглянулась, пытаясь найти поддержку у Аве, но ее двойняшки нигде не было.
«Маёк, – с ужасом осознала Ева, – это все маёк, наркотик…»
Зеркальная копия в красном платье, стражи туннеля, разговоры о цепях инстинктов, не дающих покинуть этот страшный мир, – все это оказалось галлюцинацией. А вот метро – вполне реально. Уже двадцать лет, как реальней всего на свете.
На глаза девушки навернулись слезы, но она не хотела, чтобы голосящие болельщики видели, как она плачет. Ева рванула вдоль платформы к следующему туннелю. И чем громче были крики, тем быстрее она бежала. Казалось, этот звуковой ад, это ревущее многоголосие никогда не кончится. Ноги девушки ныли от напряжения, дыхание сбилось, она спотыкалась, но продолжала мчаться в спасительную темноту перегона. Там никто не увидит ее боли и разочарования, там можно будет подумать о том, как убраться из этой жизни.
Наконец Ева скрылась от посторонних глаз в холодной мгле туннеля. Она остановилась, упала на колени и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
– Не хочу… – шептала Ева, – не хочу здесь быть… и не буду!
Правой рукой девушка потянулась к ножу, висящему на поясе.
«Главное – ударить себя так, чтобы умереть быстро, чтобы рука не дрогнула», – с горечью подумала Ева, глядя на клинок с надписью «My OC».
«Не надо!» – вдруг послышалось у нее в голове, а затем молодой мужской голос принялся читать стихотворение:
В бездне, в ночи рассеянной,
Гаснет закатная линия,
Трудно ей жить уверенной
В мире бесцветного инея.
Трудно ей быть безмолвною,
Но с распростёртыми веками,
С тайной обидой кровною,
Так и поведать ведь некому.
Червям, от смрада млеющим,
Ну же, попробуй, крикни-ка:
«Кто пожалеет жалеющих?!
Кто защитит защитников?!»
Тщетно, у этого воинства
Похоть, жратва и незнание
Числятся в главных достоинствах,
Здесь все известно заранее.
Выйдешь в кромешное марево,
Где только кочки да рытвины,
Глянешь на блеклое зарево,
И открываются истины
В искрах почти уж не тлеющих,
Тонущих в черной обители,
Что не жалеют жалеющих
И не спасают спасителей.
Девушка вздрогнула, осмотрелась и увидела Кирилла. В следующий миг она ужаснулась: ведь парня убили бандиты с Новокузнецкой, он умер у нее на руках. И вдруг – вот он, живой и невредимый, стоит и печально улыбается.
«Это стихотворение Кирилл написал для тебя, оно есть в блокноте, который он передал тебе, – сказал юноша глазами. – Ты должна идти дальше».
«Почему ты здесь? Ты погиб», – удивленно подумала Ева.
«Люди умирают, – согласился парень, – но их отражения в другом мире всегда остаются».
«Это все маёк, – девушка схватилась за голову, – на станции меня отпустило, а сейчас опять, новая волна пошла…»
«Нет, – возразил парень, – ты прошла первый туннель, избавилась от одной веревки, но две оставшиеся все же держат тебя, и мир, который ты пытаешься покинуть, тянет за них и заставляет бежать по кругу, как лошадь на привязи…»
«Ты – галлюцинация, – перебила мысль собеседника Ева, – ты мне кажешься!»
«А может, наоборот, – парень хитро прищурил глаза, – может, это метро – лишь иллюзия? Или внутри тебя живут две реальности, и ты все никак не можешь выбрать, в какой из них тебе быть?»