Она сделала несколько шагов к выходу, остановилась, обернулась.
— Большое спасибо, господа. Вот увидите, я оправдаю ваше доверие.
Произнеся эту пафосную фразу, она снова бросилась к дверям, но у самого порога вновь остановилась:
— До свидания.
— До свидания, Анастасия Платоновна. И будьте осторожны по дороге домой.
Она исчезла за дверью прежде, чем я договорил.
Мишка вышел следом запереть ворота, а Клейст, очнувшись от явно колдовского наваждения, задумчиво произнес:
— Зачем вы это сделали?
— Затем, что мне необходимо быть завтра в Тамбове. Вы съездите с Анастасией Платоновной на гонку. Она действительно хороший гонщик, и с нашим аппаратом легко выиграет. Да и вы, я вижу, были совершенно очарованы нашей гостьей. Я же даю вам возможность провести с ней некоторое время вдвоем. Она, конечно, на мой вкус, чрезмерно эмансипирована. Но при этом не лишена понятий чести и вполне ответственна. Ее отец спит и видит выдать дочь замуж. Она ведь уже по любым понятиям перестарок, а большого приданого за ней не дадут. Только и остается, что девичья краса, неплохое воспитание да страсть ко всяческой технике.
Если хотите, я вам позже объясню свои резоны, а сейчас давайте на боковую. Завтра действительно придется рано вставать.
Глава 13
Удивительно, но Настя Боголюбова явилась на вокзал ровно в семь часов сорок пять минут, секунда в секунду, напрочь разрушая миф о слишком вольном обращении женщин со временем. Наверное, все дело в её суфражистских наклонностях. Правда, количество багажа, которое следом за ней вез на тележке носильщик, было вполне женским. С ума сойти! Восемь чемоданов на два дня! Клейст, к примеру, обошелся одним саквояжем. В самом деле, что нужно холостяку в дороге? Смена белья, чистая сорочка, пижама и несессер.
Мобиль уже был погружен на платформу под личным надзором Клейста. К составу прицепили паровоз, и он пыхал паром и пускал из высокой толстой трубы жирный черный дым. Пахло углем, смазкой и еще чем-то неуловимым, присущим только железной дороге.
Носильщик, надрываясь, затащил чемоданы Боголюбовой в купе, и мы прошли в вагон. Я положил на столик у окна папку с двумя экземплярами контракта.
— Ну что, коллеги, желаю вам удачи. Надеюсь послезавтра вечером поздравить вас с победой.
— Как, Владимир Антонович, вы не едете в Калугу? — удивилась Анастасия.
— Увы, нет. У меня дела в Тамбове, и отложить их невозможно. К счастью, вчера вечером появились вы и спасли меня от разрыва на две половинки. Так что езжайте и покажите всем калужским снобам, чего стоят тамбовские женщины, а я нынче останусь здесь.
— Ну а я пойду проведаю мобиль, — сказал Клейст и вышел из купе.
Я последовал за ним.
— Николай Генрихович, куда вы собрались? Зачем? Ведь не далее, как полчаса назад вы собственноручно закатили нашу «Молнию» на платформу и привязали к ней тросами.
Да, название товарищества нынче распространилось и на мобиль. На его бортах специально приглашенный художник нарисовал символические зигзаги молний, так что теперь его при всем желании невозможно было спутать с другим.
— Ну как я поеду в одном купе с незамужней барышней! — принялся втолковывать мне механик, словно несмышленому школяру. — Это ведь непоправимо уничтожит ее репутацию в обществе!
Видимо, мы говорили слишком громко, потому что не успел Клейст закончить свою речь, как дверь купе распахнулась.
— Николай Генрихович, — произнесла упомянутая незамужняя барышня. — Моя репутация уже испорчена настолько, что дальше некуда. Сами посудите: эмансипированная донельзя суфражистка, безумная гонщица, помешанная на мобилях. И, главное, до сих пор не замужем, из чего обыватели делают вывод, что во мне имеется существенный изъян. Ведь замуж девиц выдают начиная с пятнадцати лет, а мне уже двадцать один. К этому возрасту иные уже по два ребенка имеют. Я стара для брака, и поэтому на свою репутацию и на общественное мнение мне плевать. Так что не говорите ерунды и возвращайтесь в купе. Путешествие в Калугу на открытой платформе не добавит вам здоровья.
От такой четкой формулировки я, признаться, несколько обалдел. И эта женщина вчера вечером жалась и мялась, пытаясь заставить меня угадать её тайные желания! Неужто моя вчерашняя речь так благотворно подействовала на девицу Боголюбову?
В этот момент паровоз дал гудок, служитель на перроне прозвонил в колокол, и кондуктор пошел по вагону, выгоняя провожающих. Вышел и я. Махнул рукой под окном, мне махнули в ответ. Поезд тронулся, увозя новую звезду гонок к началу её карьеры. А я оседлал своего железного коня и отправился готовиться к завтрашнему визиту.
Наверное, многие обыватели считают гонщиков безумными адреналиновыми наркоманами, в любой момент готовыми на любое сумасбродство. Возможно, кто-то из нашей братии и впрямь такой, но не все. Я бы даже сказал, далеко не все. По крайней мере, я точно не из таких. Поэтому, трезво обдумав риски и расклады, я решил подстраховаться.
В слободском кабаке было довольно пусто, лишь несколько субъектов неопределенного рода занятий что-то обсуждали в дальнем углу. Ну да: сейчас полдень, публика соберется ближе к ночи. Хозяин стоял за стойкой и сосредоточенно протирал грязной тряпкой глиняную кружку со сколотым краем, не забывая при этом следить за происходящим.
— Любезнейший!
Я закрутил волчком на столешнице серебряный рубль, привлекая внимание трактирщика.
— Чем могу быть полезен господину…
— Гонщику.
Не сомневаюсь, имя мое он знал прекрасно. Вон, вчерашний номер ведомостей лежит на стойке.
— Так чем я могу быть полезен уважаемому Гонщику?
— Мне нужно увидеться с Золотым.
Жесткая ладонь накрыла монету.
— Нет ничего проще. Поднимайтесь на второй этаж, нумер шесть. Золотой как раз потребовал завтрак, так что ваш визит неловкости не вызовет ни с его стороны, ни с вашей.
Я кивнул и принялся подниматься по скрипучей деревянной лестнице.
У двери с номером «шесть» я остановился и, встав чуть сбоку, постучал.
— Кого черти несут? — раздалось из комнаты. — Щербатый, ты? Когда будет готов завтрак?
— Это Гонщик, отозвался я.
— А-а! Тогда пожди мальца, я чуток приберу.
Через минуту дверь номера распахнулась, и на пороге появился сам Золотой. В руке у него был револьвер со взведенным курком. Убедившись, что я — это именно я, он аккуратно спустил курок и посторонился, освобождая проход. Выглянул в коридор, убедился, что там пусто и закрыл дверь, не забыв запереть засов.
Комната хранила следы вчерашнего разгула. В углу — груда пустых бутылок, на столе — пятна подозрительного вида, разобранная постель сохранила на белье следы губной помады. Воздух в номере был спертым и отдавал кислятиной, так что я сразу прошел к окну и распахнул створки, впуская в помещение свежий сентябрьский ветерок. Дышать сразу стало легче.
— Ну да, — хмыкнул Золотой на мои действия, — гульнули вчера, устроили праздник душе.
И, посерьезнев спросил:
— Зачем пожаловал?
— Дело есть. Может, не совсем по твоей специальности, но ты сам решай: возьмешься, или посоветуешь кого.
— А что за дело?
— Да понимаешь, собрался я завтра вечером с визитом в один дом. А некий человек собрался мне этого не позволить и за непослушание шибко наказать. Так вот: надо поглядеть, кто у того дома в засаду сядет, да объяснить человеку, что он неправ. Доходчиво так объяснить.
— Сам я не пойду, конечно, тут ты правильно сообразил. Но человечка пошлю. Есть у меня один специалист. Куда идти собрался?
— Загородный особняк Сердобиной.
— Пятьсот рублей, — тут же выставил ценник бандит. — И это лишь для тебя, считай, по-дружески. Половину вперед, половину после работы.
— Годится. Вот задаток.
Я достал бумажник и отсчитал деньги. Золотой не глядя сгреб ассигнации и сунул в карман.
— Ну все, считай, дело сделано, — весомо сказал он. — Послезавтра, как вернешься, загляни сюда ко мне, я расскажу, как все прошло.
— Заметано.
Как хорошо, что в особняках аристократов рядом с прихожей есть специальные комнаты для того, чтобы гости могли переодеться и привести себя в порядок. Потому что трудно не испачкаться, рассекая на мотоцикле по тамбовским осенним хлябям. Откровенно говоря, к концу поездки я был с ног до головы облеплен изрядной толщины слоем грязи. Но меня отвели в эту самую специальную комнату, и я переменил гонщицкую амуницию на привезенную с собой в непромокаемом кофре пиджачную пару. Думаю, я мог обойтись брюками, пуловером и шейным платком, потому что баронесса, встречая меня, одета была и вовсе просто.
— Вольдемар, я предупредила прислугу, чтобы гнали прочь любого визитера за исключением государя императора.
— Думаю, государю императору нет сейчас никакого дела до нас с тобой. А со всеми остальными справятся и слуги.
Мы вдвоем сидели на канапе все в том же будуаре, болтали ни о чем, пили превосходное красное вино, закусывали его тончайшими ломтиками буженины и копченого окорока, и расстояние между нашими коленями вряд ли превышало ширину ладони. По меркам светского этикета — разврат. Ну так ради разврата и была устроена эта встреча.
Вино, хотя и было легким, постепенно оказывало свое действие, и большей частью на баронессу. У нее заблестели глаза, покраснели щеки, а наши руки, утаскивая с тарелок очередной кусочек деликатеса, все чаще словно бы нечаянно соприкасались. В какой-то момент я решил, что пора идти дальше и, перехватив ее руку, нежно прикоснулся губами к бархатной коже запястья.
Одновременно, не сговариваясь, мы повернулись друг к другу. Первый нежный поцелуй случился словно сам собой. У Александры вырвался прерывистый полувздох-полувсхлип, она откинула голову назад, а я принялся бережно целовать её лицо, шею, маленькие аккуратные ушки, из которых нынче были предусмотрительно вынуты сережки.
Дыхание девушки участилось. Не открывая глаз, она нашла мои губы своими, и принялась отвечать на поцелуи, пусть неумело, но с таким пылом, какой я никак не ожидал в ней обнаружить. Я чувствовал, что баронесса почти готова к дальнейшему сближению, но внезапно она резко выпрямилась и отстранилась. Вскочила на ноги, подбежала к скрытой за драпировкой двери, шепнула: