заняла всё моё внимание.
Ямы, скользкая грязь — всё это могло стать проблемой и при свете, а уж в полутьме и подавно. Тем не менее, я вполне уверенно продвигался вперед. И наверняка бы добрался до своей цели в рекордное время, если бы не колесо.
Уже виден был вдалеке свет в окнах усадьбы, уже можно было различить своротку с тракта, как вдруг меня потащило вбок по раскисшей дороге, и сзади раздался мерзкий хруст. Мобиль тут же осел на одну сторону, его крутануло вправо и, окончательно вылетев на обочину, «молния» замерла.
Я вышел из мобиля и обошел его кругом, с трудом вытягивая сапоги из раскисшей почвы. Да, колесо придется менять. К счастью, запасное имеется. Но смогу ли я потом самостоятельно выехать на дорогу — вопрос. Впрочем, дойти до усадьбы можно и пешком, тут недалеко.
Выключив фары, я направился было вдоль дороги, боясь заблудиться, или сломать шею на неразличимом в темноте скользком косогоре. Но сделав едва десяток шагов, остановился: впереди послышались голоса. Встречаться непонятно с кем желания не было никакого, сперва стоило выяснить: что за люди, куда идут, что им надо. К счастью, я находился на относительно твердом участке дороги. Несколько шагов в сторону, на обочину — и вот уже ночь укрыла меня от посторонних взглядов.
Голоса приближались. Теперь можно было даже разобрать, о чем идет речь.
— Вот придумали тоже, ночью шастать. Тут и днем-то пройти невозможно, а оне ночью посылают.
— Не бухти, Гришка. Чего ты Савелию энтому в глаза ничего не сказал? Послали — пошел. Вот и иди.
Послышались чавкающие шаги.
— Вот же грязюка! Так и оскользнуться недолго. Ах, мать твою так!
Раздался шлепок.
— Да вставай ты, кулёма! Ишь, поваляться решил. Да где ж мобиль энтот? Вроде, тут где-то встал.
Еще шаги.
— Да вот же он!
— Поломатый, вроде. А шофер где?
— Где-где? В деревню, поди, наладился, мужиков кликать. Одному ему в жисть не выбраться. Да только никто нынче не пойдет. Дураков нет, в темноте по грязи ползать.
— А ты ж ползаешь, Антип, стало быть, как раз тот самый дурак и есть.
Названный Гришкой захихикал и тут же ойкнул.
— Чего дерешься?
— Лишнего не болтай, вот чего. Стой тут, карауль. Коли шофер придет, встреть его и со всем вежеством к Савелию проводи. Скажи, что помочь послан. Ну а там уже найдется, кому…
— Что — найдется?
— Не твоего ума дело. Сказано — карауль. А я пойду, доложу, что и как.
Шаги Антипа затихли в темноте. А Гришка, судя по голосу, совсем еще молодой парень, забрался с грязными ножищами в мобиль и принялся изображать великого гонщика. Топтал педали, крутил руль — то есть, пытался — и сам себя озвучивал:
— Фыр-фыр-фыр. А ну разойдись, босота! Не вишь, людя знатныя едуть!
Его силуэт четко виднелся на фоне темного неба. Один выстрел — и готов. Только мобиль не хочется кровью пачкать. Да и стрелять сейчас — так себе идея: ночью слышно хорошо, сразу все узнают. Это может подтолкнуть бандитов к тому, чтобы князя побыстрее кончить. Опять же парень, вроде, невеликого ума, да и, судя по разговору, кровью не замазан.
Подкрасться к увлеченно «катающемуся» Гришке было проще простого. Он никого сейчас не видел и не слышал, целиком уйдя в небывалое доселе развлечение.
«Кольт» довольно тяжел, так что хватило одного удара, чтобы парень обмяк на сиденье. А недостатка в веревках и тряпках в багажнике «молнии» не было никогда. Так что когда Гришка пришел в себя, он был надежно связан, а рот его затыкала промасленная ветошь.
Сообразив, что попался, он задергался было, замычал, но быстро понял бесполезность этих попыток.
— Ну что, душегуб, если рот освобожу, кричать будешь?
Неизвестно, за кого принял меня несчастный Гришка, но выпучил глаза, явно от страха и замотал головой. Потянуло запашком. Вот же… засранец. Хорошо, что догадался из «Молнии» его вытащить, а то уделал бы там всё. Я осторожно вынул кляп и начал спрашивать.
Гришка рассказал мне всё, что я хотел, и еще сверх того. Не думаю, что врал. Правда, чего-то мог и не знать, но с этим придется разбираться на месте. А пока я оставил парнишку поваляться на травке, обратно же с кляпом во рту. Не нужны мне неожиданности. Отволок только подальше от мобиля. Ведь придут сюда, непременно придут, так надо, чтобы не нашли. Или, по крайней мере, нашли, но не сразу. А сам пошел, как и собирался, вдоль дороги. Только не по тракту, а по обочине, стараясь прижиматься к чёрным придорожным кустам для пущей маскировки.
Всего бандитов было шестеро. Как раз по одному на каждый патрон в моём «Кольте». Пятеро вместе с Савелием засели где-то в деревне, в доме одного из подельников. А шестой окопался в господском доме, и должен был в нужное время открыть двери убийцам.
Все, кроме домашнего, были вооружены. У троих — револьверы, у двоих — обрезы охотничьих ружей. У самого Гришки был неплохой выкидной ножик. Его я приватизировал: мне сильно не хватало бесшумного оружия. Мне никогда не приходилось пырять живых людей. Но, думается, жизнь заставит — и не такое вытворишь.
В дом к бандюганам я не пошел. Были бы у меня автомат и гранатка-другая, тогда можно. Но потом придется объяснять полиции, почто я честных людей привалил. Из подтвержденных злодеев-то пока один лишь Савелий. Нет, я направился прямиком к усадьбе. Постучал условным стуком в дверь чёрного хода, подождал. Постучал ещё, громче. Наконец, за дверью раздались шаркающие шаги и ворчливый стариковский голос:
— Ну куда тебя несёт, Савелий? Рано ж ишшо! Ить в полночь уговаривались, а чичас и десяти часов не пробило. Князь не уснул покамест. Аль случилось чего?
Загремел отодвигаемый засов, дверь начала приоткрываться внутрь. И я, чтобы не тратить время на обсуждения, от души пинанул по крепкой створке. За дверью послышался стон и звук падающего тела.
Вот же гадство! Мерзкий старикашка, падая, заблокировал собой дверь. Пришлось протискиваться в дом в узкую оставшуюся щель. Сделать это оказалось непросто, пришлось снимать куртку, но в итоге я справился. Проверил: дед еще дышит.
Пока я закрывал дверь на засов, моя жертва начала шевелиться. Вот уж кто не испугался бы моего вида, а принялся орать и звать на помощь. Ну а потом доказывай, что ты не верблюд. Конечно, в конце концов всё выяснится, но, возможно, будет уже поздно. Так что я вновь использовал револьвер не по назначению. Бить пришлось с опаской: а ну как старик врежет дуба! Кто потом поведает князю подлинную правду?
В доме горел свет. Электричество добралось и сюда. Я снял шлем с гогглами, чтобы никого больше не пугать, и двинулся по коридору, предварительно связав старика его же одеждой. В рот пришлось засунуть наскоро отхваченный ножом кусок его же кальсон. Ничего, потерпит пару –тройку часов.
За поворотом обнаружилась приоткрытая дверь, из которой явственно доносился запах горячей еды. У меня сразу же подал голос желудок, а рот наполнился слюной: еще бы, кроме завтрака и пары взятых с собой бутербродов я сегодня ничегошеньки не ел. Судя по голосам, на кухне вели неторопливую беседу две женщины. Голос одной был вполне узнаваем: Марфа. Та самая, что меня вчера к князю в кабинет приводила. Это было просто замечательно: меня она знает, панику поднимать не станет, да и подругу свою успокоит.
Я постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел:
— Добрый вечер, милые барышни!
— Ох, — схватилась за дебелую грудь пышечка средних лет.
Должно быть, та самая Агафья, которая печет князю булки. Ничего, сдобная женщина. Зато Марфа признала меня сразу.
— Княжич! Владимир Антонович! Откуда ж вы это?
— Да вот приехал его сиятельство спасать от душегубов. Вы вот сидите, и даже не догадываетесь, что Савелий с подельниками сговорились в полночь сюда прийти, да князя убить. А дед, который тут ошивается, по условному стуку дверь им открыть должен.
— Нешто и Трофим туда же? — снова ахнула Агафья, опять схватившись за то место, где ошибочно предполагала наличие сердца.
— Туда, туда. Куда бы Трофима вашего запереть, чтобы раньше времени не сбежал, да не окочурился?
— А в кладовку пустую, — подсказала Марфа, указывая на солидную с виду дверь. — вот сюдой.
— Тогда обождите малость, сейчас я его доставлю.
Дед лежал там же, где я его оставил. Живой.
Я аккуратно поднял нетяжелое стариковское тело, взвалил на плечо и перенес в кухню. Сгрузил в заботливо отворенную передо мной кладовку, закрыл дверь и задвинул засов.
— Ну всё, теперь надо Федору Васильевичу доложиться. Думаю, он и сам нападения ждет, но вдвоём супостата бить всяко сподручней. Только вот не найдется ли у вас, милые барышни, места, где мне одежонку почистить? А то я своими сапожищами весь дом грязью изгваздаю, а вам после отмывать.
— Так сымайте грязное-то, барин, — захлопотала вдруг Марфа. — Сей же час всё отчищу и в лучшем виде принесу.
— Да неловко как-то, переодеться-то мне не во что.
— Да мы привычные. Посидите пока в исподнем. Агафья вам чаю нальёт, да булок принесет. С ужина у неё остались, я знаю. Князь отказался, а куда девать? Утром-ить всё одно свежее стряпать.
И подтолкнула подружку к действию:
— Агафья, чего расселась-то! Вишь, барин голодный, ажно в брюхе у него бурчит. Собери ему повечерять, да булок своих не забудь.
Агафья потянулась было опять схватиться за грудь, но Марфа это дело пресекла на корню:
— Да не этих булок. Таких, я чаю, у барина и без того в избытке. Небось, кажная блаародная девица норовит этаких поднести. Да так, чтобы после руки от сладкого-то не отлипали.
Пока Марфа говорила, я быстро скинул одежду, оставшись в исподнем, а пышная Агафья принялась метать на стол одно блюдо за другим. Несмотря на суровые речи подруги, Агафья всё же попыталась «поднести мне булок». Крутилась рядом и так, и этак, и ворот на блузке распахнула пошире, и нагибалась пониже, чтобы мне видней было, и мазнуть своими булками по моему плечу норовила — случайно, конечно. В другой раз я, может, и соблазнился бы, поддался, но нынче не до того, нынче я воевать приехал. И сдобная повариха это, в конце концов, поняла. Успокоилась, присела рядом и, по-бабьи подперев ладонью щеку, смотрела, как я ем.