Когда появился Игнатьев, уже стемнело. Шел он тяжеловато, походкой усталого человека. Мы же, чистые и сытые, как раз попивали чай из самовара, усевшись в просторной горнице за массивным столом. Журналист, увидев нас, тут же взбодрился, энергично потер руки, вынул из сумки блокнот и карандаш, присел к столу и принялся задавать свои вопросы:
— Скажите, Владимир Антонович, вы изначально рассчитывали на победу?
— Конечно, как и любой из участников. А иначе — стоит ли вообще соревноваться?
— Но ведь многие заранее знали, что проиграют.
— Это гонка, Федор Иванович, здесь ничего нельзя знать наперед. Случиться может все, что угодно. И у лидера может случиться поломка, которая отбросит его назад, и аутсайдер, если приложит усилия, может вырваться вперед. А главное — стать сильнее можно лишь соревнуясь с сильными соперниками.
— Пожалуй, многие участники, сравнив свой и ваш результат, не станут даже выходить на последний этап.
— И это совершенно напрасно. Всегда надо бороться до конца. Вы ведь знаете басню о двух лягушках в кувшине с молоком?
— Но если все усилия окажутся в итоге напрасными?
— Тогда этот человек с чистой совестью скажет себе: «я определенно сделал все, что мог». И, объективно оценив, чего ему не хватало для победы, к следующей гонке все это недостающее себе обеспечит.
На мою речь Игнатьев только головой покачал:
— Вы, Владимир Антонович, наверное, знаете о гонках все, — выдал он комплимент.
— Ну это вы загнули! — отверг я сомнительный тезис. — Все знать не может никто, кроме, пожалуй, господа бога. Да, я хороший гонщик, я умею управлять мобилем лучше многих. Но это навыки, рефлексы, быстрота реакции, а не знания.
— А что же тогда дает эти самые знания?
— Как что? Училища, гимназии, университеты, публичные библиотеки, наконец.
— И в библиотеках пишут о том, как надо управлять мобилем?
— Не притворяйтесь наивным, Федор Иванович. На гонках соревнуются, в первую очередь, технические идеи. Вы ведь помните мою давешнюю лекцию в пансионе мадам Грижецкой?
— Помню, конечно. Но идеи идеями, а чем тогда занимается гонщик?
— А гонщик эти идеи раскрывает публике, показывает, на что способен мобиль, построенный в соответствии с этими идеями.
Игнатьев хмыкнул, черканул в своем блокноте и перешел к следующей теме:
— На прошлой гонке вы выступали на мобиле, предоставленном баронессой Сердобиной. Нынче у вас свой собственный аппарат. Он построен в соответствии с какими-то вашими идеями?
— Несомненно, — вмешался Клейст. — Как говорится, вначале была мысль, потом — слово, а уж после — материальное воплощение.
Игнатьев тут же развернулся к новому собеседнику:
— И какие же идеи вы вложили в свой аппарат?
— А это, уважаемый Федор Иванович, — вмешался я, — коммерческая тайна. По крайней мере, до конца гонок.
— Ну хорошо, — усмехнулся журналист. — Подождем еще немного, подержим интригу. А что вы скажете о…
Игнатьев не договорил. Снаружи послышался шум, крики, звон разбившегося стекла. Я подскочил и кинулся наружу, машинально ощупывая карман: револьвер на месте, все в порядке. Следом бросились и Клейст с Игнатьевым.
Я был уже в сенях и, прыгая на одной ноге, натягивал сапог, когда с улицы донесся визгливый бабский крик:
— Пожа-а-ар!
И тут же его подхватили другие голоса:
— Пожар! Горим!
Под эти вопли я выскочил во двор. Пылал тот самый сарай, в который был на ночь поставлен мобиль. То есть, не то, чтобы пылал, но между стеной сарая и забором основательно горела какая-то хрень. От нее вверх, к крыше, тянулись языки пламени, и концы досок кровли уже начали обугливаться. Клейст кинулся в дом за ключом — нынче он запирал сарай, и ключ унес с собой. Хозяева метнулись с ведрами к колодцу. А я ухватил какую-то висевшую во дворе рогожу и побежал к сараю.
Пламя не сбивалось. Я добросовестно хлестал рогожей, но результат был где-то в районе нуля. Подбежали хозяин с сыном плеснули по ведру воды на стену и крышу сарая. Зашипело, в воздух поднялось белое облако пара, пламя сникло, но ненадолго: горящая на земле неведомая субстанция тут же запалила все по новой.
Появился Клейст, открыл ворота сарая, принялся кочегарить мобиль. Ему нужно хотя бы пара минут, чтобы эта железяка могла стронуться с места. А горит ведь все сильней! Набежали еще люди, выстроились цепочкой от колодца, принялись передавать ведра с водой. А я углядел в сарае лопату.
Вот что за хрень! Деревянная дубина, только по краю окованная железной полосой. И это в век пара и технологий! Ну да ничего, земля тут не шибко утоптанная, и такой инструмент годится.
Теперь дело пошло на лад. С каждой лопатой земли огонь уменьшался и, наконец, угас совсем. Вода же загасила стену сарая, кровлю и забор. На дереве остались только черные обугленные проплешины. Тут из сарая послышалось знакомое фырканье и во двор выполз мобиль. Да, горело бы чуть поинтенсивнее, и аппарат было бы не спасти. Еще один резон обзавестись дополнительным источником рабочего тела. Тот же сжатый воздух: даст, скажем, десять секунд экстренной тяги, и этого будет вполне достаточно. А потом на ходу от компрессора можно заново накачать баллон.
— Господин Стриженов! — отвлек меня от размышлений чей-то голос.
Я повернулся: хозяин дома. Серьезный такой мужичина. По статусу, со слов Игнатьева, купец третьей гильдии.
— Господин Стриженов, — повторил купец. — Тут дело такое: я не против того, чтобы вы с механиком у меня ночевали, но мобиль свой куда-нибудь уберите. Коли один раз поджечь попытались, нехристи, так с них станется и вдругоря запалить. Деньги господин Игнатьев, конечно, хорошие заплатил, но дом, да лавка, да имущество все ж подороже будет. С таким беспокойством и денег не надо, целым бы уйти.
— А кто, думаете, поджигал? Какие нехристи?
— Поджигал-то известно кто — Ванька Косой. Тот за полштофа казенки что хошь сделает. Сунули в руку бутыль с жижей горючей, да бросить велели. Он и бросил. Совсем пропащий человечишко… был.
— Был?
— Так прибили его. Вот только что в подворотне нашли. Башку дурную камнем проломили. А кто его послал, теперь и не дознаться. Так что убирайте мобиль, господин Стриженов, от греха подальше.
Я вздохнул. Рядом раздался еще один вздох: Клейст.
— Ну что, Николай Генрихович, идемте собирать вещи. По крайней мере, у нас были ужин и баня. А спать будем, наверное, по очереди: есть у меня нехорошее подозрение, что те, кто зажигалку бросили, не успокоятся. Одна надежда на то, что на стоянке мы будем не одни.
И снова проверил в кармане револьвер.
Ночь прошла относительно спокойно за исключением того, что даже в свой черед спал я вполглаза. Ну и стартовал, соответственно, с мутной головой и с трудом удерживаясь от зевков. Клейст, продержавшись с полчаса, принялся клевать носом и, в конце концов, заснул. Просыпался на особо резких ухабах, встряхивался, вздергивал голову и тут же засыпал вновь. А я гнал мобиль вперед, применяя все известные мне способы сохранить бодрость: горланил песни, тряс головой, грыз взятые в дорогу сухари, но все равно мало-помалу усталость брала свое. Пару раз я ловил себя на том, что отключаюсь. Потом — что совсем только что был в отключке. И, наконец, едва не перевернул мобиль, наехав на высокий насыпанный на обочине бугор.
Аппарат подпрыгнул, дернулся, я проснулся и холодный пот струйкой побежал по спине: мог ведь запросто угробить и технику, и нас двоих. Запоздалый страх, окативший меня ледяной волной, прочистил мозги и в один момент разогнал сонливость.
— Что такое? Что случилось? — ожил на соседнем сиденье Клейст.
— Уже все в порядке, Николай Генрихович.
— Очень хорошо. А вы знаете, мы ведь уже подъезжаем!
Расстояние от Тулы до Тамбова на двадцать верст больше, чем от Воронежа до Орла, а потому и на этом отрезке был устроен дополнительный контрольный пункт. Разместить его решили в городке Скопин. Город этот будет, пожалуй, подревнее, чем Ливны. Вот только в Ливнах все больше промышленники верховодят, а в Скопине осело купечество. Правда, есть еще угольные шахты. Вот терриконы пустой породы и ознаменовали предместья городка.
Как и во всех предыдущих городах, улицы были запружены народом. Немногочисленные городовые пытались как-то унять толпу охочих до зрелищ людей, но выходило это у них плоховато.
Спланирован город четко, словно по линейке. Улицы прямые, достаточно широкие, но кроме центральной площади мощеных камнем почитай что и нет. Дома за редким исключением деревянные. Максимум — первый этаж из кирпича сложен. Зато церквей аж семь штук, и все каменные. Вот на площади у местного собора контрольная точка и была организована. В стороне среди толпы я углядел знакомое лицо. Вернезьев? Откуда он здесь? Хотел было присмотреться повнимательней, но тут меня отвлели, а когда я вновь глянул в ту сторону, никого не увидел. Может, мне показалось?
Формальности не заняли много времени. Но сразу же двигаться дальше без малейшего отдыха было невозможно: я боялся банально срубиться где-нибудь на полдороге. Ехать же оставалось без малого две сотни миль. Вот мы и решили, сообразно Ливенскому опыту, перекусить в местном трактире. Чиновник клуба гонщиков подсказал заведение поприличней, да к тому же такое, где кофе спросить можно.
Ехать было недалеко — на соседнюю улицу. Вот только городовых поблизости не сыскалось, а памятуя о ночных приключениях, оставлять мобиль без присмотра было страшновато. Мы договорились с трактирщиком, что его человек покараулит нашу технику, да приказали подавать обед. Нынче было не до разносолов, а потому велели нести то, что есть из готового, да обязательно кофею, и побольше.
Половые расстарались: в минуту натащили полный стол еды и заедок. И отдельно на серебряном подносе большой кофейник и две крошечные чашечки китайского фарфора. Вот же… вредители!
Чтобы съесть все, что нам принесли, пришлось бы просидеть до вечера. Поэтому мы подмели то, что можно было съесть быстро, а прочее велели упаковать и отнести в мобиль. С кофе так не вышло: термосов у трактирщика не нашлось, а пить из кофейника я не рискнул. Поэтому заказал кружку морса, некультурно в