(Смеется.) И пока идут розыски, пока всюду сыплются запросы, мы с вами можем поработать… Давайте-ка разработаем программу занятий кружка. Идет?
К р а с и к о в. Идет!
Уходят в комнату Ильича.
Входят К л а в д и я Г а в р и л о в н а и Л и з а.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Опять стучат… И что за дом у меня! Все идут люди и идут… (Уходит и возвращается с И г о р е м.) Вы уж простите старуху, Игорь Михайлович, но я вам выговорю.
И г о р ь. Хорошо, Клавдия Гавриловна, говорите… Лиза…
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Так вот, милый мой… (Увидела, что Игорь смотрит на Лизу.) Да вы меня, меня послушайте… Уж как хотите, сердитесь не сердитесь… вы что отвернулись-то?
И г о р ь. Слушаю, Клавдия Гавриловна.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Чтоб больше этого не было! Мне этот татарин, или кто там он, как называется, все уши своей музыкой прогудел. Не слушает! Да ну вас! Только слова зря тратить… (Рассердившись, ушла.)
И г о р ь. Я, кажется, ее обидел?
Л и з а. Она отходчивая. И вообще — добрая. Только поворчать любит.
И г о р ь. Мы не занимались уже два дня.
Л и з а. Да.
И г о р ь. Это недопустимо. Согласны?
Л и з а. Согласна. Я вышивала, Игорь Михайлович. Деньги нужны. Но урок я приготовила. Спрашивайте…
И г о р ь. Лиза, я много думал, хотел сказать многое. Но… не могу. (Встал.) Как я ненавижу себя! Когда в Томске профессор при всех оскорбил меня, я хотел ответить, слова кипели в голове. А встал, все смешалось, покраснел и вышел.
Л и з а. А может быть, и не нужно, было говорить? Ведь там были чужие — они бы все равно не поняли.
И г о р ь. Вчера, когда на диспуте выступал Владимир Ильич, мне тоже хотелось сказать… но у меня опять ничего не вышло.
Л и з а. А здесь были друзья. Они и без слов все поняли.
И г о р ь (шепотом). Лиза, я люблю вас, слышите, я могу закричать на весь дом: я люблю вас! На всю улицу, на весь город…
Л и з а. Молчите, Игорь Михайлович, молчите… Я и так все слышу.
И г о р ь. И что же ты скажешь? Промолчишь или просто засмеешься?
Л и з а. Я… я тоже не умею говорить… Сейчас мне молчать хочется. Молчать и слушать, как поет что-то во мне…
Входят У л ь я н о в и К р а с и к о в.
У л ь я н о в (тихо). Знаете, мне почему-то кажется, что нам лучше уйти.
Лиза и Игорь заметили вошедших. Игорь рассматривает иконы.
К р а с и к о в. Ба, знаменитый этнограф изучает сибирскую иконопись?
И г о р ь (смущенно). Я пришел к Владимиру Ильичу.
К р а с и к о в. Опять с частушками?
И г о р ь. Перестань, пожалуйста!.. Я хотел попросить… Мне сказали, что у вас есть брошюра об экономическом содержании народничества.
К р а с и к о в. И ты хочешь ее прочесть? Не может быть — своим ушам не верю.
И г о р ь. Брат все разносил ее. И я, признаться, ничего не понял в его критике. Если позволите, я прочту, может быть разберусь.
У л ь я н о в. Извольте! (Уходит в свою комнату и возвращается с рукописью.) Прошу…
К р а с и к о в. Невероятно!
И г о р ь. Когда пел Соян, я любовался только образами, музыкой стиха. А вы так легко и просто схватили смысл… Я плохо говорю. Простите.
У л ь я н о в (взглянул на Лизу). Прочтите вместе. (Прошелся.) Друзья, а ведь скоро светлое воскресенье — пасха! Все будут праздновать, а мы?
К р а с и к о в. Чокаться крашеными яичками?
У л ь я н о в. Нет, маевка! (Поет.)
День настал веселый мая,
Прочь с дороги горя день!
Песнь раздайся, удалая!
Забастуем в этот день!
Соберем побольше рабочих! Согласны?
Входит К л а в д и я Г а в р и л о в н а.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Владимир Ильич, из полиции. Вроде сюда идут.
К р а с и к о в. Дождались! Задержат, и мы не сможем встретить друзей.
У л ь я н о в. Спокойно! Клавдия Гавриловна, пожалуйста, откройте… Только меня нет дома.
Клавдия Гавриловна вышла.
Ну что же, Петр Ананьевич… (Показывает на окно.) Весна. В такое время года пользоваться окном даже романтично. Прошу…
Быстро вылезают в окно.
Лиза и Игорь ушли в комнату Ильича и закрыли дверь.
Входят подполковник Б о г а ч е в и н е с к о л ь к о ж а н д а р м о в.
Б о г а ч е в (Клавдии Гавриловне). Где ваш постоялец?
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. А кто ж его знает. Может, на Енисей пошел, а может, у Юдина в библиотеке сидит. Он туда часто ходит.
Б о г а ч е в. Так… (Распахивает дверь в комнату Ульянова.)
Игорь и Лиза замерли в поцелуе.
Пардон… Я, надеюсь, не помешал?
Игорь входит в гостиную.
Крупицкий-младший? Здравствуйте… А вы, собственно, здесь зачем?
И г о р ь. Ульянов нездоров. Брат просил передать рецепт.
Б о г а ч е в. Так… Эскулап с крылышками амура. (Смеясь, возвращает рецепт.) А вас, молодой человек, прошу передать брату вот это…
И г о р ь. Что это?
Б о г а ч е в. Приглашение к начальнику губернского жандармского управления полковнику Женбаху. Да-с… Извольте передать.
Жандармы из кухни выводят М о ш а р и х у и К у з ь м и н а.
А это еще что за личности?
М о ш а р и х а. А ты не удивляйся, Николай Петрович. Не узнаешь?
Богачев в удивлении отступает.
Сколько раз с моим муженьком пил, забыл?
Б о г а ч е в. Прекратить балаган!
М о ш а р и х а. Верно, я теперь в балагане живу. Милости просим.
Б о г а ч е в. Взять ее, каналью! (Уходит.)
М о ш а р и х а (кричит). Веди, веди, проклятый! Не боюсь!
Жандармы уводят ее.
И г о р ь. Идем, Лиза…
К у з ь м и н. Обождите… Вместе пойдем. Ух и глазищи у их благородия. Сердце в пятки угоняют.
Уходят.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Опять одна… Всех разогнали, ироды… (Подняла стул, опрокинутый Мошарихой. Подошла к иконам.) С белого света радость людскую сживают. А ты смотришь, господи, и не поморщишься… Эх ты, заступник…
З а т е м н е н и е.
Кабинет Женбаха. Ж е н б а х, сидящий за столом, и Б о г а ч е в, стоящий рядом, весело смеются.
Перед ними навытяжку стоит К у з ь м и н.
Ж е н б а х (сквозь смех). Как… как он сказал?
К у з ь м и н (стараясь угодить). Я, грит, ваше-ство, потерялся… Фу, грит, и меня нет. Вот так! (Делает жест.)
Женбах и Богачев смеются еще веселее.
Ж е н б а х. Значит, он полагает, что мы ничего о нем не знаем?!
К у з ь м и н. Ни сном ни духом!
Ж е н б а х. Браво!
К у з ь м и н. А сейчас, грит, мне надо, вот так надо поглядеть на своих дружков.
Б о г а ч е в. Не помнишь, о ком говорил?
К у з ь м и н. Мне, грит, етого… Хфедосеева шибко поглядеть охота.
Женбах и Богачев переглянулись.
А сам, как, значит, ваше благородие пришли, в окно сиганул.
Смех.
А шубу достали первый сорт! Эх и шуба, на лисьем меху!
Ж е н б а х (встает). Хорошо. Молодец, Кузьмин.
К у з ь м и н. Рад стараться, ваше-ство!
Ж е н б а х. Иди…
Кузьмин козыряет и уходит.
Великолепно, Николай Петрович. Вас можно поздравить. Наконец-то тюремному инспектору мы натянули нос.
Б о г а ч е в. У этих тюремных крыс так ловко поставлено дело, что они потеряли Ульянова. А мы знаем каждый его шаг. (Подает журнал наблюдений.)
Ж е н б а х (листая журнал). Неплохо, неплохо. Когда прибывает поезд?
Б о г а ч е в. На подходе.
Ж е н б а х. Федосеева он не должен видеть. Понимаете? Федосеев затравлен, хандрит. И Ульянова ему видеть вредно. Духом воскреснуть может.
Б о г а ч е в. А остальные?
Ж е н б а х. Пусть встретятся. Ничего. Это произойдет на наших глазах. Больше будем знать.
Б о г а ч е в. Понятно.
Ж е н б а х. Крупицкий явился?
Б о г а ч е в. Ждет приема.
Ж е н б а х. Приступайте. Только тонко…
Б о г а ч е в. Простите, полковник. С этой партией прибыл Каврига.
Ж е н б а х. Так… его тоже сюда… Да, Николай Петрович, в приемной я видел эту… Мошариху.
Б о г а ч е в. Я задержал ее, чтобы сделать внушение. Купцы очень просят.
Ж е н б а х. Внушение?! Что ж… Внушайте, внушайте. (Уходит.)
Во вторую дверь ж а н д а р м вводит М о ш а р и х у.
Б о г а ч е в. Антонида Власьевна! Ай-яй-яй! Вас ли вижу? Садитесь, садитесь, дорогая. Нет, не верится! Это не вы!
М о ш а р и х а. В парижских-то нарядах лучше была?
Б о г а ч е в. Господи, да там кисея, зефир, бриллианты, а тут рубище, сума… Страшно.
М о ш а р и х а. А ты не бойся, пугливый.
Б о г а ч е в. Год прошел, как ваш благоверный скончался, и такие изменения. Бедная вы моя.
М о ш а р и х а. Отпусти, Николай Петрович.
Б о г а ч е в. Да извольте, Антонида Власьевна! Разве я смею вас задерживать?! Только… не рвите вы мою душеньку, христом-богом молю.
М о ш а р и х а. Сладко поешь.
Б о г а ч е в. Я с вами всегда так говорил.
М о ш а р и х а. Ну как же, помню — к ручке прикладывался, на ушко словечки разные шептал. Помню.
Б о г а ч е в. Значит, говорить можно все?
М о ш а р и х а. Говори.
Б о г а ч е в. Понимаю, ой как понимаю ваши муки. На вашем месте я бы так же страдал. Разочароваться в жизни… Да я и сам давно разочаровался. Живем у дьявола на куличках. Ссыльные, поднадзорные, душегубы. Мозг тупеет. Так и хочется уйти в отставку. Бросить все и уехать в Париж. В Венецию… Между прочим, губернатор на вас косится.