М о ш а р и х а. Не боюсь. И дом и все капиталы на меня записаны. Что хочу, то с ними и делаю.
Б о г а ч е в. Напрасно… напрасно вы так уверены. Вот вы в шалаше живете. А купцы кричат, что вы позорите их звание.
М о ш а р и х а. Кровушка липучая на этих званиях-то.
Б о г а ч е в. Ой, Антонида Власьевна! Берегитесь — как бы в желтом доме не побывать! Они живо упрячут.
М о ш а р и х а. А я сама утоплюсь. Вот тронется Енисей, и я тронусь.
Б о г а ч е в. Да опомнитесь, несчастная! Родственничкам Луки ваша блажь на руку. Сети давно расставлены. Только жало впустят — и все капиталы до капли высосут… А ведь я… давно люблю вас.
М о ш а р и х а. Любишь? Говори, говори, милый ты мой… Помнишь, еще Лука живой был, ты мне все про любовь шептал… Грешница я, слушала твои слова… Так любишь?
Б о г а ч е в. Давно… давно люблю.
М о ш а р и х а. И такую, в рубище этом, любишь?
Б о г а ч е в. Пустяки… Вам сейчас надо уехать. Немедленно. За границу. Я снабжу паспортом. Дам человека — языки знает. Вас будут лечить лучшие в свете доктора.
М о ш а р и х а. А потом?.. Милый, что потом-то, скажи…
Б о г а ч е в. С европейскими фирмами дело заведем. Такой заводище поднимем, такой, что трубы до неба!
М о ш а р и х а. Та-ак… трубы… Ах, миленочек ты мой! Трубы тебе нужны… (Резко встала.) А ты меня, меня возьми. Вот такую, как есть, возьми. Брезгуешь?
Б о г а ч е в. Антонида Власьевна…
М о ш а р и х а. Плюю на тебя! Таракан ты нераздавленный. Да я на весь город тебя ославлю. Я тебе такую любовь покажу, в трубу вылетишь! (Бросается на Богачева.)
Вбегают ж а н д а р м и К у з ь м и н и выталкивают ее прочь.
К у з ь м и н (мнется). Ваше благородие, а с ей… с Мошарихой мне дозвольте.
Б о г а ч е в. Не понимаю.
К у з ь м и н. Потолковать… (Делает жест.)
Б о г а ч е в. Так… значит, подслушивал? И понял?
К у з ь м и н (улыбается). Как тут не понять, когда такие деньги… Только сама-то она не осмелится уехать. Характер птичий. Вы мне дозвольте. Уговорю.
Б о г а ч е в. Ну ты, голуба, по усердию самого дьявола превзошел.
Кузьмин улыбается.
Молчать! Ты мне за приезжего отвечай. Да знай свое место, скотина! Стой!
Кузьмин остановился.
Ну раз ты мне такое усердие показываешь, будешь отвечать и за Кавригу. Три раза он от нас уходил. Видать, в городе у него дружки. Узнаешь, кто они. А если и на этот раз уйдет — сгною. Понял?
К у з ь м и н. Так точно, ваше-ство!
Б о г а ч е в. Доктора сюда.
Кузьмин уходит.
Из вторых дверей ж а н д а р м вводит К р у п и ц к о г о.
Здравствуйте, здравствуйте, дорогой доктор. Присаживайтесь. Прошу.
Крупицкий садится в кресло.
Вам пришлось ждать… Извините. Дела! Как ваше здоровье?
К р у п и ц к и й. Благодарю вас. Я здоров.
Б о г а ч е в. А я, доктор, совсем лишился сна. Очевидно, переутомление.
К р у п и ц к и й. Надо меньше употреблять горячительных напитков. Особенно перед сном.
Б о г а ч е в (фамильярно). Ай, доктор, вы видите человека насквозь.
Крупицкий недовольно заерзал в кресле.
Итак, дорогой Владислав Михайлыч, мы пригласили вас…
К р у п и ц к и й. …чтобы сообщить пренеприятное известие? К нам едет ревизор?
Б о г а ч е в (смеется). Точно по Гоголю — приехал губернатор с ревизией. И, возможно, захочет встретиться с вами.
К р у п и ц к и й (с ноткой иронии). Почту за честь.
Б о г а ч е в. Врачебное присутствие, санитарное состояние пересыльного пункта, ну и прочее… Вам, полагаю, следовало бы подготовиться.
К р у п и ц к и й. Не беспокойтесь. Губернатор останется доволен. (Встает.) Я могу идти?
Б о г а ч е в. Мы уважаем вас, Владислав Михайлович, как члена Енисейского врачебного отделения…
Входит Ж е н б а х. Богачев встает.
Ж е н б а х. Здравствуйте, доктор. (Богачеву.) Прошу садиться. О чем, смею спросить, разговор? (Садится в кресло.)
Б о г а ч е в. Собственно, деловая часть завершена. Мы просто мило беседуем.
Ж е н б а х. Очень хорошо. Деловые разговоры так надоели. Рад поболтать по душам.
Б о г а ч е в. Я говорил, что мы ценим Владислава Михайловича как члена врачебного отделения…
Ж е н б а х. Ценим его образованность, любовь к народу, но мы…
Б о г а ч е в. …не можем допустить, чтобы такой человек оступился.
К р у п и ц к и й (поднимаясь). А я, господа, не могу допустить, чтобы так разговаривали со мной.
Б о г а ч е в. Владислав Михайлович, помилуйте, к чему обида?!
Ж е н б а х. У нас, доктор, душевный разговор. Тет-а-тет. Позвольте, дорогой, быть откровенным до конца.
К р у п и ц к и й (садясь). Прошу.
Б о г а ч е в. Мне кажется, полковник, что наш милейший доктор смотрит на нас как на тупых, бездарных жандармов.
Ж е н б а х. Неужели это так? Напрасно… Мы хорошо знаем революционное движение. Революционеры бывают разные. Многие пылкие умы пишут и разглагольствуют о социализме. И мы им не мешаем. Почему?
Б о г а ч е в. Видите ли, социализм бывает тоже разный. Например, сейчас в Европе распространяется католический социализм, и мы не только не преследуем его…
Ж е н б а х. Но даже кое-что из него хотим пересадить на русскую почву.
К р у п и ц к и й (решительно встает). Господа, прошу уволить меня от этой лекции.
Б о г а ч е в (ласково). Сядьте… Будьте любезны, сядьте.
Ж е н б а х. Мы не кровожадны. Вы это хорошо знаете. Ваши статьи, публикуемые в «Отечественных записках», мы не преследуем. Блистайте красноречием! Пожалуйста!
К р у п и ц к и й. Я больше не могу. Это уже слишком! Я буду жаловаться! Я… я, наконец, уйду!
Б о г а ч е в. Помогать Ульянову?
Крупицкий ошеломлен.
Ж е н б а х. Он не начиняет бомб, но его идеи страшнее бомбы Гриневицкого.
К р у п и ц к и й. Господа, я ничего не могу понять! В чем вы хотите обвинить меня?
Ж е н б а х. Ваша поездка в Петербург…
К р у п и ц к и й. Я ездил по делам врачебного присутствия…
Б о г а ч е в. Ваше знакомство с Ульяновым…
К р у п и ц к и й. Это было совершенно случайное знакомство. Право, я не виноват, что мне пришлось ехать с ним в одном вагоне. Но…
Ж е н б а х. Что?
К р у п и ц к и й. Вы говорили об идеях… А об этом я говорить не желаю.
Ж е н б а х. Так… А кто помог Ульянову устроиться на квартиру?
Б о г а ч е в. Кто дал ему рекомендательное письмо к Юдину?
Ж е н б а х. И наконец, кто снабдил его врачебной справкой? Вы!
К р у п и ц к и й. Я врач. Это мой долг. И вы мне не запретите, не смеете запретить, слышите?!
Ж е н б а х. Долг? Хорошо… А мой долг понуждает меня принять ответные меры.
К р у п и ц к и й. Это меня не интересует. Да, да, я прошу вас оставить меня в покое.
Б о г а ч е в. Помня наши дружеские отношения…
К р у п и ц к и й. Оставьте! У меня к вам самое обыкновенное, да, да, самое нейтральное, что ли, отношение.
Ж е н б а х. Помня наши дружеские отношения, скажу: за вами учрежден негласный надзор.
Крупицкий вздрогнул, встал, снова сел.
К р у п и ц к и й. Так… что ж… я готов.
Б о г а ч е в (миролюбиво). Раз уж вы дали справку Ульянову, ее не вернешь. Но среди арестованных есть друг Ульянова — Ванеев. Говорят, он болен…
К р у п и ц к и й. Да, да, очень… чахотка.
Ж е н б а х. Но для нас он совершенно здоров. Совершенно!
Крупицкий взял себя в руки, встает.
К р у п и ц к и й. Господа! Чем бы вы ни грозили мне, я честный человек и слишком уважаю себя, чтобы кривить душой… Если понадобится, я буду лечить любого заключенного. Кто бы он ни был по своим убеждениям. Повторяю, это мой долг. А с Ульяновым… Да, я с ним знаком и помогал просто как человеку. Помогать ближнему — наш долг.
Б о г а ч е в. Конечно, конечно, долг прежде всего… Что ж, Владислав Михайлович, спасибо за беседу. (Раскланивается.) Да, Владислав Михайлович, ваш брат…
Крупицкий остановился.
К р у п и ц к и й. Что мой брат?
Ж е н б а х. Ведь вы, как старший, ответственны за его судьбу. Не так ли?
К р у п и ц к и й. Что с братом?
Б о г а ч е в. Не беспокойтесь, доктор. Ничего предосудительного пока не замечено… До свиданья!
Крупицкий ушел.
Ж е н б а х. Ну, этот готов, не будь я Женбах!
Б о г а ч е в. Только поперчить.
Смеются.
Телефонный звонок.
Ж е н б а х (взяв трубку). Поезд пришел? Следить… (Встает.) Ну, Николай Петрович, с богом… Мы с вами надбавим Ульянову срок. Надбавим всенепременно!
З а т е м н е н и е.
Часть перрона. Решетчатая ограда. Собирается т о л п а.
Ж а н д а р м с к и й о ф и ц е р (выходя из ворот). Разойдись! (Проходит через толпу.)
С т р е л о к. Осади назад! (Отгоняет толпу.)
С т а р у ш к а. Дозволь, родимый, страдальцам калачиков свеженьких передать.
Ж а н д а р м с к и й о ф и ц е р (старшему конвойному). Акимыч, подожди здесь, пока тюремное начальство придет.
К о н в о й н ы й. Слушаюсь.
Офицер уходит.
Стой, каторга. Получай даровые гостинцы. Чего добру пропадать.
Бабы передают калачи, шаньги, яички, табак в кисетах.
К а в р и г а (конвойному). Акимыч, дозволь, старый, с дружком проститься. Важное слово сказать надо.
К о н в о й н ы й. Давай, Каврига. Только не мешкай. А то начальство на тебя и так лютует. Смотри…
Каврига подходит к ограде.
К а в р и г а (зовет). Ваней! Браток…
С другой стороны подходит В а н е е в.