— Товарищ! — окликнула меня она. — А вы к кому?
Такая приличная средних лет женщина, с аккуратной прической и в стильных очках. Смотрела без вражды, с интересом — наверное, из-за цветов.
— М-м-м-м… Понимаете, невеста у меня должна была приехать. Из Мурманска. А когда точно — непонятно. Вот я и пришел пораньше, чтоб не упустить…
— Так не было делегации еще, у них бронь на сегодня, — сняла очки портье.
— А… А! — всё-таки завтра- это не вчера, а сегодня! — А во сколько?
— Ну, это я вам точно не скажу, но вроде бы с утра.
— Ничего, если я вон там, в кресле в углу посижу, подожду?
— Подождите, конечно… А где вы цветы-то в такую рань достали? Вижу же, что только срезанные!
— О-о-о, это история таинственная и драматичная, — не выдержал и хихикнул я, вспоминая подкаты Коленьки к Дашке.
— Ну, раз драматичная — то сидите, конечно. А захотите перекусить — у нас в семь тридцать ресторан начинает работать, спортсмены выходят кататься рано, у них режим…
Я опустился в чудесное мягкое дерматиновое кресло, поставил рюкзак у ног, положил цветы на колени, откинулся затылком на его широкую удобную спинку и…
— Уснув с цветами в холле гостиницы, товарищ Белозор и подумать не мог, что в этот самый момент… — Каневский подкрался незаметно.
— Леонид Михайлович, дайте поспать, ну пожалуйста! — взмолился я.
— Гера! — сказал вдруг Каневский женским голосом. — Это правда ты?
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, осознать, где я нахожусь, вскочить и ошалеть от взгляда широко распахнутых удивленных зеленых глаз.
— Тася! — я обнял ее крепко-крепко и закружил, и не желал отпускать, потому что, кажется, только сейчас понял, как сильно соскучился.
Видеть вас — одно удовольствие, не видеть — другое? Не-е-ет, это точно не тот случай! Только удерживая ее в объятиях, я чувствовал, что вот теперь — всё так, как надо, как положено. Всё — правильно! Исчезло это дурацкое ощущение, как будто я что-то упускаю в жизни, что-то забыл или потерял — оно сосало под ложечкой и сидело там, под ребрами всё это время, все эти три или четыре месяца.
— Ну, отпусти уже, м? Люди смотрят! И что это мне портье сказала — меня жених ждет? — она улыбалась и тоже явно была счастлива.
Я видел это в ее смеющихся глазах и в самых уголках губ, которые готовы были превратиться в великолепную улыбку.
— А я сразу тебе предлагал жениться, м? У-у-увезу тебя я в тундру на оленях утром ранним… — запел я, перехватывая ее за талию правой рукой, — Хотя нет, погоди — тундра это у вас. Тогда: у-у-у-утяну тебя в болото на лягухах утром ранним…
— Балбес! — всё-таки улыбнулась она и освободилась. — А что там за цветы у кресла валяются?
— Ой-ёй! — сказал я и ринулся за хризантемами. — Это тебе.
— И где ты их нашел в такую рань? Или вез из Дубровицы?
— Не-е-ет! Ты даже не представляешь, где я был и что я видел!
— Не представляю! Господи, как я скучала по этим твоим историям… Главное — никогда не знаешь, когда ты начинаешь вешать лапшу, а что является истинной правдой! Вот ты зачем приехал?
— Есть три версии, — посерьезнел я. — Выступать на Съезде Союза журналистов, проводить отпуск с любимой женщиной и ловить маньяка. Какая тебе больше нравится?
— Белозор, только не говори мне, что…
— Все три верные.
— Господи… Ну, почему все люди как люди, а ты…
— Суперзвезда?
— Что? Какая суперзвезда? — наморщила носик она.
— Ничего, ничего… Пошли в рэ-э-эсторан? Есть хочу до ужаса!
В ресторане нам предложили ванильные сырнички, кофе и что-то там еще. Я ел, не чувствуя вкуса, и не мог насмотреться на свою северяночку: в шерстяном платье по фигуре, с аккуратной прической и без всякого макияжа, она сверкала на меня глазами из-под густых ресниц, изящно пользовалась ножом и вилкой, и, кажется, немного смущалась.
— … чемпионат мира среди женщин. Это, конечно, не Олимпийские игры, но тоже просто прекрасно! И здесь, в Раубичах — одна из лучших баз для подготовки. Лыжероллерная трасса, вся инфраструктура… Говорят — вопрос решенный! Конечно, спортивная бюрократия, все эти твердолобые чиновники… Представляешь — в Европе еще хуже, чем у нас! Не женское дело, подумать только! Хотя с другой стороны — у них не было Людмилы Павличенко, да? А скандинавы только за, у них очень много сильных спортсменок! Но и мы кое-что можем! Вот только осмотрюсь, прикину, кого из девчонок можно бы перетянуть с собой, и тогда…
— Погоди-ка, тебе предлагают переехать?.. — недоверчиво переспросил я, — И ты настроена согласиться?
Это ведь было бы просто счастье какое-то! Минск — это вам не Мурманск! Вжух — и приехал! Три часа на машине, ночь на поезде!
— А ты не рад? — нахмурила бровки она, — Что за озадаченное выражение лица?
— Но ты ведь говорила… — на самом деле моя душа пела!
Тася откинулась на спинку стула и проговорила:
— Я очень сильно разругалась с отцом. Признайся честно: к тебе кто-то подходил по поводу меня? Ну тогда, в Дубровице.
Ершов! Ларчик просто открывался, оказывается. Вот в чем дело! Отцовская ревность порой бывает страшнее супружеской…
— Можешь не отвечать. Всё понятно! У меня двое детей, я мастер спорта, тренер с союзным именем — а он всё еще ведет себя так, будто мне пятнадцать! Господи, как я от этого устала… Понимаешь, везде, куда бы я ни приходила в Мурманске — я его дочь! Всем наплевать на то, чего я добилась сама, люди видят только золотую девочку, мажорку, папину дочку, которой заранее открыты все дороги! Интересно, как они себе это представляют — на трассе он меня в спину толкает или из винтовки за меня целится? Может, и девчат моих тоже на союзных соревнованиях на пьедестал ставит? Как же это достало…
— А тут — шанс, — сказал я.
— Шанс! — видимо, она долго это держала в себе, у нее правда накипело, и мне было действительно приятно, что она сейчас раскрылась — передо мной. Значит — доверяет?
— А дети?
— Сниму дом где-нибудь в пригороде, перевезу Пантелевну! — решительно тряхнула головой она, — А не согласится — найму няню!
— То есть, ты уже всё решила? — я не смог сдержать радостных интонаций.
— Ну, я только из аэропорта, осмотреться не успела… Через пару дней станет понятно. Пообщаюсь с местным спортивным начальством, присмотрюсь к здешним девчатам — тогда можно будет говорить точно.
Я взял ее за руку, и мы некоторое время сидели молча, смотрели друг на друга и улыбались. А потом она сказала:
— Знаешь, а я ведь думала — не приедешь, я сама поеду в Дубровицу! Поездами, на перекладных — как угодно. Мы плохо расстались, я уж решила…
«На перекладных» — эти слова резанули мне слух. Это ведь значит — автостопом?
— Что? Гера, что такое? Я что-то не так сказала? У тебя лицо стало такое…
— Нет, нет, дело не в тебе, просто… А ты когда хотела ехать?
— Двадцать четвертого, завтра вечером, у нас вроде как двадцать пятого выходной обещали, но поезда неудобно ходят и я…
Я потер лицо ладонями и шумно выдохнул.
— Чертовщина какая-то… Тася, у меня к тебе огромная просьба: ни в коем случае не покидай территорию спорткомплекса, ладно? Три-четыре дня. Я постараюсь разобраться с делами, а потом заселюсь сюда же, в гостиницу — на сколько ты тут?
— На десять дней. Гера, ты меня пугаешь.
— Вот! Будешь днем обмениваться опытом, а вечером…
— Белозор, я серьезно. Во что ты ввязался? — она напряглась.
— Я же сказал: выступление на съезде, двадцать шестого. А потом — сразу к тебе.
— Ты еще кое-что сказал. Так и знай — если с тобой что-то случится…
— Посмотри на меня, — я встал в полный рост и развел в стороны руки, — Что со мной может случиться? Я большой и страшный дядька! Ар-р-р-р!
Тася фыркнула и рассмеялась:
— Народ пугаешь! Сядь на место, страшный дядька!
Люди и вправду стали на нас оглядываться.
— Пойдем гулять? — спросил я, — Сколько у тебя времени есть?
— Ну, часа полтора — точно. В одиннадцать торжественная часть, мне еще вещи разобрать, переодеться… Подождешь десять минут?
— Всю жизнь, — искренне улыбнулся я.
Она нахмурилась и погрозила пальцем, но было видно, что ей приятно.
А потом она поднималась по лестнице к себе в номер, а я стоял в холле, смотрел на ее точеную фигурку, стройные ножки, пшеничные волосы, гордую осанку и думал, что во второй раз просто не имею права ее упустить. И что очень зря сдал кольцо в комиссионку.
Глава 10,в которой пространственно-временной континуум сопротивляется
С Тасей мы провели часа четыре, не меньше. Сидели рядышком на этой их торжественной части мероприятия и совершенно не слушали, что там вещали с высокой трибуны чиновники от спорта. Мы писали друг другу записочки — как в школе, и хихикали. Потом — гуляли по Раубичам, целовались, рассказывали о своем житье-бытье за долгие месяцы разлуки.
Расставаться снова было тяжело. Мы стояли у ворот комплекса, под Тасиным большим желтым зонтиком, с которого стекали струи дождевой воды, и я никак не мог отпустить девушку.
— Когда мы увидимся? — спросила Таисия.
— Завтра вечером? Какой у вас план мероприятий?
— Кажется, сначала семинар, потом мастер-классы по лыжероллерам, нам дадут время на трассе… Часам к четырем я должна освободиться. Если что-то будет не получаться — позвони в гостиницу, портье, ладно? И сегодня вечером позвони. А они мне передадут… Буду волноваться, так и знай. Ты тут наговорил мне ужасов…
— Может, всё это бред и нет никакого маньяка. Это ведь не наводка, а чистой воды мистификация! Я просто съезжу, осмотрюсь… — пошарив в кармане, я сунул ей в руку бумажку с номером Привалова, — Если не отзвонюсь до ночи — набери сюда, это наш шериф Ноттингемский, помнишь его? Скажи, что я поехал в Шабаны по тому самому делу.
Я и сам себе не верил: искать маньяка потому, что во сне так сказал Леонид Каневский? Ну да, не более безумная идея, чем из-з