— Да-да! Причинять добро, наносить радость, сеять справедливость… Или ручками — или пойду заявление в милицию писать, или морду вам набью. — я тоже умею злобно зыркать! — Просто подойти поговорить со мной, значит, не судьба, а убрать последствия своей бурной деятельности — неохота?
Всё-таки мозги у него работали, и чувство самосохранения не исчезло, он молча кивнул — я бы, ей-Богу, отлупил его тут, в этом самом кабинете. Надоело! Сколько можно — строят из себя сильных мира сего, а вытворяют натуральную лажу! Это ж так сложно — подойти и пообщаться, позвонить, в конце концов! Да знай я, что это охрана Петра Мироновича Машерова — я бы что, против был? Я разве идиот и не понимаю, что встреча с первым лицом Республики — дело серьезное? Деятели, мать их… Нахрен вобще этот Рогозинский Волкову и Рикку?
— Всё, всё! Охолонули! — развел руками Волков, — У нас дел по горло. Давай, Гера, выкладывай, что там у тебя по планам на город? Вы, Иван Петрович, в состоянии сейчас слушать и слышать?
— Да, да… Я выводы сделал, — явно наговорит там про меня этому Сазонкину, ну и черт с ним.
Не от одного Рогозинского он же информацию черпает, если профессионал!
И я выложил. Про возможные пожертвования от трудовой молодежи города на Дворец спорта, про минеральные воды, реликтовые сосны и санаторий, а еще — про садики и школы, и скверы вокруг завода «Интервал». В мое время там настроили панелек и торговых центров, а инфраструктуру и зеленые зоны отложили «на потом» — и это потом продолжалось лет тридцать, и конца этому не было видно. Из района «Интервала» народ на автобусах пёр детей в центр в сады и школы минут сорок, и если для какой-нибудь Москвы это мелочи, то для Дубровицы — настоящая трагедия!
А потом изложил концепцию «Федерации Дворового бокса», и понял, что попал в десятку. И Рикк. и Волков как-то подобрались, в глазах появился задорный блеск:
— А, Борис Францевич, вышел бы со мной? — обнажил желтые крепкие клыки главный дубровицкий деревообработчик.
— А думаешь, сдюжишь? — поднял бровь в ответ Рикк.
— Сдюжишь — не сдюжишь, а причешут — заутюжишь! — усмехнулся Волков.
— Кто кого еще причешет! — металлург картинно стал в стойку и сделал несколько ударов в воздух. — Идея — огонь! Моим парням с завода точно по душе придется! И не обязательно ждать для этого нового Дворца спорта… У нас вон неплохой спортзал, можно ринг оборудовать!
— А у нас есть ринг! — довольно сказал Волков. — Да! Приглашаем в гости!
— Ой, и придем!
— Ой, и приходите!
Кажется, выплеснуть вечную дружбу-конкуренцию между «деревяшками» и «железячками» на ринг было просто отличной идеей… А есть ведь и другие предприятия! В общем, я был доволен. А что касается Дворца спорта и санатория — это они обещали подумать.
— Давай с пожертвованиями определись… Да! Что там у тебя опять? Новый клад, небось? — Волков всё-таки был человеком проницательным. — Гляди, не заиграйся! Нам нужен живой и здоровый Белозор.
— Прям-таки нужен? — засомневался я. — Без Белозора оно всяко спокойнее…
— Зато с Белозором — куда как интереснее! — откликнулся Рикк. — И вообще — ты про цех цинкования писать собираешься или нет? Развел мне тут — бокс, санатории… Работать надо!
— Так я ж как пионер!
— Что — инфантильный и в прыщах? — юморист, однако! Юмор у него такой — прямолинейный, как металлопрокат.
— Всегда готов! — додавил я и продемонстрировал диктофон и фотоаппарат. — Аппаратура с собой!
— Тогда чего ждем? И вы, гости дорогие, собирайтесь… Пора и честь знать! Поживиться нечем, фуршета не будет! — Рикк бесцеремонно распахнул двери перед Рогозинским и Волковым.
Директор «Интервала» на прощание всё-таки подал мне руку. Я ее сильно жать не стал, так — по-человечески.
— В пятницу позвоните мне по поводу ремонта? — спросил он.
— Позвоню, позвоню. Вагобушеву вашему передайте пожелания здоровья. До свидания.
Я думал — не переборщил ли, заставляя такого важного начальника так унижаться? С другой стороны — я не собирался их сильно напрягать. Так, символически — окно застеклить, например. А потом и посидеть за рюмочкой чаю, отношения наладить. Всё-таки «Интервал» — огромное перспективное предприятия, тем более — микроэлектроника. Нет ничего более перспективного!
Глава 20,в которой меня настигает мирская слава и фигурирует много лимонов
В общем, статья выстрелила. По крайней мере, в Дубровице даже бабуси у подъезда обсуждали, как Гера Белозор маньяка поймал. Ну, то есть маньяком никто его не называл, потому что в Советском Союзе не бывает маньяков, это удел загнивающего Запада. А вот серийным убийцей — вполне. Так оно даже более солидно звучало.
Там вообще многие углы были сглажены, в этой статье, и следователь по особо важным делам прокуратуры БССР Солдатович превратился в просто следователя, ни к какому конкретно ведомству не относящегося и фамилии с именем-отчеством не имеющего. Токсикоманы, жрущие гуталин, преобразились в алкоголиков — так оно было более привычно и не настолько мерзко, да и вообще — много чего было недосказано и полито соусом полуправды. Но — остросюжетно, живенько, и негодяя в конце поймали. Снова сотрудничество советской прессы и советской милиции доказало всему миру превосходство социалистической системы, потому как у нас журналист и замначальника УГРО — друзья, товарищи и братья, а не конкурирующие хищники, как какие-нибудь репортеры «Нью-Йорк Таймс» с агентами ФБР!
Через два дня после «Маяка» эстафету подхватила «Комсомолка», потом — «На страже Октября», и, наконец, всесоюзный журнал «Советская милиция». Насколько я знал, номера журналов готовятся весьма заранее, и кого они там подвинули, впихнув довольно объемный материал никому в Москве неизвестного Германа Викторовича Белозора — оставалось только гадать.
Не сказать, чтобы я проснулся знаменитым — но шороху наделал. Здесь, в отличие от моего времени, прессу читали внимательно, да еще и перечитывали. И на фамилию автора обращали самое пристальное внимание. Не было сейчас блогеров, инфлюэнсеров и стримеров. Тут в моде и в фаворе — шахматисты, космонавты и поэты с писателями. И журналисты тоже, немножко. Конечно, где Белозор, и где Таль с Каспаровым и Климук с Коваленком, но всё-таки, всё-таки… Теперь я мог надеяться на то, что мой голос будет звучать чуть громче.
Одна статья, конечно — это всего лишь одна статья. Но, как сказал мне позвонивший прямо в редакцию Михаил Иванович Старовойтов из Минска:
— Это уже другой уровень, Гера! Это совсем другой уровень!
Он теперь не считал, что я закапываю талант в землю, получается? Ну, и напомнил, что ждет меня летом к себе. А я всё понять не мог — какой же тут другой уровень? Принципиально статья про отлов собак в Дубровице или, например, про пресс-тур, устроенный Исаковым по нефтяницким подразделениям, от этого самого выстрелившего материала ничем не отличались. Да, да, остротой сюжета — но это, скорее, Каневский виноват, не я. От меня что зависело? Получить по мордасам, вываляться в грязи и описать свои впечатления. Так что в общем и целом — ничего нового. Никакого другого уровня. Тот же Белозор, те же байки. А то, что людей больше прочло — так это к уровню материала никак не относится. Так что я вежливо поблагодарил директора корпункта «Комсомолки» и пошел чай пить.
Не дали.
— Гера! — сказала Светлова, забегая в кухню. — В город едет Петр Миронович! И он хочет тебя в качестве экскурсовода! Как же так?
Наша чудесная главред, слава Богу, выздоровела и вышла на работу, и теперь я мог гораздо эффективнее избегать приятного, но слегка смущающего внимания со стороны Езерской. Поэтому я искренне радостно улыбнулся начальнице и спросил:
— Чай будете? С лимонной цедрой. И с горьким шоколадом.
— Вы такой спокойный? Совсем не волнуетесь? — она всплеснула руками.
— Конечно, волнуюсь. Это ж Петр Миронович! Человечище! Просто меня Волков предупреждал о чем-то подобном, но я не думал, что это будет так скоро.
— И как же вы…
— А как обычно. Начну нести всякую чушь, а потом оно само пойдет, — и улыбнулся.
— Он, может быть, и в редакцию к нам зайдет?.. — заволновалась она. — Надо занавески перестирать и скатерть новую застелить на кухне!
Я посмотрел на скатерть. Нормальная, немного потертая… Ну, с лимонами, да. Отличные лимоны, не стоит их менять.
— Не стоит скатерть менять, Татьяна Ивановна. А то подумают, что у нас всё хорошо и помощь не выделят.
— Вы думаете? Нам бы пара диктофонов не помешала. Вот как у вас, портативных. И фототехника старая… Действительно — сделаем чистенько и аккуратно. Бедность не порок, правда? Мол, в таких скромных условиях мы вот так вот можем! Районка номер один в области! И народ попрошу поскромнее выглядеть, особенно девчат.
— Ну Татьяна-Ванна! — эти пигалицы, оказывается, навострили ушки под дверью, — Ну почему-у-у…
Фаечка, Аленушка и Ариночка принялись пищать про то, как они собирались нарядиться, и какой Петр Миронович видный мужчина, и вообще — перед гостями из Минска нужно показать, что мы тут в Дубровице не какая-нибудь рязанская дяревня…
— А самая сапраўдная беларуская вёска! — поддела из Светлова. — Знаю я вас! Дай волю — нарядитесь в выпускные платья, сделаете начёсы и боевую раскраску нанесете на манер индейцев. Ничего подобного не будет! Вот ровно как сейчас одеты и причесаны — ни больше, ни меньше! Я запомнила! Тоже мне — видный мужчина! Шестьдесят два года человеку, примерный семьянин и вообще… Нехорошо себя ведёте, барышни!
Девчата что-то себе снова запищали и скрылись с глаз долой.
— Вообще-то, — сказала Татьяна Ивановна. — Он по возрасту больше мне подходит. И мужчина в самом деле видный. Может, и есть проблемы со здоровьем, говорили что-то про почки, но по сравнению с кремлёвскими старцами — в самом расцвете сил!
Она была самую капельку диссидентствующей, наша Светлова. Даже Бродского почитывала, хотя больше любила Тютчева и Фета.