Руди предпочел не вмешиваться. Судя по всему, они опоздали, тот рыжий убийца оказался расторопнее. Сейчас он где-то рядом. И неплохо бы заметить его раньше, чем убийца заметит его самого. Он не в том возрасте, чтобы бегать от молодых, хорошо тренированных киллеров.
Ему показалось, что в холле, там, куда секьюрити увели Анну, мелькнула рыжеватая голова. Или он просто хотел ее увидеть.
Любопытные расходились, перебрасываясь фразочками «ох уж эти суицидники, их сюда так и притягивает», «говорят, третий случай за год», «прямо лес самоубийц какой-то», «рассчитывали весело Рождество провести», «вот вам и веселье» и завершающим аккордом извечное «куда смотрит администрация?».
Очень скоро приехали полицейские и медики. Покрутившись вокруг покойника и расспросив всех, кто напрашивался в свидетели, они загрузили тело на каталку и удалились, уведя Анну с собой. Она топала, опустив голову, и не смотрела по сторонам, словно намертво забыла о существовании своего напарника.
Он двинулся следом в некотором отдалении. Выйдя из ворот на улицу, проследил, как женщина садится в полицейскую машину, и, оглянувшись, не идет ли кто-нибудь за ним, подошел к группке таксистов.
– В полицейское управление, – сказал он по-английски, отсекая возможность трепа с любопытствующим водилой.
Доехали они минут за пять, и он попросил подождать.
– Сколько?
– Сколько придется.
Он сунул таксисту пятьдесят евро – за такую сумму тот был готов стоять весь день.
– Я в тенек, лады?
Руди кивнул, и машина, развернувшись, тормознула под платанами через дорогу от управления.
Анна вышла часа через три – осунувшаяся, с бледным до прозелени лицом. Он протянул руку мимо уснувшего водителя, нажал на клаксон. Она встрепенулась, завертела головой, увидела машину, перешла через дорогу. Он вылез, открыл ей заднюю дверь и сам сел рядом.
– Ну?
Она сжала его запястье.
– Это не он.
– Поедем? – зевнув, спросил таксист.
– Давай в порт.
Машина тронулась.
Тико сбежал
– Ты сказал, лучший способ спрятать – это похоронить. Я похоронила его. Теперь они не будут его искать. Наверное.
Они сидели в какой-то забегаловке возле порта, пили кофе из маленьких чашечек. Анна выглядела безучастной, говорила без выражения, без эмоций, будто читала вслух скучную книгу.
– Там, в «Пештане», я, конечно, сразу решила, что это Сашка, что рыжая мразь добралась до него. Вытащил его на крышу или на балкон и столкнул. Три этажа, внизу камень – достаточно, чтобы убиться. Или сначала убил, а потом сбросил. Для достоверности – несчастный случай, всего и делов. Но я сразу поняла, что это не он. Лицо было разбито, но у Сашки вот здесь, – она провела пальцем чуть выше запястья левой руки, – родимое пятно. А у того его нет.
– А что ты сказала полицейским?
Она расстегнула внутренний карман ветровки, достала ламинированную карту.
– Видишь? Анна Ирма Бьернфут. Шведка. Это я. Это реальная личность, у нее есть страховка, банковский счет, номер телефона. А еще есть муж – Олаф Бьернфут. Тоже вполне себе реальный.
– Кража личности?
– Не совсем. Скорее, создание. Сашка увлекается этим. В каждой стране, куда его заносит, создает себе такую. Ну и мне заодно. Он в Португалию приехал как Олаф и мне велел лететь через Стокгольм, превратиться в Ирму. И я опознала этого несчастного парня как своего мужа Олафа. Если они свяжутся со шведами, те подтвердят, что да, есть такая пара. Муж вылетел в Португалию, а потом и жена. И эта контора, которая гоняется за Сашкой, тоже получит такие сведения.
– Ты хочешь сказать, твой братец выстроил такую комбинацию? Привел тебя сюда, чтобы ты опознала чужого покойника? Он что, сам его убил? Вы заранее договорились?
Руди готов был взорваться. Она использовала его! А может, собиралась и подставить. Наверняка уже подставила. Если парня спихнули с крыши, то почему это не мог сделать ее брат? Если он вообще брат. Руди же поверил ей на слово, пенсионер-маразматик! Что она сказала полиции? Что видела рядом с «мужем» лысого мужика? Что тот угрожал им?
Нет, стоп. Продышаться и собраться с мыслями.
Есть кто-то третий. Тот рыжий. Он же видел его в музее. А почему третий? Может быть, второй? Может, это и есть ее брат, или кто он там?
Лучший способ спрятать – это похоронить. Как она вздрогнула, когда он сказал это. Ткнул случайно, а она решила, что он догадался?
А эта ее фобия? Разыграла, чтобы старый придурок ее пожалел. Сейчас-то вон сидит спокойно, не трясется, таблетки пригоршнями в рот не сыплет.
Переспала, чтобы привязать покрепче. И вот лысый осел готов на все: помогать, носиться по карте из угла в угол, спасать ее братца и ее саму от придуманного киллера. А потом, счастливый, вернется домой, а там уже приятели из полиции. И инспектор Алипиу разводит своими медвежьими лапами: «Извини, Гонзу, бумага на тебя, ордерок на арест. Ты вроде какого-то шведа грохнул».
Бросить ее. Вот прямо сейчас встать и уйти. Нанять катер и свалить домой.
– Да нет же! Я не знаю, как это получилось. Я не знаю, что это за парень. И я не знаю, где Сашка. Правда. Он не убийца.
«Если она сейчас заплачет, я точно уйду, – в этом он не сомневался. – Бабскими соплями меня не проймешь. Это будет перебор, плохо сыгранный этюд».
Но она не заплакала. Ее взгляд, направленный в широкое окно забегаловки, вдруг застыл. Схватив меню, она резко подняла его вверх, закрыв лицо бумажным щитом.
– Персик! Там, на улице! Не оборачивайся!
Но он обернулся. Прямо за стеклом стоял тот самый рыжий, что гнался за ними по подземелью в Гимарайнше. Холодные прозрачные глаза, совершенно спокойные. И там, в этой ледяной глубине – смерть. Его смерть. Застывшее на стальном столе мертвецкой тело, с которого шелухой слетели имена Гонзу, Рики, Руди – все, сколько их было в его жизни. Голое тело, пустой никчемный сосуд. Безымянный. Это длилось бесконечное мгновение, а потом рыжий отвернулся и, пройдя мимо входной двери, исчез за углом.
Он не может быть ее сообщником. У таких не бывает сообщников.
– Он ушел, можешь вылезать из засады.
Анна опустила меню.
– Он нас видел?
– Да.
– Что нам делать?
– Думать.
Он встал, подошел к стойке. Хозяйка, немолодая унылая тетка, подняла на него пустые глаза.
– Скотч есть?
Тетка вытащила из-под стойки бутылку с зеленой этикеткой, сунула под нос.
– Так это ж ирландский. «Туламор Дью».
– А есть разница? – спросила тетка равнодушно.
Он махнул рукой:
– Ладно. Давай двойную. Без льда.
Вернулся за столик.
– Будешь?
Знал, что она откажется. Сделал глоток, покатал на языке жгучую каплю. Проглотил и почувствовал, как скатывается по горлу горячий шарик, как раскрывается медленным взрывом, наполняя теплом живот.
Надо думать.
– Скажи, Анна, почему ты решила, что мы должны ехать на Порту-Санту? Встреча же была назначена в Гимарайнше. Только потому, что увидела желтую жвачку, налепленную на стекло кассы? Или было что-то еще? В блокнотике, например?
– Ну да. Это как стрелки на асфальте. Помнишь, я говорила про игру? Вот смотри. Из «Пикадилли» Сашка нас позвал на фабрику. Там я нашла карточку «Реш Веш». Дальше ресторан. Мальчишка сунул мне рекламку с замком. Мы шли за Сашкой. С точки на точку.
– Но зачем звать нас к замку, чтобы тут же погнать на Порту-Санту? Почему нельзя было через того же пацана пригласить нас в «Пештану»?
– Ну, может, он увидел, что Персик идет следом, и переменил точку.
– Где увидел? На кассе? Или еще в ресторанчике? Побежал жвачку налеплять? Мог просто мальчишку остановить – не надо, мол, ничего передавать. А потом от кассы он сразу в аэропорт метнулся? Ты же помнишь, какая была погода. Вчера он бы никуда не улетел.
Анна вертела в пальцах пустую чашечку. На ее боку был нарисован условный цветочек, при вращении он сначала удалялся, исчезал за краем, потом появлялся из-за другого края, приближался и вновь удалялся, сделав круг.
Если Сашка был в замке, он не мог улететь на остров. Он так и остался на месте, а они помчались за призраком. Не было никакой стрелки, указывающей на Порту-Санту, ей показалось.
А Персик? Он же гнался за ними…
– Ты думаешь, мы зря сюда приехали?
Он усмехнулся, недобро прищурив глаза.
– Не сказал бы, что зря. Наш рыжий дружок наверняка уже в курсе, что объект преследования мертв. То есть что ты объявила покойника объектом его преследования. Что покойник и есть тот, кого он преследовал. Тьфу, пропасть, запутался в покойниках, будь они неладны… Теперь ему осталось только нас укокошить, и все. Так что, считай, что брата ты спасла. Где предпочитаешь подставиться Персику под руку (под нож, под выстрел)? Что он предпочтет, как думаешь? Можем на гору подняться, оттуда вид красивый. Последнее, что увидим в жизни.
Клацнув, чашечка вернулась на блюдце.
– Надо ехать обратно в Гимарайнш.
– Вот как, моя королева? Разрешите бегом?
Анна повторила, не обратив внимания на насмешку:
– В Гимарайнш. В этот дурацкий замок. Он там.
– Почему ты так решила?
– Это ты так решил. Он не мог улететь ни сюда, ни куда бы то ни было вчера. Ты сам сказал. Значит, он остался на месте. Я ошиблась. Вот только как отвязаться от Персика? Он ведь пойдет за нами.
– Обязательно пойдет. И убьет.
– Надо все время быть в толпе и не подпускать его близко.
– И всего-то? Как я сам не догадался?
Она положила ладонь ему на запястье.
– Руди, пожалуйста, перестань… Через два часа начнется посадка на паром. Мы приедем на Мадейру и там отвяжемся от него. А потом улетим в Гимарайнш. У нас все получится.
Она старалась его успокоить, как будто это он психопат с дурацкой фобией – боится рыжих киллеров, – а она само спокойствие и уравновешенность. Роли как-то поменялись. Забавно.
Он одним махом заглотил остатки виски.
– Посиди здесь, Анна. Я скоро вернусь. Только не уходи. Минут двадцать, о'кей?