— А кто тебе сказал, что Люстрина убили именно в этот момент? — приподнял кустистые брови Бурмистров. — Леонида убили раньше. Просто тело находилось под водой, и его никто не видел.
— Но ненамного, — покачал я головой. — Вспомни, Галина Студенцова заметила возле лодки нечто необычное незадолго до того, как нашли труп. Потому‐то мы с тобой и отправились туда. И именно там нашли шнур.
На сей раз приведенные мною аргументы, доказывающие мою правоту, были сильнее аргументов полицейского, и уже ему пришлось это признать.
— Да не кипятись ты, Игорь, — промолвил он примирительно. — Никто ни в чем тебя не обвиняет. Тем более что я сразу сказал, что верю тебе, потому и делюсь с тобой своими мыслями.
«Ты‐то мне веришь, — подумал я, — но верю ли я тебе? И кто сказал, что мент не может быть убийцей? Вон сколько по всей стране полицейских‐подлецов встречается! Недаром же благодаря таким «блюстителям порядка» русский язык обогатился словосочетанием «оборотни в погонах». Вслух же, разумеется, подобное, чтобы не оскорбить майора, не сказал, а задумчиво произнес:
— И все‐таки странно все это, Миша! — Бурмистров глянул на меня вопросительно, и я продолжил развивать свою мысль: — Как убийца мог заранее предугадать, что жертва приплывет на это место именно в нужный ему час?
— Ах вон ты о чем, — махнул майор рукой так, словно речь шла о каком‐то пустяке. — Ничего удивительного в этом нет. Лодка наиболее приметное место, и туда многие плавают, вот он и приготовил там удавку. А когда с берега заметил, что жертва поплыла к лодке, отправился следом и совершил свое черное дело.
— И все‐таки вероятность того, что Люстрин в нужное время подплывет к нужному убийце месту, ничтожно мала.
— Отнюдь, — отверг полицейский мое предположение. — Убийца приготовил возле лодки ловушку и ждал, когда в нее попадет жертва. Причем ждать он мог все десять дней, которые мы здесь должны пробыть. Так что нужный момент за такой промежуток времени он запросто мог подгадать, наблюдая за Люстриным.
В нашем споре, разумеется, не было победителя и побежденного, к тому же хотя в нем и не рождалась истина, но многие ответы на возникавшие вопросы находились. Правда, был еще один вопрос, на который следовало дать ответ, — а не причастен ли к убийству Люстрина трансфермен Адам? Предположение, может, и абсурдное, и все же исключать его из круга подозреваемых с ходу нельзя. Дело не в том, что я с предубеждением относился к Демиру из‐за того, что он ухаживает за понравившейся мне девушкой, а в том, что в сыскном деле не бывает мелочей, и даже самый незначительный факт нельзя упускать из виду. А если вдруг не придашь ему значения, упустишь, не проверишь, может оказаться, что он‐то и играет самую важную роль в раскрытии преступления. Этот интересующий меня вопрос я и задал полицейскому. Он некоторое время молчал, потирая в задумчивости ладонью лоб, потом отнял руку от головы и переспросил:
— Адам? — при этом выражение его лица было таким, будто он хлебнул морской воды. — Нет, Игорь, Адам к этому делу непричастен.
— Ну отчего же? — ничуть не тушуясь от того, что мое предположение отвергнуто, произнес я. — Адам был здесь на пляже в двенадцать сорок пять, сказал, что в час у него начинается экскурсия, и ушел. Труп выловили в тринадцать пятнадцать. Вполне возможно, Адам и не поехал на экскурсию, а увидел, как к лодке поплыл Люстрин, обошел пляж, отправился следом за ним и утопил риелтора.
Майор удивленно взглянул на меня.
— Откуда тебе такие подробности известны? — спросил он недоверчиво.
— Незадолго до смерти Леонида — он неподалеку от меня находился, сидел на лежаке в компании Алины, Надежды и Валерия — я слышал их разговор и непроизвольно засек время, когда он ушел. И Милушева, и Ярилова, и Замшелов могут это подтвердить.
Майор немного помолчал, затем, раздумывая, медленно произнес:
— Факты, конечно, интересные, Игорь, и тем не менее Адам Люстрина не убивал. Сделал это кто‐то из россиян, тем более мы с тобой решили, что смерть Бурениной и Люстрина — звенья одной цепи. Сделал это один человек, а Адама в Шереметьеве не было, это сто процентов.
— Логика железная, — кивнул я, — и все‐таки версию с трансферменом нужно проверить.
— Давай проверим, — с легкостью согласился майор и поднялся. — Пойдем к отелю, побеседуем насчет Адама с людьми, да и снаряжение для подводного плавания в пункт проката пора сдавать.
Я купился на простодушный тон майора, на то, с какой легкостью он согласился с предложением проверить алиби Демира и сам потащил его к отелю. Вскоре выяснилось, чем была вызвана покладистость Бурмистрова. Едва мы, сдав в пункт проката ласты, маску и трубку, приблизились к отелю, как майор потащил меня в находившийся между зданием гостиницы и рестораном бар, где заказал сто граммов коньяку и, не отходя от барной стойки, выпил.
— Кха! — крякнул он, закусил благородный напиток половинкой шоколадной конфеты, взятой тут же из вазочки, и довольно улыбнулся. — Ну вот, теперь и розыском будет веселее заниматься!
Я никоим образом не высказал своего мнения относительно действий сотрудника полиции: не мама и не папа я ему, чтобы осуждать, не начальник, чтобы выговаривать, и не собутыльник, чтобы поддерживать.
— Ты что, вообще не пьешь? — засовывая в рот вторую половину конфеты, поинтересовался Бурмистров.
— Ну почему же? — пожал я плечами. — Могу выпить, но для этого повод какой‐нибудь должен быть.
— Солнце, море, свежий воздух, пляж, — провел рукой по всем перечисленным достопримечательностям майор, — разве не повод, чтобы порадовать организм несколькими граммами крепкого алкогольного напитка?
— Предпочитаю несколько иной набор, — в тон майору ответил я. — Тихая музыка, приглушенный свет, красивая женщина рядом…
— Хм, да ты поэт! — насмешливо произнес Бурмистров.
— Возможен иной антураж, — не слушая собеседника, продолжал я развивать свою мысль. — Шумное застолье, хорошая закуска, танцы до упаду либо компания друзей, разговоры за жизнь, воспоминания о былых подвигах. А вот так… — кивнул я на пустой стакан майора, стоявший на стойке бара, — не люблю.
На жаре, да после ста граммов коньяку Бурмистрова тотчас бросило в жар. Он оттер тыльной стороной ладони со лба испарину и буркнул:
— Ладно, порядочный ты наш, пошли выяснять про твоего Адама.
Мы зашли в отель. На ресепшен, к счастью, дежурил уже известный нам молодой мужчина с внешностью прилежного ученика. К счастью, потому что он более‐менее изъяснялся по‐русски, и мы смогли поговорить с ним без переводчика. На вопрос, была ли сегодня экскурсия в дельфинарий, он ответил, что да, действительно, такая экскурсия состоялась, и, глянув на часы, проговорил:
— Скоро должны вернуться.
— Спасибо, — поблагодарил я турка, и мы с майором развернулись и двинулись к выходу.
Пока ждали автобус, Бурмистров куда‐то отходил на несколько минут, я так подозреваю, что в бар, ибо, вернувшись, стал потеть еще больше и чаще без причины улыбаться.
Наконец на ту же площадку, куда и мы приехали вчера, подкатил экскурсионный автобус. Из него высыпали несколько человек, преимущественно дети, сопровождаемые взрослыми, и двинулись в направлении отеля. В автобусе на месте гида я заметил Адама. Трансфермен скользнул по мне и майору безучастным взглядом и отвернулся. Мы тоже посмотрели на него так, будто видели впервые. Не такие уж у нас близкие отношения, чтобы при встрече обмениваться знаками приветствия. Автобус развернулся и повез на следующую точку группу экскурсантов, а мы стали поджидать тех, кто был из нашего отеля. Я отдал майору свои солнцезащитные очки, чтобы он прикрыл свои осоловелые глаза, и обратился к шедшей впереди всех дамочке с двумя детьми — мальчиком лет шести и девочкой, на пару лет младше его. Дабы дама не подумала, будто я к ней пристаю, с ходу перешел к сути дела:
— Здравствуйте, извините, сколько длилась экскурсия в дельфинарий? Вы же оттуда едете? А то мы с товарищем, — я кивнул на покачивающегося майора, — тоже хотели бы съездить, на дельфинов посмотреть.
Пухленькая молодая женщина с носом‐кнопкой и глазками пуговками посмотрела на нас так, словно хотела сказать: «Вам, двум образинам, место в притоне каком‐нибудь, а не в дельфинарии, куда обычно с детьми ходят». Однако произнесла следующее:
— Экскурсия длится четыре часа — час на дорогу туда, час обратно и час представление, ну и личное время — полчаса до дельфинария, полчаса после.
Она хотела пройти мимо, но я пристроился рядом.
— Извините, пожалуйста, еще один вопрос. А во сколько вы сегодня уехали?
Мамаша наконец остановилась, дернув детей за руки, и ответила:
— В час дня.
Говорят, нет лучшего способа расположить к себе мамочку, как похвалить ее детей. Проверим.
— Какие чудные детки! — Я притормозил и состроил рожицу разморенной долгой дорогой девчушке, похожей на куколку. — Как тебя зовут, красавица?
Девочка засмущалась и спряталась за ногу мамочки. Названный мной выше способ вызвать к себе благоприятное отношение мамы действительно оказался действенным. Женщина оттаяла.
— Лена ее зовут, а сына — Вадим.
— Понравилась экскурсия? — весело спросил я уже мальчишку.
И снова вместо ребенка ответила мамочка:
— Экскурсия понравилась, только для детей утомительно, конечно, четыре часа мотаться по жаре. Но в автобусе работает кондиционер.
— А экскурсовод у вас был?
— Хороший парень, — откликнулась молодая женщина, погладив по голове выглянувшую из‐за ее ноги и уставившуюся на меня девочку. — Очень много знает, всю дорогу туда и обратно рассказывал нам о достопримечательностях здешних мест.
— Кажется, экскурсовода Адамом зовут? — уточнил я.
— Да, — подтвердила женщина.
Бурмистрова совсем развезло. Он качнулся и вдруг заплетающимся языком задал вопрос:
— А он туда и обратно с вами ездил?
— Разумеется, — удивленно взглянула на него женщина. — Неужели вы думаете, что туристическая компания предоставляет в одну сторону одного гида, а в обратную другого? Это слишком жирно.