Черт, дальше притворяться дремлющим было бесполезно, все равно майор не отстанет, поэтому я открыл глаза и сел на лежаке.
— Ты хочешь сказать, что с нею что‐то случилось?
Бурмистров посмотрел на меня чуть затуманенным от алкогольных паров взглядом и мрачно ответил:
— Ну, откуда же я знаю? На пляже ее, во всяком случае, нет. И, говорят, с утра не было.
Дьявол, я был уверен, что врачиха, испугавшись череды убийств, с утра пораньше смоталась в аэропорт и улетела. Но слова Бурмистрова посеяли в моей душе тревогу и беспокойство.
— Что предлагаешь? — спросил я невесело.
— Как что? — неуверенным жестом провел по лицу майор. — Пойдем узнаем, уехала она или нет.
Ох, неугомонный «кучер», моего барина отца, покоя не дает, то есть требует в путь-дорогу собираться. Я вздохнул:
— Ладно, пошли.
Майор грузно поднялся, я следом за ним, и мы двинулись в сторону «Чок Яша».
— Что, Миша, никак из загула не можешь выйти? — спросил я у шедшего рядом со мной тяжелой поступью Бурмистрова.
— Да ладно тебе, — хмуро ответил он. — Я немножко. Тоскливо здесь что‐то.
— Да уж, веселого мало, — вынужден был согласиться я.
Ладно, что я целому майору нотации читать буду. Не мамка ему чай! Пусть своей головой думает. Пьяный-то он легкая добыча для убийцы, если тот задумал майора убить. Хотя кто знает, может быть, Бурмистров сам того… маньяк… На всякий случай я интуитивно отодвинулся от него и пошел на полметра сзади, чтобы держать майора в поле зрения.
Дойдя до отеля, мы вошли в вестибюль. Здесь было прохладно, а за ресепшен дежурил все тот же щуплый улыбающийся турок с внешностью ученика. К нему‐то мы и направились.
— Ты хоть знаешь, какой у старухи номер? — спросил я вполголоса майора.
— Знаю, — мотнул нетрезвой головой Бурмистров. — Она через номер от меня живет.
Мы подошли к стойке, и турок в знак выражения вежливости поднялся со стула и выжидающе уставился на нас.
— Скажите, из пятьсот пятого номера женщина Галина Студенцова сегодня утром уехала? — спросил, покачнувшись, полицейский.
Насколько я помнил, портье знал русский язык, однако смотрел на нас так, будто ничего не понимал.
— А что вы хотите, господа? — проговорил он с акцентом.
— Да ничего, — ухмыльнулся майор и положил руку на столешницу, чтобы его не так сильно болтало. — Хотим узнать, уехала ли сегодня наша соотечественница. Ухаживал я за нею несколько дней, и вдруг она пропала. Если уехала, то ты мне так и скажи, я себе новую пассию найду. — Бурмистров пьяно подмигнул мне и вновь повернулся к портье: — А если она здесь, я оторвусь сегодня с ней по полной программе!
Не знаю, понял ли мужик дубовый юмор полицейского или нет, но своего майор добился — портье, глянув куда‐то под стойку, очевидно, в список постояльцев, оглянулся на стенд и покачал головой.
— Нет, из пятьсот пятого номера никто никуда не уезжал.
Если бы с нами был Адам Демир, он наверняка на правах нашего гида попросил бы портье дать ключ от номера Галины Студенцовой, а без него вряд ли турок за стойкой пойдет нам навстречу. Поэтому мы даже не пытались его о чем‐то просить.
— Спасибо, — проговорил майор, отпустил столешницу, за которую держался, и двинулся в сторону лифта, бросив мне на ходу: — Пойдем!
В лифте мы поднялись на пятый этаж, прошли по коридору до двери с номером пятьсот пять и остановились.
— Тут‐тук! — шутливо сказал майор и постучал костяшками пальцев в дверь.
В номере не раздавалось ни звука. Я невольно усмехнулся, вспомнив, как три дня назад ворвался с мужиками из нашей группы к майору, думая, что он мертв, а он оказался как раз-таки жив, но мертвецки пьян.
Бурмистров еще раз постучал для проформы, потому что было ясно, что дверь в номер нам никто не откроет. Потом взялся за ручку, повернул ее и толкнул дверь. Она не поддавалась.
— Что будем делать? — невесело спросил я. Мне совсем не хотелось ломиться в чужой номер и поднимать ложную тревогу, снова выставляя себя в дураках.
Майор думал недолго. Отпустив ручку двери, он сказал:
— Пойдем!
Дойдя до своего номера, он остановился, достал ключ, открыл замок и, фиглярски изображая учтивость, распахнул дверь:
— Прошу!
Мы, не сговариваясь, пошли сразу к балкону. Майор постоял пару секунд, раздумывая о чем‐то, потом подошел к тому месту, где балкон соединялся с соседним, и, взявшись за перила, перекинул через них ногу. Я понял, что задумал Бурмистров. Как я уже говорил, балконы были полукруглые, вплотную стоящие друг к другу, без каких‐либо перегородок между ними, и перебраться с одного на другой не представляло абсолютно никакого труда. Однако майор был навеселе, что представляло для него некоторую опасность, и потому я кинулся к нему для подстраховки.
— Да погоди ты! — я схватил майора за локоть. — Я помогу!
— Отстань! — ответил Михаил, с сосредоточенным видом перебираясь на соседний балкон.
Удался ему этот трюк без каких‐либо печальных последствий. Вслед за ним я тоже перемахнул на соседний балкон. Вдоль него во всю ширину шли стеклянные двери, к счастью, закрытые шторами, так что, возможно, жильцы номера и находились в своей комнате, но нас не видели. Оставалось надеяться, что и с улицы никто не заметит, как два мужика лазают по навесным конструкциям отеля. На следующий балкон мы тоже перебрались без проблем. И здесь стеклянные двери прикрывали плотные — сверху донизу — шторы. Однако полицейский потолкал дверь туда‐сюда, и хлипкая защелка, удерживающая ее снизу, отскочила, не выдержав давления, и она распахнулась. Надо сказать, в отеле все было хлипкое и открытое, чисто символическое, рассчитанное на цивилизованных постояльцев, которые не лазают с одного балкона на другой и не вламываются в двери. Но мы же из России, мы другие.
Действуя как слон в посудной лавке, майор тяжело ступил в комнату и отмахнулся от шторы, в которой запутался, чуть не сорвав ее с карниза. Одна из двух постелей в номере была расправлена, однако в комнате никого не было. Но врач Студенцова никуда не уехала, потому что в углу стоял ее чемодан, а на трюмо были разложены кремы, расческа, бигуди. Неприятно заныло под ложечкой от чувства приближения новой беды.
— Может быть, вышла куда? — проговорил я с надеждой.
Майор пожал широкими покатыми плечами.
— Хотелось бы в это верить, — буркнул он и двинулся в прихожую.
Если в номере хватало света, пробивавшегося сквозь шторы в комнату, то здесь было темно. Бурмистров включил свет — пусто. Он толкнул дверь в ванную и нажал на выключатель. Вспыхнул свет и в ванной.
— Я так и думал! — мрачно изрек полицейский.
Последний луч надежды, теплившийся в моей душе и все еще дающий веру в то, что со старухой все в порядке, погас. Я шагнул к полицейскому и заглянул через его плечо. В ванне, почти до краев наполненной водой, лежала Студенцова, абсолютно голая. Не было видно ни крови, ни ран, ни каких‐либо иных повреждений на ее теле с дряхлой морщинистой кожей. Голова была свешена на грудь, чуть набок, рот и нос находились в воде, руки опущены вдоль туловища. Возле руки лежал фен, а вилка длинного шнура от него была воткнута в розетку.
— Твою мать! — выругался майор, подошел к ванне и, пошевелив труп, проговорил: — Судя по степени окоченения тела, старушка умерла еще вчера вечером.
Он вытащил из воды свою руку, встряхнул ее и вытер о нижний край своей рубашки. Я хоть и не кисейная барышня и повидал на своем веку трупов, но мне отчего‐то стало дурно. Возможно, сказывалось напряжение последних дней, а возможно, осознание близкой опасности, чувство страха за собственную жизнь — ведь, вполне возможно, в скором времени и я вот так же могу погибнуть в ванне.
— Что здесь произошло, Миша, как ты думаешь? — спросил я каким‐то чужим голосом и вошел в ванную.
— Потом на эту тему поговорим, — сурово ответил Бурмистров и подтолкнул меня к выходу из ванной. — Я думаю, нам не следует здесь оставаться. Заметут у трупа, и тогда попадем мы с тобой под пресс местной полиции. Так что сматываемся отсюда по‐быстрому.
Я вышел в прихожую, майор — следом за мной. Мне показалось, что Бурмистров сразу протрезвел, потому что движения у него стали уверенными, а действия мотивированными. Он прошел к двери на балкон, закрыл ее на защелку, снял с себя рубашку и начал быстро протирать отпечатки пальцев в тех местах, которых касались наши руки. Затем выключил в ванной и в прихожей свет и протер рубашкой выключатель. Приблизившись к двери из номера, прислушался. В коридоре пятого этажа было тихо. Обернув рубашкой руку, он повернул ручку двери, которая изнутри открывалась без ключа, осторожно открыл дверь и выглянул в коридор.
«Профессионально действует, — хмыкнул я про себя, — сразу видно, полицейский!»
Судя по тому, что Бурмистров, выскользнув в коридор, не стал возвращаться, на этаже никого не было. Я вышел вслед за майором, и скорым шагом мы пошли к его номеру.
— А вот теперь давай поговорим, — предложил полицейский, проходя в комнату.
Я прикрыл дверь и двинулся за ним.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил он, усаживаясь на кровать.
Я тоже сел, но не на кровать, а на стуле возле трюмо.
— А что тут думать? — делая недоуменное лицо, проговорил я. — Если бы не было трех смертей, я решил бы, что со старушкой произошел несчастный случай. Она вчера вечером принимала ванну, помыла голову и сушила волосы феном. А потом фен по какой‐то причине выскользнул у нее из рук в воду, и ее убило током.
Пока я говорил, майор достал из тумбочки початую бутылку коньяка и плеснул напиток на донышко стоявшего здесь же на тумбочке стакана.
— Будешь? — предложил он мне, указывая горлышком бутылки на стакан.
Я отрицательно покачал головой:
— Ты же знаешь, Миша, я в такую жару не пью.
— Мое дело предложить, — проговорил майор, помахивая бутылкой, будто стволом брандспойта во время тушения пожара.
— А если с учетом трех трупов, то Студенцову убили, — закончил я свою мысль.