Мои люди – сущие дети! Они все жалуются, что охота отныне – начиная с этого места – строго-настрого запрещена. Здесь и в самом деле кругом полно дичи, и прекрасной! Но они там, наверху, знают, что делают, запрещая охотиться после того, как пройдешь Влажные Луга. Есть у них на то причины, я на собственной шкуре в этом убедился! Из-за крысы, которую я убил в пятидесяти шагах отсюда, я потерял четыре перадама, с таким трудом найденные и сбереженные, а после потерял еще и десять лет жизни.
Я родился в крестьянской семье, много сотен лет назад обосновавшейся в Обезьяньем порту. Многие из моих предков отправились наверх и стали проводниками. Но мои родители, боясь, что и я, их старший сын, тоже уйду, сделали все, чтобы уберечь меня от зова Горы. С этой целью они подтолкнули меня к очень ранней женитьбе; внизу у меня есть жена, которую я люблю, и сын, уже большой; он мог бы теперь пойти, и она тоже. После смерти родителей – мне было тридцать пять лет – я вдруг увидел всю пустоту этой жизни. И что же? Мне тоже придется продолжать воспитывать сына, чтобы и он в свой черед тоже воспитывал свое потомство, и так далее, и так далее, а зачем? Я, как видите, не очень-то ловко умею выражать свои мысли, а в то время еще меньше мог. Но это меня просто душило. И вот однажды я встретил проводника с высокогорья, который спустился ненадолго в Обезьяний порт; он пришел ко мне за провизией. Я набросился на него, стал трясти его за плечи и только и был способен выкрикивать: «Ну зачем, зачем?»
Он очень серьезно мне ответил: «В самом деле, это так. Но теперь вы должны подумать: каким образом?» Он очень долго говорил со мной и в тот день, и еще несколько дней подряд. В конце концов он назначил мне свидание следующей весной – была осень – в домике на Базе, где он собирал караван, в который обещал взять и меня. Я смог помочь брату решиться пойти со мной. Он тоже хотел знать зачем и хотел вырваться из этой серой жизни в низших районах.
Наш караван – а было нас двенадцать человек – хорошо подготовился и вовремя успел добраться до первого лагеря, чтобы перезимовать там. Когда пришла весна, я решил снова спуститься вниз, в Обезьяний порт, чтобы повидаться с женой и сыном, надеясь, что подготовлю их к тому, чтобы и они отправились вместе со мной. Между шале на Базе и тем местом, где мы с вами находимся, я попал в страшный буран: дул сильный ветер, шел снег, и длилось это три дня. Снежные обвалы перекрыли дорогу в двадцати местах. Две ночи подряд мне пришлось спать под открытым небом, почти без еды и без топлива. Когда погода немного наладилась, я был в ста шагах отсюда. Изнуренный усталостью и голодом, я остановился. В ту пору скот во Влажные Луга еще не был поднят, так что ничего съестного я там найти не мог. На склоне осыпи прямо передо мной из своей норы вылезла старая крыса, живущая среди камней, что-то среднее между лесной мышью и сурком. Она вышла погреться в первых лучах солнца. Точно бросив камень, я отсек ей голову, подобрал ее и, собрав рододендроны, поджарил и сожрал это жесткое мясо. Придя в себя, я проспал час или два, а затем спустился в Обезьяний порт, где с женой и сыном мы отметили наше воссоединение после довольно долгого моего отсутствия. Мне, однако, и в тот год не удалось убедить их отправиться со мной наверх.
Месяцем позже, когда я вновь решился на восхождение, мне пришлось предстать перед судом: проводники потребовали, чтобы я ответил за убийство старой крысы. Как им удалось прознать об этой истории, я понятия не имею. Закон непреклонен: подъем в гору, за пределы Влажных Лугов, мне бьы запрещен на три года. Через три года я мог попросить, чтобы меня взяли в первый же караван, но при условии, что я возмещу ущерб, то есть устраню последствия, которые могли иметь место из-за моего поступка. Это был тяжелый удар. Я попытался наладить временную свою жизнь в Обезьяньем порту. Вместе с братом и сыном мы занялись обработкой земли и выращиванием скота, чтобы собрать провизию для каравана; организовать группы носильщиков, которые могли предложить свои услуги и дойти до запрещенного района. И так, продолжая зарабатывать себе на жизнь, мы сохраняли контакт с людьми Горы. Вскоре и моего брата, так же как и меня, охватила жажда отправиться в путь, эта жажда высоты, которая отравляет вас, словно ядом. Но он решил, что без меня не пойдет, и хотел дождаться истечения срока моего наказания.
И наконец этот день настал! Я гордо нес в клетке огромную крысу, живущую в камнях, которую легко поймал и намеревался по пути оставить в том месте, где убил другую, – поскольку должен был «возместить нанесенный ущерб». Увы, последствия этого ущерба только лишь начинали проявляться. Когда мы уходили на восходе солнца с Влажных Лугов, раздался ужасающий грохот. Весь склон горы, который тогда еще не был рассечен большим водопадом, содрогался, взрывался и оплывал грудами камней и грязи. Водопад, неся в себе глыбы льда и громадные обломки утеса, летел с ледникового языка, возвышавшегося над этим склоном, и прорывал себе дороги по склону горы. Тропа, которая поднималась в ту пору от выхода с Влажных Лугов и пролегала гораздо выше по склону, на очень большом протяжении была разрушена. Много дней подряд обвалы, выбросы воды и грязи, обрывы больших кусков земли следовали один за другим, и мы оказались заблокированными. Караван спустился в Обезьяний порт, чтобы экипироваться на случай непредвиденных опасностей, и стал искать новый путь к шале на Базе по другому берегу – путь очень долгий, сомнительный и трудный, и на этом пути многие люди погибли. Мне восхождение запретили – до той поры, пока комиссия проводников не установит причину катастрофы. Через неделю я предстал перед этой комиссией, которая объявила, что я – виновник этого чудовищного бедствия и что во исполнение первого приговора я должен устранить нанесенный ущерб.
Я был совершенно обескуражен. Но мне объяснили, что именно, согласно расследованию, произведенному комиссией, произошло. Вот что мне было объяснено: беспристрастно, объективно и, как я могу сегодня сказать, довольно доброжелательно, но весьма категорично. Старая крыса, которую я убил, в основном питалась осами, их в этих местах было очень много. Но крыса, живущая среди камней, в особенности' такая старая, не в состоянии поймать осу на лету; поэтому она ела только больных и немощных, передвигавшихся по земле и поднимавшихся в воздух с большим трудом. Таким образом крыса уничтожала ос-переносчиц всяких инфекций и микробов, которые, без ее неосознанного вмешательства, по наследству или заражая друг друга могли распространить в колониях этих насекомых опаснейшие заболевания. Когда крыса умерла, они распространились очень быстро, и к следующей весне во всей округе ос почти не осталось. А дело в том, что эти осы, собирая с цветов мед, способствовали их размножению. Без ос значительное количество растений, играющих большую роль в фиксации плывунов,
ПРИМЕЧАНИЯ ФРАНЦУЗСКОГО ИЗДАТЕЛЯ
По последним планам и рабочим заметкам Рене Домаля «Гора Аналог» должна была состоять из семи глав. Произведя гипотетическую, но возможную реконструкцию недостающей части повествования, мы решили опубликовать два документа, которые могут послужить «ключом».
Первый касается главы пятой. Он позволяет предположить, как именно заканчивается история Бернара, главного носильщика, и намечает две сюжетные линии, которые должны были быть рассмотрены: «послать пропитание предыдущему каравану» и «язык проводников». Поскольку воспроизвести этот документ иначе было невозможно, мы его переписали.
Второй приводится в виде факсимиле и представляет собой материал главы шестой; речь в ней шла о «другой экспедиции»: о походе Альфонса Камара, Эмиля Горжа, Жюли Бонасс и Бенито Чикориа (см. гл. V, с. 2), который не мог закончиться ничем иным, кроме катастрофы, и главы седьмой, в которой Домаль, вполне возможно, хотел обратиться непосредственно к читателю:
Работая над «Горой Аналог», Рене Домаль писал между 1938-м и 1941–1942 годами и другие статьи, очень важные для понимания смысла «романа»; мы публикуем их здесь в хронологическом порядке.
Первый текст – это начало «эссе об аналогическом альпинизме», задуманного задолго до написания «Горы Аналог». Второй состоит из нескольких вводных строк, которые, хотя и не претендуют на краткое изложение начала всей истории, позволяют читателю «войти» в нее, и тех строчек, в своем роде заключительных, которые показывают, как Рене Домаль намеревался «обрядить эту правдоподобную историю, чтобы в нее можно было поверить». Они служат как бы рамкой для главы I, опубликованной в «Мезюр» (№ 1 от 15 января 1940 г.). Третий и четвертый тексты касаются главы II и должны были представлять собой «Историю людей-пустышек и Горькой розы», которая была напечатана в «Кайе дю Сюд» (№ 239, октябрь 1941 г.).
1
Вступление. Эти заметки – наблюдения дебютанта; поскольку они написаны по свежим следам и касаются только первых трудностей, с которыми сталкивается начинающий, они, быть может, в первых походах окажутся полезнее трактатов, написанных метрами, несомненно более методичных и полных, но недоступных для понимания, пока первоначальный опыт еще не накоплен: вся цель этих заметок – помочь начинающему немного быстрее обрести этот первоначальный опыт.
Определения. Альпинизм – это искусство ходить в горах, преодолевая самые большие опасности с наибольшей осторожностью.
Искусством здесь называется воплощение знания в действие.
На вершинах навечно не остаются. Надо спускаться вниз-Тогда зачем же? А вот зачем: высота знает низ, низ высоты не знает. Поднимаясь вверх, примечай хорошенько все трудности на своем пути; пока поднимаешься, тебе они видны. При спуске ты их больше не увидишь, но ты будешь знать, что они там есть, ты их хорошо разглядел.
Есть такое искусство – ориентироваться внизу, помня о том, что ты видел, когда был наверху. Когда перестаешь видеть, по крайней мере, можешь знать.
Я спрашивал: так что же это все-таки такое – «аналогический альпинизм»?