– Да. Конечно. – Вероника вспомнила форум и содрогнулась.
Допотопный интерфейс, миллион веток, тьма комментов. Едва ли не по каждой чёрно-белой фотографии лыковцев, по каждому документу из материалов следствия – отдельное обсуждение. Сам чёрт ногу сломит, где у всего этого начало и конец, без бутылки не разберёшься. Как Тиша ухитряется копаться там и не свихнуться, знает только он. В такие моменты Вероника до смерти радовалась, что она – всего лишь руки-ноги.
– Тогда вы, вероятно, видели, сколько вокруг знатоков. Хотя многих из них в восемьдесят восьмом ещё даже в проекте не было.
– Видела, конечно. И поняла, что доверять могу только вам. – Лесть в таких делах никогда не была лишней. Сработал приём и с Быстрицким, он заулыбался приветливее. – Вы ведь занимаетесь историей похода с самого начала?
– Разумеется. Я не смог бы остаться в стороне, даже если бы захотел. В те годы я был руководителем турклуба. Говоря современным языком, это я санкционировал поход, ребята ушли с моего разрешения. То есть, в случившейся трагедии немало моей вины. Я мог не отпустить ребят. Мог заставить Олега изменить маршрут… Но не сделал ни того, ни другого. Я так же, как они, мечтал покорить гору Мертвецов. – Быстрицкий вздохнул. И вновь Вероника подумала, что эти слова он произносит не в первый раз. Но менее горько дядьке с годами не становится. – В восемьдесят восьмом я был под следствием официально, как должностное лицо. Но и сам, как человек, принимал в этой истории живое участие. И во время расследования, и потом, когда дело было закрыто за отсутствием состава преступления.
– Значит, вы наверняка должны знать. Скажите, пожалуйста – свидетели того, как погибли Евгений Морозов и Геннадий Сердюков, были?
– Были. – Вопросу Быстрицкий не удивился. За столько лет привык, наверное, к любым вопросам. – Это случилось вечером. На улицах темно, но ещё достаточно людно. Женя Морозов бежал по мосту. Старый автомобильный мост, сейчас его уже нет – разобрали. А прежде я и сам там ходил, по боковой дорожке. Других пешеходов рядом не оказалось, а несколько автовладельцев видели, как Женя упал. Все они рассказывали одно и то же: сначала парень бежал. Нёсся, как сумасшедший, пальто нараспашку. А потом вдруг перегнулся через перила и бросился вниз. Так, будто его сдёрнули.
– Сдёрнули? – растерянно повторила Вероника.
– Именно. Автовладельцы остановились, кто-то помчался вызывать скорую, кто-то спустился на лёд. Но было уже поздно. Женя погиб на месте.
– А второй парень? Геннадий Сердюков?
– Геннадия сбил самосвал. Водителя допрашивали, конечно, следствие вели по всем правилам. Но водитель клялся, что ничего не мог сделать. Парень выскочил слишком неожиданно. На перекрёстке стояли другие машины, пропускали поток. Все автовладельцы подтверждают слова водителя. Генка летел, как ненормальный, перед проезжей частью не притормозил ни на секунду. Первая же машина – тот самый самосвал – его и сбила.
– То есть, получается, что они оба бежали? И Морозов, и Сердюков?
– Даже не бежали. Дословно, повторяя слова свидетелей: неслись, как сумасшедшие. Так, будто их кто-то звал – а они не могли противиться зову. Спешили как можно скорее оказаться рядом с тем, кто зовёт.
Быстрицкий посмотрел на Веронику. Так же серьёзно и строго, как два часа назад смотрела Шарова.
– И вы тоже полагаете, что их звали духи?
Быстрицкий приподнял брови:
– «Тоже»?
– Перед тем, как прийти к вам, я разговаривала с Татьяной Васильевной Шаровой.
– Ах, вот оно что. – Быстрицкий грустно усмехнулся. – Да. Мы знакомы с юности, Таня целиком на моей стороне. Хотя вы, разумеется, не первая и уж точно не последняя из тех, у кого мои слова вызывают саркастическое недоумение. Я сам когда-то был человеком, рациональным до мозга костей. Но чем глубже погружался в эту историю, тем отчётливее понимал: гибель ребят не случайна. И рассудочные суждения, попытки доказать, что всё это – несчастные случаи, есть лишь нежелание человеческой гордыни смириться с тем, что существует нечто необъяснимое. Что-то, что сильнее нашей с вами логики и разума. Сильнее нас – возомнивших себя хозяевами земли… По себе знаю, как непросто это принять, потому ни на чём не настаиваю. Не хотите – не верьте.
– А вы, значит, верите?
– Я верю как минимум в то, что легенды и сказания, способные пережить века, на ровном месте не появляются. – Быстрицкий обвёл рукой кабинет. – Изучаю историю родного края больше тридцати лет. Это невероятно интересно! Если бы я знал тогда… – он покачал головой. – Но прошлого не вернёшь. Теперь стараюсь заинтересовать тем, что знаю, других. Прежде всего – молодёжь, ровесников ребят, которые когда-то занимались в турклубе. В нашем музее постоянно проводятся экскурсии, я пишу научные статьи. Вот, можете ознакомиться, – Быстрицкий указал на книжную полку, уставленную журналами и тонкими книжками в бумажных обложках.
Вероника вежливо покивала. Честно попыталась представить себе современный молодняк с брошюрами в руках.
– И как молодёжь? Интересуется?
– Увы. – Быстрицкий понурился. – В наш электронный век бумажные книги в принципе вымирают… Но я не оставляю надежды! Форум, посвященный походу лыковцев – моё детище. Это я его создал. И если благодаря моим усилиям хотя бы десяток человек поверит в то, что традиции древних народов надо знать и относиться к ним с уважением, буду считать, что жизнь прожил не зря. Хоть как-то смог искупить вину перед ребятами… Вот, почитайте! Это правда очень интересно, – Быстрицкий втиснул в руки Веронике брошюру с длинным заумным названием.
Вероника запихнула книжку в сумочку и поспешила распрощаться.
Выйдя на улицу, поняла, что уже темнеет, хотя времени едва ли шестой час. Ещё немного, и будет совсем темно. Позвонила Михаилу Рыжову. Тот от встречи на нейтральной территории – в кафе, или ещё где-нибудь, – наотрез отказался.
«Приходите ко мне домой. Чаем вас напою».
От слова «чай» Веронику перекосило. И есть хотелось ужасно, с самолёта ничего не ела. Она зашла в сетевую закусочную, взяла кусок пиццы и стакан сока. Сидя за столиком, полистала брошюру, которую дал Быстрицкий. «Воздействие традиционной территориальной культурологии на восприятие реальности в современном обществе».
Ум за разум! И дядька на серьёзных щах надеется вот этим заинтересовать молодёжь? Ну-ну. Такие, как Тиша, попадаются раз на миллион. Да и Тише эта мура – не факт, что зашла бы. Он предпочитает муру другой породы, про всякую там психологию.
Вероника дожевала невкусную пиццу, запила соком. Представив, с каким кайфом поехала бы сейчас в гостиницу и завалилась в кровать, едва не застонала. Ну, хотя бы Рыжов живёт не на другом конце города. И то хлеб.
015. Наши дни. Екатеринбург
Когда Вероника вошла в квартиру Рыжова, ей всё стало ясно. В смысле –ясно, почему он так категорически отказывается оттуда выходить. По роду занятий Веронике доводилось беседовать с очень разными людьми. Запах застарелого, корнями уходящего вглубь на многие годы пьянства не спутала бы ни с чем.
Время от времени Рыжова, очевидно, кто-то извлекал на свет божий и приводил в порядок – когда требовалось посадить его перед журналистами. А потом всё возвращалось на круги своя.
К её визиту Рыжов готовился, если и выпил, то немного. Но, тем не менее, желание сбежать накрыло Веронику уже в дверях.
«Ты – профессионал! – сурово сказала она себе. – Вот исполнишь долг, тогда и свалишь. Тем более, что Рыжова твоё пребывание в его квартире тяготит ещё больше, чем тебя. Вы взаимно заинтересованы в том, чтобы закончить как можно быстрее».
– Вот, пожалуйста, – Рыжов провёл её в комнату.
Здесь было устроено что-то вроде выставки. Целая стена почти сплошь завешана фотографиями, преимущественно чёрно-белыми, вымпелами, лентами с медалями, выцветшими почётными грамотами.
Фотографии девяти погибших лыковцев висели в центре. Вероника успела запомнить их лица, каждого знала по имени. И фотография, ставшая причиной её кошмара, тёмные фигуры на белом снегу, здесь тоже присутствовала.
– Вот, – показав на стену, повторил Рыжов. – Храню. Так сказать, дань памяти… Фотографировать будете? Ваши обычно сперва без меня снимают, а после – меня, на фоне.
Вероника заметила, что Рыжов выбрит и одет в чистую рубашку. Принимать журналистов ему, как и Шаровой с Быстрицким, было не привыкать.
– Да, конечно. Если позволите.
Не то чтобы ей до зарезу были нужны фотографии, Тиша такого задания не давал. Но мало ли.
Вероника послушно отщёлкала и саму «выставку», и принаряженного Рыжова на её фоне. А заодно начала задавать вопросы – сразу, чтобы не позволить завлечь себя к обязательному чаю.
– Вы ведь хорошо знали всех девятерых ребят, верно?
– Да. Мы почти все с одного курса были. Только Олег и Нина годом старше, а Гришка – годом младше. Но с Гришкой мы жили в одном доме, квартиры друг под другом. Он всегда за мной тянулся. Сперва в школе дружили, потом Гришка в тот же вуз поступил, что и я, потом вслед за мной в турклуб пошёл. Пацаны во дворе смеялись: мол, куда Мишка, туда и Гришка! А когда я в тот день из квартиры выскочил, чтобы к Олегу бежать – сказать, что заболел, не могу в поход идти, – Гришка меня увидел.
– А почему вы не позвонили Олегу?
Рыжов грустно улыбнулся:
– Куда, на деревню дедушке? Это сейчас даже младенцы – с телефонами, в восемьдесят восьмом сотовых ни у кого не было. А Олег не дома жил, в общаге. Комендантша там – зверь, телефоном, который у вахтера стоял, никому пользоваться не разрешала. Дескать, молодые, если чего надо – добежите, не развалитесь. Вот я и побежал. А Гришка на лестнице сидел, курил и книжку читал. Частенько так сидел, в квартире курить мать не разрешала. «Ты куда?» – спрашивает. Я сдуру и брякнул, что не пойду в поход, заболел. Он вцепился, как банный лист – давай, я вместо тебя! Ну, я отмахнулся, обругал его. А Гришка сам к Олегу прискакал. Возьми, говорит, меня вместо Рыжова, я о таком походе давно мечтаю! Кабы я знал тогда, чем это закончится… – Рыжов со вздохом отвернулся.