023. Прошлое. Ночь с 30-го на 31-е января 1988 года
Больше всего он боялся, что заснёт. Не дождётся, пока в палатке все затихнут, вырубится раньше. Но – нет. Не засыпал. Устал настолько, что казалось, сил не хватает даже на то, чтобы отключиться.
Последний шанс. Это его последний шанс. Дойти, подняться на вершину. Не подвести группу.
Когда Олег сказал, что решил сократить маршрут, Гришка отвернулся. Не хотел, чтобы увидели его лицо. Понимал, что Олег принял это решение в том числе из-за него. Так рвался, так уговаривал взять, а теперь не тянет! Даже после того как его разгрузили, часть лежащих в рюкзаке вещей раскидали по другим.
Олег рассчитывает вернуться победителем, покорителем горы Мертвецов. Фотография группы с флагом на вершине перекроет все возможные вопросы. Быстрицкий, фанатичный борец за рекорды, будет счастлив, краем уха Гришка слышал, о чём разговаривали Олег и Нина. Но сначала надо вернуться с победой.
Если бы он знал, что будет так трудно! Он ведь не впервые в зимнем походе, не сомневался, что справится. Когда узнал, что Мишка Рыжов заболел, тут же бросился к Олегу. Когда тот согласился, до потолка прыгал от счастья – хотя Олег предупредил, что придётся нелегко. Что тройка – это серьёзно, совсем не то, что он помнит по прошлому опыту.
Если бы только знал, как тяжело прокладывать тропу в глубоком снегу! Подниматься после падений. С рюкзаком на спине карабкаться вверх. Если бы знал, сколько сил забирает то, что в прошлом походе казалось развлечением.
Палатка. Утоптать площадку, растянуть, построить стенку. Дрова. Здоровенная сушина. Свалить, распилить на чурбачки, расколоть, перетаскать. Костёр. Вырыть в снегу яму до самой земли, а потом в этой яме, задыхаясь от дыма, готовить еду. Носки сушить на брюхе! Да просто по нужде сходить – проваливаясь в снег почти по пояс! Гриша впервые задумался о том, как с этим справляются девочки.
«Ну вот, и что? – горько спросил сам себя. – Олег ведь предупреждал. Остановило тебя это? Щас! Наоборот, только раззадорило».
Трудности?.. Да тьфу и растереть! Ерунда, справлюсь… Какой же он был дурак. Какими дураками были они все, решившись на этот поход.
Он самый слабый, неопытный, да – но Любка идёт почти налегке. С таким грузом, как у него, отставала бы больше. Игоря давит собственный лишний вес. Валерка и Рувим, так же, как он, на Северном Урале никогда не были. И опережают его ненамного.
Устали все, не только он. Но он – больше всех. Это, как любит приговаривать отец, объективная реальность. Если не сработает последний шанс, завтра он просто не поднимется. У него не хватит сил даже на то, чтобы вколотить ноги в ботинки и натянуть бахилы. А значит, других вариантов не остаётся. Он должен сделать то, что задумал.
Всё, тишина. Ребята спят. В первые ночи Игорь и Генка храпели, а сейчас как будто даже на это сил не осталось. И ветер снаружи стал тише. Пурга улеглась… Только снег у палатки странно поскрипывает. Как будто снаружи ходит кто-то гигантский, пробует наст – то там, то здесь. До сих пор ничего подобного Гришка не слышал. Хотя прежде он зимой на склоне и не ночевал, сегодня – первый раз. И для того, чтобы не стал последним, нужно пересилить себя. Выбраться из спальника, заставить себя надеть поверх чуней бахилы, накинуть куртку, подняться на ноги. Чем дольше он лежит, тем меньше остаётся решимости. И тем больше прирастает желание закрыть глаза, забыться сном – а дальше будь что будет… Но нет. Этого допустить нельзя.
Он обещал Ниночке, что не подведёт группу! Ниночкой её называли только близкие, вслух Гришка не посмел бы так назвать. Но наедине с собой-то можно… И он сдержит обещание! То, что Ниночка любит другого, неважно. Важно ему самому остаться в её глазах человеком, которому можно доверять. Не трусом и пустобрехом.
Вставай же, ну! Сейчас или никогда!
Гришка вылез из спальника. В темноте стукнулся головой о миску, лежащую в кармане палатки, звук показался ужасно громким. Сейчас точно кто-нибудь проснётся, помешает… Втайне он надеялся на это. Понял вдруг, что установившаяся снаружи тишина пугает больше, чем метель. Странная, зловещая тишина – как будто тот, кто следил за ним все эти дни, специально выманивает наружу. Как будто только и ждёт, чтобы он вышел. И тогда…
Ну что – тогда?! – одёрнул себя Гришка. Дубиной по затылку огреют и льготный проездной отберут? Больше-то с тебя взять нечего… Что за бред?! Кому ты нужен тут – на заснеженной горе, в десятках километров от людского жилья? Кто здесь может тебя ждать?
Полог он откинул с отчаянной решимостью. Громко пыхтел, надевая бахилы.
За спиной послышалось шевеление, но никто его не окликнул. То ли не проснулись, то ли решили, что приспичило – бывает. И это странным образом придало сил. Если и нужен какой-то знак, что пора осуществить задуманное, вот он! Ему никто не помешал.
Когда Гришка выбрался из палатки, увидел, что снаружи и впрямь стихло. Ветер улёгся, поднялась луна. По небу бежали тревожные тучи, предвестницы нового снегопада. Но пока – ни снежинки. В лицо смотрела настороженная тишина.
Гришка сделал шаг в сторону от утоптанной площадки и тут же провалился по колено.
Снег под ногой заскрипел. Гришка замер. Теперь уж точно кто-то из ребят должен проснуться! Но – нет. Никто не проснулся, никто его не окликнул. Тихо. А значит, у него точно всё получится!
Улыбаясь луне, Гришка заскрипел по снегу дальше.
024. Наши дни. Екатеринбург
– Господи боже мой! Ну чего вы опять хотите? – Женщина в белом халате отодвинула от себя чашку с чаем. – Сорок лет прошло! Оставьте уже бедную девушку в покое, дайте мёртвым хоть на том свете отдохнуть. То книжки про них сочиняют, то кино снимают, то ещё чего. Ворошат, ворошат… Сколько можно?
– Алла Евгеньевна, – Вероника прижала руку к груди. – Я не собираюсь сочинять книжки и снимать кино, честное слово! Просто поймите и вы меня. Официально смерть наступила от сердечной недостаточности. Но Нинель Онищенко была молодой и сильной девушкой. Спортсменкой, самой подготовленной в группе Лыкова – после него самого. Из-за травм, которые получила, она не должна была умереть. Друзья сделали для неё всё, в больницу доставили вовремя. Ей успели своевременно оказать помощь. Нинель могла, обязана была выжить – но умерла! А вы общались с ней. Вы последняя, кто разговаривал с Нинель перед смертью. Может быть, вы вспомните что-то.
Медсестра молчала, глядя в сторону. Потом подняла глаза на Веронику.
«Пожилая, а всё ещё интересная, – мелькнуло у Вероники в голове. – Видно, что за собой следит. Лицо ухоженное, причёска. Только взгляд всё портит. Потухший какой-то. И в то же время настороженный».
– Не лезьте в это, – вдруг горячо проговорила медсестра. – Прошу вас, заклинаю, не лезьте! Вы чем-то похожи на неё. Вы такая же молодая, красивая. Сильная… Я никогда бы не подумала, что эта девушка уйдёт – вот так. И не хочу, чтобы то же самое случилось с вами.
– Что случилось? – быстро спросила Вероника. – Что произошло с Нинель?
– Она боялась.
– Что? – слова прозвучали тихо, Вероника решила, что ослышалась.
– Она боялась, – так же тихо повторила медсестра. – Она вернулась из этого проклятого похода сама не своя, и дело тут не в травмах. Нинель до смерти боялась! Заговаривалась, все время шептала что-то. Вздрагивала от каждого шороха. И всё смотрела, смотрела в угол – будто ждала, что оттуда кто-то покажется.
– А психиатр ее не осматривал?
– Да откуда у нас психиатры. Мы ведь обыкновенный стационар, не специализированный. Позже-то, конечно, осмотрели бы, профильного врача вызвали, но Нинель его не дождалась. Умерла раньше.
– А что это был за угол?
Алла Евгеньевна взглянула непонимающе.
– Ну, вы говорите, что Нинель всё время смотрела в угол. Вот я и спрашиваю – что было в том углу?
– Да ничего такого не было, просто кровать стояла. Палата на двоих, но соседку Нинель выписали, а другого больного только утром должны были положить.
Вероника открыла блокнот. Взяла ручку, изобразила прямоугольник.
– Представьте, что это палата. Вы помните, где стояла кровать Нинель?
Медсестра указала на левый верхний угол:
– Вот тут, у окна.
– А вторая кровать?
– Здесь, – медсестра показала на противоположный угол. – Зачем это вам?
– Пытаюсь понять, что так пугало Нинель.
Медсестра всплеснула руками:
– Господь всемогущий! То, что они с друзьями сотворили, ее пугало – вот что! Духов потревожили! Нельзя им было туда лезть. Никакому человеку нельзя. После того, как капище разворошили – зло за ними по пятам шло! Оно и сгубило. – Медсестра помолчала. – Нинель все шептала: смерть идёт за нами! Гора не отпустит живых! И в угол глядела. А умерла – так, словно убежать пыталась. Даже с кровати сползти ухитрилась, хотя у неё, считай, вся правая сторона была загипсована.
– Это ведь вы обнаружили мёртвое тело?
– Я. У меня дежурство заканчивалось, полы в процедурной мыла. На полторы ставки тогда работала, и сестрой, и санитаркой. Брат больной на руках, родители – старики, помогать некому. Помыла пол, уходить собралась, свет выключила. И вдруг за окном фонарь мигать начал. И собака завыла… Вот, верите – до того как-то нехорошо, до того тревожно! До сих пор простить себе не могу, что сразу к Нинель не бросилась. Пока ведро с грязной водой в туалет отнесла, пока руки помыла, переоделась, то-сё. Думаю, дай загляну перед уходом. Мы все за эту девочку переживали, весь персонал. Захожу – а она с кровати свесилась, руку вперёд вытянула, будто показывает в тот самый угол. И дыхания нет. Я – за врачом, а он ушёл уже. Пока мы с поста в реанимацию позвонили, где круглосуточно врачи дежурят, пока оттуда прибежали – ничего уже сделать не могли. Права оказалась Нинель. Забрало её зло.
025. Наши дни. Екатеринбург
– Возвращайся в больницу, – выслушав Веронику, сказал Тимофей.
– Ты издеваешься? Я только что оттуда!