– Не исключено. Неудачно подобранные очки.
– Вообще готовые. Из магазина.
– Да, такие, которых хватает только на то, чтобы не натыкаться на стены. Распознать лицо незнакомого человека уже не получится.
– Допустим. И когда ему дали яд?
– Вот этого я пока не понимаю. По идее, яд должен был дать человек, которому доверял Петров. Но тогда я не могу собрать формулу с Коневым…
– Я всё ещё здесь, – напомнил Конев.
Тимофей посмотрел на него недовольным взглядом и вернулся к супу.
– Ну хоть что-нибудь? – вновь вцепился Смуров в Конева. – За что вас можно убить?
Конев нервно засмеялся.
– Честно? С такого ракурса на себя я ещё никогда не смотрел.
– Вас это веселит? А подумайте вот о чём. Убийца наверняка уже понял. Что убил не того. И что он сделает дальше?
Тимофей с интересом отметил, что лицо Конева изменилось. Он ощутимо побледнел, взгляд забегал, будто в поисках спасения.
– Ну, вы же как-то можете меня защитить?
– Как? – усмехнулся Смуров. – В бронированную камеру посадить?
– Ну, можно охрану приставить…
Тут Смуров вообще ответить не смог, только издал какой-то сложный и малопонятный звук. Звук этот, впрочем, объяснил Коневу, что он несёт ерунду.
– В самом начале разговора, – подал голос Тимофей, – вы сказали: «сейчас же не восьмидесятые». Почему вы так сказали?
– В смысле?.. А, понял. Ну, я имею в виду, что технологии…
– Я понял мысль. Но почему именно восьмидесятые? Не семидесятые, не шестидесятые? В девяностые тоже интернет не имел такого влияния на жизнь, как сейчас.
– Ну… – Конев смутился. – Так получилось, что я сейчас чутка в восьмидесятых живу.
– Чего? – нахмурился Смуров.
– Фигурально выражаясь. Есть одна тема… Я, вообще, увлекаюсь всякими давнишними преступлениями, архивными делами. Может, слышали, есть такой канал – «Неон»?
– Слышал, – не моргнув глазом, сказал Тимофей.
– Вот, там чел как раз такие древние висяки разматывает. Я не на его уровне, конечно, чисто любительски. Ну и не только на преступлениях даже. Меня просто прёт всякая такая тема: фотки старые, дневники, мемуарка. Не от знаменитостей всяких, это фигня, а от обычных людей. Как бы восстанавливается картина эпохи, понимаете? В учебниках истории такого не найдёшь ведь.
– И? – спросил Тимофей.
– Что «и»?
– Я жду, когда вы перекинете мостик к последнему ролику Неона. Вернее, не самого Неона, а…
– А-а-а! – заулыбался Конев. – Ну да. Признаться, я был разочарован. Потому что я-то реально в теме того похода, от Неона сильно многого ждал. А он, такое чувство, будто вообще только на съёмках начал врубаться, о чём речь идёт. Ну и, в целом, ниочёмка получилась. Ничего нового не сказали абсолютно. Так, вайб таинственности дали, чутка срача – чисто рейтинговая тема.
– Вы – активный участник форума, посвящённого походу лыковцев?
– Да, а что?
– Насколько я понимаю, это довольно старый форум, на устаревшем движке. Там даже аватарки не в ходу.
– Не, они есть. Но такое… пиксель на пиксель разрешение. Чисто, чтоб было. Ну, бюджетов нет, видимо, одни энтузиасты сидят.
– И как вы там называетесь?
– Ганнибал.
– Логично. На форуме знают о вашем увлечении бегом?
– Не… – Леонид осекся и побледнел.
– Внимательно вас слушаю. – Тимофей сложил перед собой руки.
– Я-а-а-а… Это. Ну, в общем, у меня оказался дневник Олега Лыкова. Руководителя группы. Я об этом написал. Мол, скоро все тайны раскрою.
– Дальше.
– Ну, понятно, налетели, начали торопить… А я им – мол, там цифровать надо, не до того, готовлюсь к забегу… И выложил фотку. Форма. Номер…
– Там ведь нельзя фотографии? – озадачился Смуров.
– Да через обменник же.
Смуров сделал вид, что понял.
– А каким образом у вас оказался дневник? Это ведь часть следственных материалов. Его даже человеку, который создал форум, в своё время не отдали.
– Н-ну… – Теперь Конев покраснел.
058. Наши дни. Екатеринбург
Савельева они перехватили на детской площадке, гуляющим с трехлетней внучкой.
– Младшенькая, – похвастался Савельев, помогая девочке забраться по ступенькам на пластиковую горку, – от второго сына. Старший-то мой внук скоро школу заканчивает. А всего четверо! И пятый на подходе.
– Замечательно, – восхитилась Вероника. – Вы извините, что мы с таким вопросом. Понимаем, что вам тяжело вспоминать. Да и нервы вам помотали, наверное, когда расследование вели… – она покосилась на Сашу.
– Да чего там – мои-то нервы. – Девочка скатилась с горки и тут же снова побежала к ступенькам. Принялась карабкаться сама, Савельев стоял рядом, готовый подхватить. – Олежку не вернёшь, и остальных тоже. Вот это настоящая беда. А я – чего ж? Люди ведь не для своего удовольствия спрашивали. Они понять пытались.
– Поняли?
– Ну да. Самоубийство. Сказали, чистое, не подкопаешься. На баскетбольном кольце Олежкины отпечатки нашли – что это он сам к нему растяжку привязывал, а не кто-то другой. На козле физкультурном, который под ноги поставил, тоже – и отпечатки его, и следы от ботинок. И на двери входной, на ручке, с внутренней стороны. Олег сам закрыл дверь. Всё сходится.
– Растяжку? – переспросила Вероника.
– Ну да. Это шнур такой, которым колья крепят, когда палатку ставят.
– А где он взял этот шнур? – вмешался Саша.
– От палатки отрезал, это тоже следствие установило. У ребят оборудование частично в клубе хранилось, частично в зале.
– Так палатка же на горе осталась? Под снегом?
– Ну, она ведь не одна была. То есть, большая, на десятерых – одна. А другие-то, не такие здоровые, ещё были. Они в спортзале хранились, в подсобке.
– А обычная верёвка там не хранилась? Вроде бы стандартный элемент оборудования, у любого уважающего себя туриста в рюкзаке лежит.
– Была верёвка, а как же! Хорошая, нейлоновая, я её сам доставал, у ребят из парашютного клуба. Целый моток.
– Так почему же Лыков не взял эту верёвку? Зачем было резать растяжку?
– Ну, моток в клубе был. А Олежка туда не заходил, сразу в зал пошёл.
– Откуда вы знаете?
– Ключ от клуба на месте висел, на стенде. Олежка его не брал. Своего ключа ни у кого из ребят не было, один на всех. Кому надо – приходил, забирал ключ и в журнале расписывался. И за зал так же. Разрешение на ключ от зала у Олежки тоже было, вот он и пошёл туда.
– А почему туда? Почему не в клуб?
– Сами подумайте. – Савельев грустно посмотрел на Веронику. – Столько ребят погибло, ночью в больнице Нина умерла. А в клубе каждый взгляд про них напоминает. Вещи, фотографии. На столе список оборудования лежал, которое они в клубе взяли, это Нина составляла. Своей рукой всё записывала… Вы бы сами-то после такого – пошли бы туда?
– Скажите, – вмешался Саша. – Перед тем, как это случилось. До того, как Олег покончил с собой, он был в зале один?
– Ну… Наверное. А с кем ему там быть?
– Может, двое других приходили. Сердюков и Морозов.
Савельев развёл руками:
– Чего не знаю, того не знаю. Они ведь тоже оба в тот же день погибли.
– Да, я в курсе. Потому и спрашиваю. Следователь ничего такого не говорил?
– Да кто ж со мной о таких вещах разговаривать будет? Нет. Ничего не говорил.
059. Наши дни. Екатеринбург
– Спортзал, – выслушав запись, проговорил Тимофей. – Зал, а не турклуб! Это многое меняет.
– Что?
– Ты представляешь, какая акустика в огромном пустом зале? Если Лыков, Сердюков и Морозов обсуждали что-то, и разговор шёл на повышенных тонах, услышать их теоретически мог кто угодно, проходящий мимо. Просто постоять около двери и послушать, для этого даже напрягаться бы не пришлось. В институте пусто, каникулы. Подслушивающего никто не заметит и не помешает.
– Ну кто угодно, допустим, в институт не попал бы. Охрана ведь на входе была.
– Да, верно. Номинально – была. Студентов впускали по предъявлению студенческого билета, преподавателей и прочих – по пропускам. Если бы в институт пытался проникнуть посторонний, вахтер бы его запомнил. Каникулы, народу почти нет. Но согласно показаниям вахтера, посторонних он в тот день не видел. Помимо Лыкова, которого вахтер знал в лицо, он назвал ещё около десятка человек.
– Двое из которых – Сердюков и Морозов?
– Да. Их вахтёр узнал по предъявленным фотографиям. Пришли почти сразу после Лыкова, сначала Сердюков, потом Морозов. То есть, встреча была назначена заранее.
– А почему Савельев сказал, что ничего не знает?
– Потому что этой информации в открытом доступе нет. Я её почерпнул из материалов дела.
– Так у Быстрицкого на сайте уйма материалов!
– Именно. Но показания вахтера там не выложены.
– Дай, угадаю, – вздохнула Вероника. – Один из тех десятерых, что приходили тогда в институт – Быстрицкий?
– Нет. В том-то и дело, что нет! Большинство пришедших – студенты-второкурсники, они готовили какой-то проект. Пришли все вместе и сидели в физической лаборатории на первом этаже, до вахтера доносились голоса. Следствие опросило всех, на второй этаж никто не поднимался. Ещё один человек – уборщица, её вызвали прибраться в актовом зале, там накануне шла пьеса, постановка театрального кружка. И уборщица, и студенты-физики ушли раньше, чем Лыков, Сердюков и Морозов.
– А Быстрицкий не приходил?
– Если верить показаниям вахтера, нет.
– Бред какой-то. Как тогда вообще можно подозревать Быстрицкого?
– Так же, как кого угодно другого, в том числе – не имеющего отношения к институту. Вахтеру на момент происшествия – семьдесят один год. Пожилой человек, инвалид войны. Он, конечно, бил себя в грудь и клялся, что пост не покидал ни на секунду. Но учитывая рассматриваемый промежуток времени, довольно длительный, можно предположить, что как минимум в туалет отлучался. А если, например, отходил попить чаю и проболтать с уборщицей, то мог отсутствовать и дольше.