– Десять. Хотя… – Тэйт закрыл глаза, мыслями возвращаясь на несколько дней назад. Дом матушки Фло, столик в углу, карты и бутылка вина. Пэт, рассказывающая гоблинские сказки. – Он возьмет силу дюжины жеребцов, – вспомнились ее слова. – Значит… двенадцать? Жеребые кобылы – им вспороли животы и жеребят убили отдельно… Но ведь кобылы – не жеребцы?
Старый гоблин печально улыбнулся его наивной надежде.
– Не нужно понимать все так буквально. Жеребец, кобыла – суть одно. Символ силы. Он взял свое под полной луной.
– Дух? – В душе Тэйт верил каждому слову шамана, но разум сопротивлялся этой слепой вере. – Как дух мог убить лошадей и оставить след ладони на заборе?
– Ты опять забыл о пророчестве, мальчик. Дух неупокоенного шамана возродится в теле великана. Думаю, он нашел такое тело.
– Наверное… – Тэйт вспомнил отпечаток огромной пятерни. – И что?..
– Ему осталось справиться еще с двумя. Пророчество говорит, что первой будет Возлюбленная. Белокожая женщина, посвященная Лиджайе, отдаст возрожденному свою любовь.
Пэт говорила что-то такое о женщине и любви. Но она не упоминала, что эта женщина должна быть посвящена Лиджайе. И в каком смысле – посвящена?..
Размышления оборвала внезапная догадка.
– Посвященная Возлюбленной? – переспросил Тэйт. – Женщина, которой достались дары Лиджайи?
– Не знаю, – развел руками старик. – Я говорил, нельзя понимать слова буквально. Они лишь символы. Сложно сказать, что значит «посвященная». Сложно сказать, что подразумевается под любовью.
«Сложно представить, как она ее отдаст, – продолжил Тэйт про себя. – Вряд ли по доброй воле».
Нужно было сразу ехать в храм, пусть бы Эгери прочел надписи непосредственно со стен. Глядишь, смог бы рассказать больше. Но и того, что старик уже понял, с лихвой хватало, чтобы объяснить тревогу Тэйта.
Итак, давным-давно некий шаман стал велик настолько, что это вызвало недовольство его соплеменников. Обычная в общем-то история. У магов такое тоже бывает, особенно у темных. Опьянение силой, ощущение вседозволенности. Неразборчивость в целях и способах их достижения. Угомонить подобных «великих» зачастую получалось, только лишив их жизни, – это тоже понятно. Причем уничтожить нужно было не только тело, так как неупокоенный дух порой намного опаснее, и справиться с ним – задача не из простых. А в случае гоблинских шаманов, дух которых способен разделяться с физической оболочкой и при жизни, сложность данного мероприятия должна возрастать в разы…
Поймав себя на том, что пытается подогнать ситуацию под полученные во время учебы знания, Тэйт тряхнул головой. Исполнившиеся пророчества, дары богов, – нет, к подобному его в академии не готовили. Хотя и там случалось всякое.
Жаль, что письма не ушли. В академии были люди, которые могли бы помочь. Рысь, и не только. А пророчества – это как раз по части Сибил. Теперь помощи ждать неоткуда. Да и вообще ждать не стоит: можно не дождаться.
– Что произойдет, когда этот неупокоенный выполнит все условия? – спросил Тэйт старого гоблина.
– Он станет сильным. Самым сильным шаманом в мире. Сможет подчинить себе силы природы, любого зверя, гоблина или человека.
– А эльфов?
Не сказать чтобы Тэйта так уж сильно интересовал ответ на этот вопрос, но информация лишней не бывает.
– Об эльфах не знаю, – пожал плечами Эгери. – За всю жизнь я не встречал ни одного из них. А ты?
– Видел парочку. Но не в Расселе… И что теперь делать? Нужно… хм… помочь неупокоенному упокоиться?
Гоблин заинтересованно поднял голову:
– Так подсказывает тебе твое предназначение?
– Демоны знают что мне подсказывает, – пробурчал Тэйт.
– Предназначение, – удовлетворенно кивнул шаман. – Дар богов. Ты поймешь, что делать, когда время придет. Вы все поймете, все четверо.
– Четверо? Но…
Открылась дверь, и во внутренний двор выглянула Пэт. Остановилась на пороге.
– Нас двое, – продолжил Тэйт, глядя на нее. – Насколько я знаю.
– Значит, время еще не пришло, – спокойно изрек гоблин. Собрал с покрывала бумаги и поднялся. – Надо идти. Кажется, Пэтси хочет нам что-то показать.
Свежеотпечатанные фотографии Патрисия разложила на кухонном столе. Едва Эгери взял один из снимков, вертевшаяся тут же Бекка подала старику большую лупу.
– Я пыталась увеличить изображения, – извиняющимся тоном пояснила профессор Данкан, – но они становятся размытыми. Лучше так.
– Лучше-лучше, – согласился шаман. – Спасибо, милое дитя.
Бекка смущенно потупилась, словно прежде никто и никогда не называл ее милой, бросила на мать быстрый взгляд и выскочила за дверь.
– Милая девочка, – повторил Эгери. – Такая светлая.
– Темная, – глухо отозвалась Пэт. Для нее, как Тэйт уже понял, это было болезненной темой.
– Светлая, – не согласился гоблин. – Можно быть темным магом, но светлым человеком.
Патрисия заметно расслабилась после этих слов, а Эгери, казалось, даже не придал им значения: тут же принялся за фотографии. Каждую он подолгу разглядывал, сначала – щурясь, через очки, после подносил к снимку увеличительное стекло и исследовал каждый дюйм изображения. Если камера захватила фрагмент надписей, шаман внимательно и не один раз пробегал взглядом вереницу танцующих гоблинов и лишь затем откладывал фото, чтобы взяться за следующее.
Тэйт и Пэт все это время молча сидели в стороне. Понимали, что, если отвлекать его вопросами, времени уйдет еще больше.
Когда Эгери отложил последнюю фотографию, с облегчением выдохнули, а в следующую секунду опять затаили дыхание, так как старик вновь принялся копошиться в снимках. Но того, чего они оба опасались, не случилось. Шаман не взялся просматривать фото заново. Достал одно и показал Патрисии.
– Что тут было?
Выемка в полу между алтарями. А ведь Тэйт ею еще в первый день заинтересовался!
– Ничего. – Ответ профессора Данкан прозвучал так, словно она сама в нем сомневалась.
– Должно было быть, – уверенно проговорил гоблин. – Останки. Кость.
– Кость? – Пэт и Тэйт растерянно переглянулись.
– Кость, – повторил шаман. – Если я верно понял, шейный позвонок. Дух сложно привязать к месту без останков, поэтому они взяли кость и вплавили в нее свет луны.
О привязке духа Пэт ничего не знала, и Эгери повторил для нее то, что рассказывал Тэйту на заднем дворе. А сам Тэйт понятия не имел, что гоблины называют светом луны.
– Серебро, – хмуро разъяснила Пэт. – Представляешь, как выглядит позвонок, залитый серебром?
Как древний артефакт – для магов. Как штука, за которую можно выручить деньжат, – для всех остальных.
– Кто-то вынес это из-под охраны создателей, – резюмировал Эгери.
– Ларри! – выкрикнула Патрисия имя того, о ком Тэйт только успел подумать. – Он шатался между алтарей…
– Угу. Ты как раз рассказывала, какое все ценное в той пещере. Хоть камни откалывай!
И Ларри был вчера на ферме Пекона. Слышал, как Тэйт говорил Гилмору о том, что Пэт собирается отправить отчеты портальной почтой.
Однако скоропалительных выводов делать не стоило.
– Как это можно проверить? – спросил Тэйт шамана. – Как распознать одержимого?
Вчера увалень-охранник казался нормальным. Обычным. Говорил, как всегда, мало и в словах не путался. Мог ли древний гоблин, напяливший на себя костюм из Ларри, так хорошо войти в роль? Или вселенец дает о себе знать лишь иногда, когда, например, нужно резать лошадей и избавляться после от окровавленной одежды, а хозяин тела даже не подозревает о нем? Ларри мог думать, что проспал всю ночь в своем вагончике.
– Не знаю. – Эгери покачал головой. – В храм нужно, там ответы.
– Значит, едем, – решилась Пэт. – Сейчас.
– Очнулась! – Тэйт неодобрительно поморщился. – Еще позже предложила бы.
День давно перевалил за полдень. Три часа туда, неизвестно сколько – в пещере. Возвращаться наверняка придется по темноте. Мало того что ночью горные тропы сами по себе опасны, так еще и волки…
Госпожа профессор обиженно сопела, но с доводами его согласилась. Шаман тоже не спорил.
– Нужно будить Гилмора, – сказал, поразмыслив, Тэйт. – Мы собирались в лагерь, разузнать там… что получится… Попрошу Теда, чтобы взял с нами Ларри. По крайней мере, будет под присмотром. Если замечу что-то странное… Скрутить его? Или лучше по голове стукнуть?
Мысль, что здоровяка придется убить, ему не нравилась. Должен быть другой способ угомонить неупокоившегося духа. Вернуть его обратно в храм. Неспроста ведь в гору заложили столько взрывчатки? Теперь Тэйт не сомневался, что это дело рук одержимого. Видимо, хотел уничтожить ловушку, продержавшую его столько лет, чтобы его не заточили в нее снова, но по каким-то причинам не взорвал сразу. Возможно, собирался привезти побольше взрывателей, чтобы наверняка. Он ведь не разбирается в этом, древний гоблинский шаман. И Ларри, если дух способен использовать его знания, тоже не разбирается.
– Может быть, его сразу обезвредить? – неуверенно продолжила Патрисия. – У отца есть снотворное. Усыпить, связать и запереть где-нибудь? Как думаете, это удержит духа, Эгери?
Ответить старик не смог.
В своем стремлении не помнить зла гоблины не учли один существенный момент: если это зло прорвется все же сквозь заслон забвения, с ним снова нужно будет бороться. И неплохо было бы помнить, как это делать.
– Придется рискнуть, – вздохнул Тэйт. – И надеяться, что мы не ошибаемся и дух вселился в Ларри, а не в кого-то еще.
Пэт вопросительно приподняла бровь.
– Кто-то мог найти ту серебряную кость еще до того, как мы попали в храм, – пояснил он. – Я сам успел побывать в пещере раньше, чем выставили охрану. Правда, с фонарем, а не с осветительными кристаллами, как у тебя, и мало что сумел рассмотреть, но кто-то мог оказаться удачливее… Если считать удачей вселившегося в тебя злобного духа.
Миссис Данкан разразилась негромкой тирадой, повторять которую в присутствии детей и набожных старушек ни в коем случае не следовало.