— Лун Мин не так хорошо устроилась, как вы.
— Так что же вы смеетесь? Скажите же, как она сейчас? — вскричала Мэн Цзиньни.
— Она директор начальной школы.
— Так это же неплохо! Она всегда мечтала быть учительницей, а стала директором школы! — Мэн Цзиньни вздохнула с облегчением, словно не считала, что Лун Мин плохо устроилась. — А где эта школа? Что за школа?
— В небольшом уезде недалеко от границы с Вьетнамом, поселковая школа. — Вэй Цзюньхун не стал называть конкретный адрес.
— Вы меня интригуете.
— Давайте сначала поговорим о вас. Это то, что Лун Мин очень хотела бы знать.
Мэн Цзиньни снова заплакала:
— Она правда продолжает беспокоиться обо мне? Если так, то почему не связалась со мной? Я же обыскалась, но никак не могла ее найти.
— Я чуть позже расскажу вам о Лун Мин, а сначала хочу послушать вас, — произнес Вэй Цзюньхун. — Если можно, начните свой рассказ с момента знакомства с Лун Мин и расскажите все, вплоть до сегодняшнего дня.
— Сестра Лун не рассказывала вам о нашей жизни в институте?
— Нет, — Вэй Цзюньхун горько усмехнулся. — Я пока еще бойфренд всего на девяносто процентов, как говорится, не могу ухватить улитку-лужанку всеми десятью пальцами.
— Мне кажется, вы вполне отвечаете стандартам Лун Мин в отношении мужчин. К тому же вы — полицейский, с вами чувствуешь себя в безопасности.
— Вас нашел мой дядя? — спросил Вэй Цзюньхун. — Мой дядя — Тань Кэгань.
Сначала Мэн Цзиньни казалась невозмутимой или просто сдерживалась, но потом все-таки показала свое изумление, ее глаза стали похожи на перепелиные яйца, а рот открылся так широко, что туда бы поместились целых три таких яйца:
— Заместитель начальника уезда Тань ваш дядя?
— Да, — спокойно ответил Вэй Цзюньхун.
— Но со мной связывался не он. Он со мной не знаком, хотя я его знаю. Со мной связался начальник управления промышленности и торговли, так как я сейчас индивидуальный предприниматель. Ха-ха. Думаю, ваш дядя связывался с отделом кадров, ведь раньше я была учительницей, и в отделе кадров есть мое личное дело. Потом я уволилась, занялась коммерцией. Отдел кадров, естественно, связался с управлением промышленности и торговли, а те, конечно же, нашли меня.
Чем больше Мэн Цзиньни объясняла, тем отчетливее Вэй Цзюньхун понимал, что дядя связался с ней напрямую. Это были лишние объяснения, выдававшие ее с головой. Почему же она всеми силами пыталась откреститься от знакомства с дядей? Вэй Цзюньхун задумался об этом, но не хотел сейчас обсуждать.
— Кто вас нашел, не важно, важно, что все-таки нашли. А еще важнее то, что вы лучше других знаете Лун Мин. Расскажите о ней и о ваших отношениях.
Мэн Цзиньни погрузилась в воспоминания. Как и в случае с Фэн Цзуцзюнем, что-то Вэй Цзюньхун уже знал, а что-то нет, но все события отчетливо стояли перед глазами Мэн Цзиньни.
Глава 7. Университетские годы Лун Мин
В первом же семестре, а точнее сказать, в первый же день своего обучения в институте Мэн Цзиньни встретила первого в своей жизни благородного человека.
Это и была Лун Мин.
Мэн Цзиньни регистрировалась самой последней из всех первокурсников.
Еще утром того дня ее отец искал, у кого бы занять денег. Сам он был беден и занял уже у всех родственников, таким образом набралась сумма в две тысячи юаней, а стоимость обучения дочери в первом семестре составляла три тысячи. И это еще не считая повседневных и мелких расходов. Все равно не хватало тысячи. У кого же ее занять? Вечером за день до этого отец ломал голову, вспоминая, у кого можно одолжить денег. Не с кем было обсудить, и никто не мог подсказать, что ему делать. А тот, кто мог подсказать, — его жена — уже умерла. После ее смерти из-за болезни остался долг в семьдесят тысяч юаней, поэтому сейчас невозможно было собрать деньги на учебу для старшей дочери. Семьдесят тысяч тоже одолжили родственники — всего двадцать семей. Он еще не вернул этот долг, а теперь каждая из этих семей одолжила ему еще по сто юаней. И хотя они все говорили, что это подарок и возвращать не надо, упрямый и заботящийся о репутации отец считал, что это — долг, и записывал все в специальную тетрадь. Долг в любом случае — раньше или позже — надо будет возвращать. Самое позднее, когда он смог бы вернуть — после окончания дочерью института, она будет получать зарплату на работе и все вернет! Сейчас главное, чтобы дочка поступила в институт, обязательно должна поступить, тогда в будущем он сможет вернуть долг полностью. Не хватает минимум тысячи, у кого же занять? Возможные варианты отца ограничивались лишь родственниками, включая и дальних, что делало процесс займа денег крайне тяжелым. С момента получения уведомления о зачислении в институт за долгие двадцать дней он собрал лишь две тысячи. И тогда отец вдруг очнулся и осознал, что у родственников больше занимать нельзя. Но кто из чужих людей сможет одолжить деньги? Соседи? Жители ближайшего поселка? Все это было невозможно. Когда отец был чиновником в деревне, из-за своего вспыльчивого характера он обидел многих из них. Сейчас этот взрослый мужчина из-за тысячи юаней был близок к помешательству. В народе говорят: «Живой человек может умереть от сдерживания мочи», — и отец уже поверил в эту поговорку.
Мэн Цзиньни наблюдала, как страдающий и обеспокоенный отец с горестными вздохами и завываниями мечется, то забегая в их ветхий дом, то выбегая из него, словно бешеный пес на привязи. И естественно, она понимала, почему — все из-за денег на первый семестр ее обучения в институте. Когда она смотрела на мучения отца и двух младших братьев-школьников, у нее зародилась мысль отказаться от поступления. Но эта мысль промелькнула, как призрак, и исчезла. На смену ей пришла другая: «Я обязательно должна учиться в институте, какую бы цену ни заплатил за это отец или я сама в будущем». В этот момент она еще не понимала, какую цену придется за это заплатить, оставалось лишь полагаться на отца. Только если он сойдет с ума по-настоящему, тогда она решила не поступать.
Почти перед самым рассветом отец внезапно успокоился. Его лицо уже не было таким мрачным, словно он смирился или обрел какую-то надежду. Он переоделся в чистую рубашку и, наказав дочери обязательно дождаться его возвращения, вышел из дому.
Он вернулся, когда солнце стояло уже высоко над горами, и отдал дочери пятьсот юаней со словами:
— Это все, что я смог достать. Значит, на учебу не хватает еще столько же. Вынь из них сто юаней на дорогу, тогда будет не хватать шестисот юаней. Про эти шестьсот юаней ты так скажи в институте: мой отец — чиновник и никогда не будет уклоняться от уплаты долга.
Мэн Цзиньни, которая с нетерпением и тревогой ждала отца, даже не спросила его, где он взял эти деньги, и поспешила в путь. Час она шла пешком по горной дороге до поселкового центра, потом ехала полтора часа на маршрутке до уездного города. Только в два часа пополудни она села в рейсовый автобус до Наньнина. В то время еще не проложили высокоскоростную магистраль от Даяня до Наньнина, поэтому только после пяти вечера она прибыла на станцию Аньцзи в Наньнине. Хорошо еще, что педагогический институт был недалеко, и она успела за десять минут до окончания приема документов прибыть на футбольное поле.
Гуманный институт не выставил ее за ворота из-за нехватки шестисот юаней. Она всего лишь, в отличие от остальных, написала еще заявление с просьбой отсрочить взнос на обучение и получила такие же спальные принадлежности, как и другие.
Когда она вошла в пятьсот третью комнату второго здания женского общежития со свертком в руках, там были семь девушек. Они уже заняли самые лучшие места, для последней из прибывших осталась лишь нижняя полка прямо у двери. Даже сейчас Мэн Цзиньни не считала то место ужасным, наоборот, оно было замечательным.
Лун Мин занимала место прямо над ней.
В тот день все семь девушек уже поужинали и занимались своими делами: умывались, чистили зубы, болтали по телефону. Мэн Цзиньни не помнила, сколько человек поздоровались с ней, но она отчетливо запомнила, как одна из девушек, свесив голову с верхней полки, приветливо сказала:
— Привет! Меня зовут Лун Мин!
— А меня — Мэн Цзиньни.
— Я не знаю, привычно ли тебе спать на нижней полке, я как приехала, выбрала верхнюю, но, если хочешь, можем поменяться.
Мэн Цзиньни и так уже чувствовала тепло, а от этих слов у нее на душе еще больше потеплело, и она произнесла:
— Не будем меняться, мне нравится нижняя полка.
Лун Мин отложила книгу, которую читала, спустилась вниз и помогла Мэн Цзиньни заправить кровать. На ней была модная черная шелковая пижама, волосы коротко острижены, как у модного мужчины, но по своему поведению она была мягкой и чуткой девушкой. Она лучше, чем Мэн Цзиньни, умела заправлять кровать и складывать одеяло, как будто ее этому специально учили. Насколько Мэн Цзиньни помнила, ее мать при жизни никогда не помогала ей заправлять кровать. И подумала: «Почему же эта девушка, с которой я только что познакомилась, помогает мне с таким энтузиазмом?»
Закончив с кроватью, Лун Мин спросила:
— Ты уже ела?
Мэн Цзиньни от волнения ответила:
— Ела.
Ну, раз уж она сказала, что ела, теперь было неловко идти искать, где поесть. К тому же столовая, должно быть, уже была закрыта, а в ресторане еда наверняка ужасно дорогая. Пришлось Мэн Цзиньни терпеть, хотя она за день не съела ни крошки.
В полночь девушка, которая встала в туалет, обнаружила, что Мэн Цзиньни вся в поту, мокрая до нитки катается от боли по кровати.
Остальные девушки собрались уже вести ее в больницу, но она покачала головой и честно сказала:
— Думаю, это от голода, я вчера ничего не ела.
Лун Мин тут же достала свои припасы и стала по кусочку скармливать их Мэн Цзиньни.
Мэн Цзиньни ела эти рассыпчатые, сладкие конфеты и печенье и смотрела на Лун Мин. Она сдержалась и не дала волю слезам, но в глубине души стала считать Лун Мин благородным человеком и своей благодетельницей.