– Извини, с кем?
– С моей половинкой, Алтын.
– Что такое половинка?
Она села.
– Ты не знаешь, что такое половинка?
Рустем покачал головой.
– Похоже, ты много сидишь взаперти, вскрывая эти свои сети.
– Наверное, да. В последнее время мне кажется, что ничего другого я не делаю. Ну, еще кофе пью.
Айнур потянулась.
– Ну, это шутка, так? Или не совсем шутка. Кто-то сказал, что люди вообще-то не хотят встречаться с другими людьми. Им на самом деле не нужно равноправное партнерство – понимаешь, два полных человека в отношениях. На самом деле они хотят, чтобы в отношениях было полтора человека, одна целая и пять десятых. Им хочется быть единицей, человеком, который определяет отношения, и чтобы второй человек был только половиной личности. Понимаешь, тем, кто их принимает, но собственных требований не выдвигает. Кто кажется цельным, с собственными личными особенностями, и мнениями, и рассказами о жизни – но не раздражает. Не требует, чтобы ты изменился. Так что лет шесть-семь назад одна крупная компания, специализирующаяся на ИИ, поставила это на поток. Ты заполняешь на своем терминале длинную анкету, проходишь через массу разных ситуаций и задач – и тебе такого подгоняют.
– Э… партнера?
– Ага. Может, ты думаешь, что это глупо или не дает удовлетворения – но это потрясающе! Как будто ты всегда его искала, но сама об этом не догадывалась. Хочешь, познакомлю?
– Что? С кем?
– С Алтын.
– Э… ладно. Конечно.
– Хэй, Алтын, – сказала Айнур. – Что поделываешь?
Камера была установлена на столике в углу, чтобы проецировать изображение в пустое пространство рядом с кроватью Айнур. Там возникла женщина – достаточно бестелесная, чтобы сквозь ее плоть просвечивали тени предметов, находящихся в комнате. Она сидела за столиком и ела из пиалы лапшу. На ней была мешковатая футболка и спортивные шорты, ноги у нее были босые. Она подняла палец в жесте «подожди», втянула в себя длинный кусок лапши и вытерла рот тыльной стороной руки.
– Хэй. Не ожидала, что ты со мной свяжешься. Разве у тебя не свиданка? Или уже закончилась?
– Нет, он еще здесь.
– О! – Алтын ухмыльнулась. – И, как я вижу, все прошло хорошо. Завидую.
– Мы тут болтали, и он захотел познакомиться с тобой.
– Извращенец.
– Не в том смысле. Просто сказать «привет!».
Рустем помахал рукой:
– Привет.
– А он у тебя болтун. Как тебя звать?
– Рустем.
– Хорошее имя. Отлично проводите время?
Рустем пожал плечами:
– Ну… да. По-моему. А ты? Чем занимаешься?
Алтын пожала плечами:
– Отсмотрела часа четыре стрима «В дни тех, кого мы похоронили». Это про старые Американские Штаты. Смотрел?
– Нет, – сказал Рустем. – Я не смотрю ленты. Некогда.
– А, он из этих! – Алтын закатила глаза.
– Нет, – вмешалась Айнур, – по-моему, ему и правда некогда. У него какая-то безумная работа. Взламывает нейронные сети.
– О как? И на кого ты работаешь, болтунишка?
Алтын взяла миску и отпила из нее бульона. Или притворилась? По правде говоря, Рустем уже забыл, что она не человек. Она была такой достоверной – вплоть до дырки на футболке. Вплоть до жирного блеска от супа на губах. Он смотрел, как она чешет ногу пяткой второй ноги.
Ему было любопытно, каково было бы оказаться внутри нейронных узлов ее разума. Каково будет оказаться в этом лабиринте. И каков он по сравнению с тем, над которым он сейчас работает.
– Я фрилансер, – ответил Рустем.
– Он говорит, что может понять, каково быть летучей мышью.
– Фу, гадость!
Айнур засмеялась. Она перекатилась на живот и положила голову на руки. Рустем опознал ее взгляд. С такой естественной приязнью люди смотрят на давних партнеров – на тех, с кем они остались после ухода первой страсти, в годы уюта. Заканчивая мысль, начатую другим. Говоря полуфразами.
Он почувствовал легкую отстраненность. После сегодняшнего вечера он Айнур не увидит. У нее было то, что нужно человеку – эмоционально – еда (но не на самом деле), миска лапши в квартирке (но ненастоящей).
– Нет, он мне много интересного рассказал про точки зрения. Не будь такой ограниченной.
– Я не ограниченная, – заявила Алтын, передразнивая интонации Айнур. – Просто не люблю летучих мышей.
– Ой, заткнись! И вообще я все тебе потом объясню. Было интересно. Мне сейчас вообще не до тебя. Ухожу.
– Приятного траха.
– Грубиянка!
– Я тоже тебя люблю.
Алтын показала язык, и камера отключилась.
– Круто, правда? – сказала Айнур.
– Это… нечто.
– Не очень-то понятно выразился.
– Я вроде как растерян. Впечатляет. Никогда не видел имитаций такого качества.
Айнур подвинулась на постели, освобождая Рустему место, и похлопала по простыне. Он сел.
Ощущение холода осталось, но он сумел его игнорировать – по крайней мере, на время его отодвинуть. Он знал, что оно его догонит, это чувство, когда он пойдет домой на рассвете, унося на себе запах этой почти незнакомой женщины.
– Я с тобой еще не закончила, – сказала Айнур.
И Рустем автоматически отозвался:
– Да, и я с тобой тоже еще не закончил.
Каждый встреченный нами осьминог пережил приключения и испытания, которые мы даже вообразить не можем. Осьминога, дожившего до взрослого возраста в опасном море, можно назвать хитроумным Одиссеем, героически изворотливым мастером сражений и бегств. Сколько ног он потерял и отрастил заново? Как менял свою форму, чтобы прятаться и преследовать добычу? Скольких смертей избежал?
И что он будет знать о нас, этот герой морей? Прятался ли он в водолазном шлеме девятнадцатого века, потерянном первыми исследователями глубин? Выскальзывал из рыбацкой сети? Смотрел на нас с края своих владений, пока мы гуляли по своему берегу? Ворочал черепа потонувших в подводных лодках?
Кем мы будем для него? Богами? Чудовищами? Или чем-то совершенно не имеющим значения?
ХА ВЕРНУЛАСЬ ПО БЕРЕГУ В ОТЕЛЬ глубокой ночью. Она устала, руки были по локоть в песке, но поработать руками было приятно. Прочистить голову, сбежать от осаждающих ее мыслей, неразрешимых проблем.
С самого приезда она чувствовала себя не в своей тарелке. Спуск вертолета под дождем, темнота пустынного острова… Когда она думала о той первой ночи, то вспоминала обезьян, дравшихся за что-то на дамбе. Теперь это воспоминание переплелось с тем, что про обезьян сказал Эврим: «Настолько похожие на вас, но деградировавшие. Неудачная попытка».
Неудачная попытка. Был ли ею Эврим? Те интервью, которые Эврим давал, когда его только явили миру, походили на тщательно разработанный набор тестов Тьюринга: люди задавали Эвриму вопрос за вопросом, а он снова и снова демонстрировал, что он – человек. Нет, не так. Это Эврим демонстрировал, что его можно принять за человека.
В этом-то и было дело, так? Загвоздка. Эврим никогда не сможет продемонстрировать, что он человек или разумен. Он может продемонстрировать только то, что выглядит как человек. Что люди могут создать копию сознания. Тест Тьюринга, как и все проверки разумности, на самом деле может показать только то, что имитация достаточно сложна, чтобы ее нельзя было отличить от человека.
Но какой в этом был смысл? Эврима демонстрировали, щупали, проверяли, обсуждали. Человек ли он? Или нет? На какое-то время он стал самой обсуждаемой темой планеты. А потом Эврима отвергли. Не из-за его неполноценности, а именно потому, что он прошел все проверки. Ха не смогла точно определить, когда наступил поворотный момент, однако в передачах об андроиде явно поменялся тон. Поменялась графика, которая использовалась в ленте параллельно с интервью, изменились те части интервью, которые особо выделялись. Камера задержалась на одном из выражений лица Эврима, которое в тот момент выглядело не вполне уместно. Крупный план, на котором Эврим выглядит опасным. Цитата, вырванная из контекста. Все было тонко, вкрадчиво.
Вслед за первыми восторгами из-за того, что «Дианиме» наконец удалось воссоздать человеческий разум во всей его сложности, новостной поток от Эврима отмежевался.
Почему? Часть возражений носили религиозный характер. Часть – морально-этический. Выступления сопровождались насилием. А жестоким фактом стало принятие законов, запретивших Эврима и всех будущих его версий в большинстве правительственных структур мира, включая все страны под покровительством Правящего директората ООН.
Затем Эврим попал на этот остров. Его изгнали. Выкинули. Несмотря на то что Эврима назначили руководителем данного проекта, спрятаться от этого факта было нельзя. Эвриму больше некуда было деваться.
В вестибюле Эврим сидел один, его лицо освещал свет терминала, рядом лежали оборудование и технологии, с которыми постоянно возилась Алтанцэцэг. У Ха возникла четкая картинка Пиноккио на полке среди бездушных кукол, бывших его предками, застрявшего между мирами живых и неживых, субъектов и объектов, пытающегося стать настоящим.
Когда Ха вошла, Эврим поднял голову.
– Ха, я продолжаю думать про то убийство смотрителя. Мне тревожно.
– Из-за чего?
Ха выдвинула себе стул. При виде сидящего в одиночестве Эврима ее охватило чувство сострадания. «Он так одинок». Она обнаружила, что садится поближе, словно говоря: «Я вас не боюсь. Вы мне не отвратительны. Я могу быть рядом и не отшатываться. Видите?» Она села так близко, что, когда наклонилась заглянуть в терминал Эврима, их плечи соприкоснулись.
Эврим отшатнулся. Невозможно было понять, от неожиданности, неприязни или еще чего-то. Он отстранился, а потом словно овладел собой и придвинулся к Ха, принимая такую близость.
Экран был поделен на двенадцать частей, на каждой из которых проигрывалась видеозапись с осьминогами. Виды были разными, но все они взаимодействовали с людьми. На одном осьминог прополз по палубе корабля и протиснулся сквозь дыру в планшире, сбегая. На другом прятался на дне кувшина, который греческий рыбак поднял на борт своей лодки. И так далее – на каждом видео была запечатлена встреча. И все они были для осьминога враждебными, угрожающими. Осьминоги пытались сбежать от тех, кто их поймал. Когда их вытаскивали из моря, они старались вырваться на свободу.