– Вы говорите нормально.
– Я всегда говорю нормально. Просто вы впервые меня нормально слышите. Хотя да, я использую другой переводчик. – Алтанцэцэг щелкнула по закрепленному у ворота прибору, похожему на приглаженного жука-скарабея. Исходящий из него голос имел легкий британский акцент, но в остальном соответствовал стандартному мировому английскому. – Я решила, что вам пора перестать считать меня тупой обезьяной в боевых шрамах. Вам нужно несколько минут, чтобы приготовиться?
– Ага. Так… зайдите на минуту. Я быстро. А когда вы это кое-что для меня сделали?
– Этой ночью.
– После наших приключений на берегу?
Ха зашла в ванную и плеснула себе на лицо водой. Волосы у нее были в ужасном состоянии, на корнях проглянула седина: она не подумала о том, как будет стричься и краситься на острове. Очередная вещь, о которой она не подумала. На щеке от неподвижного лекарственного сна осталась диагональная складка.
– Да, после.
– Откуда у вас нашлось время? Прошло всего… сколько?.. шесть часов.
– Я пила другое лекарство, – сказала Алтанцэцэг.
– А!
– Не хотелось спать. И вообще, решение уже давно напрашивалось.
Когда Ха вышла из ванной, Алтанцэцэг сидела на ее кровати, рассматривая проектор.
– Довольно крутой.
– С квантовой шифровкой.
– Знакома с ней. Я просмотрела характеристики, прежде чем разрешить его сюда везти.
– Как странно.
– Что именно?
– Слышать, как вы так говорите.
– Как нормальная?
– Да, как нормальная. Почему вы пользуетесь тем дерьмовым переводчиком?
– Привыкла несколько лет тому назад. Помогает держать людей на расстоянии. Мне не всегда хочется разговаривать. Если честно, мне почти никогда не хочется разговаривать. – Она вернула проектор на тумбочку. – У всех свои причуды.
На улице уже рассвело. День был почти безоблачным, если не считать легкой белой дымки, превращавшей солнце в бледную жемчужину. На свету была видна каждая трещина в плитке на террасе заброшенного отеля. Глаза Ха не сразу привыкли к более темному помещению охранного модуля, наполненного смертоносными инструментами специализированного мира Алтанцэцэг. При виде массивного контрольного бака, наполненного зеленой жидкостью, ей вспомнилось обнаженное, покрытое шрамами тело Алтанцэцэг в ту ночь, когда она вытанцовывала свои ритмичные подводные приказы машинам, уничтожавшим рыбаков, разрывавшим их корабль и их тела на части. Дыхательный аппарат со шлангами, который был тогда на ней, висел на крючке одной из вешалок со стальным напылением. На верстаке стояла емкость поменьше – но намного больше обычного домашнего аквариума, – наполненная вроде бы морской водой.
– Видите?
– Резервуар?
– Внутри.
– Там ничего нет.
– Взгляните еще раз. Присмотритесь.
Неужели там что-то есть? Она обнаружила что-то неправильное. Просто какое-то неестественное движение части воды. А потом что-то ударилось в стенку бака, и Ха отпрянула. Алтанцэцэг поддержала ее, крепко стиснув плечо. Ха увидела, что на другой руке у Алтанцэцэг надета одна из ее серых управляющих перчаток. Она дернула большим пальцем – и что-то в баке снова стукнулось о стекло.
– Превосходная маскировка. Я сняла ее с другого дрона – одного из летунов, которыми пользуюсь, если хочу подслушать какой-нибудь разговор. Летун может зависнуть в пятнадцати сантиметрах от вашего лица, а вы его не увидите – даже в дождь. Маскировка прекрасно работает и в воде – после того, как я чуть подправила искажающее устройство.
Она махнула рукой в перчатке, и подводный дрон проявился. Он оказался меньше, чем предыдущие два, не больше кокосового ореха, эллиптический и тусклый. На его поверхности находилась система чего-то похожего на черные глаза и более крупных углублений.
– Не просто невидимый – или почти что, – но еще и практически бесшумный. Винты постоянно переключаются на различные имитирующие режимы: пузырящаяся вода, плавник рыбы, шажок краба… Разбивка и изменение звука – это второй вид маскировки. К тому же он должен быть и химически нейтральным: пахнуть только морской водой. Может, с небольшим изменением минерального состава, но, надо надеяться, таким, что не будет привлекать внимания. В то первое помещение свет проникает, но дальше должно быть темно. Ночное зрение аппарата может работать в дальних помещениях, но не в полной темноте. Сомневаюсь, что они много времени живут в темноте: ведь для коммуникации нужен свет, верно?
– Судя по тому, что мы видели – да. Конечно, мы мало знаем о возможных других способах – возможно, они общаются с помощью химических соединений.
– Я не ставила на дрон прожектор: он выдаст его местоположение, и тогда его тоже уничтожат.
– Спасибо, – сказала Ха. – Это просто невероятно. Это поможет нам больше узнать о них. Может, мы хотя бы увидим, как они разговаривают друг с другом.
– Не благодарите. Это ведь и моя работа, – отозвалась Алтанцэцэг. – Нет смысла обеспечивать нам жизнь и безопасность, если мы ничего не узнаем. И потом, я хочу с ней познакомиться. С осьминогом.
– Правда?
– Да. – Алтанцэцэг засмеялась. Ха впервые услышала ее смех. – Я вижу в ней родственную душу.
Когда они вышли из модуля, на террасе оказался Эврим. Позади Эврима стояли два автомонаха. У одного отсутствовала рука.
– Их здесь быть не должно, – зарычала Алтанцэцэг. – Им запрещено выходить за границы храмов и черепашьих угодий. – Тут она заметила повреждения автомонаха. – Что случилось?
– Я встретил этих… существ… – сказал Эврим, – на границе у дороги. Говорят, им нужна наша помощь. Им требуется экстренная связь, чтобы отправить сообщение.
– Вам здесь находиться не положено, – заявила Алтанцэцэг автомонахам. – Вы нарушили границу. Это – собственность «Дианимы».
Монахи поклонились.
Алтанцэцэг обратилась к Эвриму:
– Что случилось?
– Похоже, кто-то напал, – сказал Эврим. – На храм.
– Кто?
– Обезьяны, если я правильно понял.
Алтанцэцэг ушла в модуль, оставив Ха и Эврима на террасе с автомонахами. Один из них – тот, что лишился руки, – поднял голову и устремил на Ха свои блестящие медовые с черным светоприемники.
– Оно вас не тревожит?
– Извините, – не поняла Ха, – что именно?
– Это место.
– Острова? Нет. Я и раньше тут бывала.
– Не острова, – сказал второй автомонах. – Это место. Отель.
– А почему оно должно меня тревожить?
– Говорят, здесь живут призраки, – подхватил первый автомонах. – Такие, что его забросили задолго до того, как острова были проданы.
– Я этим рассказам не верю. Если верить всему, что говорят люди, тогда на Кондао всюду призраки.
– Нет, – снова заговорил второй автомонах, – не всюду. Только в тех местах, которые находятся слишком близко к воде.
– Здесь напали на женщину. На берегу, – сказал первый. – И в нашей… сангхе было много историй о… тенях.
– Наверное, вы просто суеверны, – сказал Эврим.
– Мы не можем быть суеверными, – ответил второй автомонах. – Мы не живые. Мы можем только сообщить вам, что нам говорили.
Алтанцэцэг вышла из модуля.
– Я отправила сигнал. Теперь идите.
Чуть поклонившись, монахи повернулись и отступили в темноту, направляясь к дороге.
Но что может быть иллюзорнее мира, который мы видим? Если на то пошло, во тьму внутри наших черепов ничто не проникает. Там нет ни света, ни звука – ничего. Мозг живет один, во мраке – таком полном, каким он бывает в пещере, – и получает извне только переводы, которыми его питает наша сенсорика.
БУНТ НАЧАЛСЯ В СЕРЕДИНЕ НОЧИ. Эйко разбудил пронзительный крик. Кричал мужчина, которому было мучительно больно. Сон уже проснулся и сидел рядом с ним. Гамаки остальной команды качались пустыми в лунном свете, сочащемся через решетку.
Дверь барака была открыта.
Позже Эйко узнает, что бунт возглавил Индра, один из индонезийцев, с которыми Эйко почти не общался. В прошлой жизни он был морским инженером, специалистом-электриком. В течение нескольких недель он отключил датчики, замки люков и запасные замки на дверях бараков команды и охраны, а также замкнул датчики движения в двух коридорах между ними.
План был составлен еще до того, как «Морской волк» подошел к плавучему рыбозаводу, но именно там бунтовщики отработали последние детали. В течение последнего месяца они выкрали железные ломики, ножи для разделки рыбы, гаечные ключи и другие инструменты, как острые, так и тупые, и прятали их за одной из панелей в коридоре.
Глубокой ночью взбунтовавшаяся команда прокралась к бараку охраны. На пересечении переходов ночью дежурил один охранник. Они набросились на охранника – это была Монах, и несмотря на весь страх, который она внушала команде и самому Эйко, по словам Индры, все прошло быстро: на нее бросились двое, а потом – четверо и перерезали ей горло, не дав ни вытащить оружие, ни поднять тревогу.
После этого команда прокралась к бараку охраны. Вокруг каждой койки встали по три-четыре члена команды. По сигналу Индры рабочие одновременно набросились на охранников, нанося удары.
Один охранник, крупный казах по имени Нурсултан, проснулся от первого удара и успел вскочить.
Именно его вопль услышали Эйко с Соном: его оборвал град ударов и полоснувший по горлу нож.
«Убить человека легко».
Эйко и Сон полностью оделись, когда Индра вернулся в барак. Его одежда, руки и лицо были в крови – как одежда, руки и лица членов команды, пришедших с ним.
– Сделано, – сказал Индра.
– Почему нам не сказали? – спросил Сон.
– Так практичнее. Кораблю надо было за кем-то наблюдать. И было довольно понятно, что вы двое что-то задумали. Наверное, решили, что никто не заметил, как вы двое перешептываетесь.
В полумраке барака ухмылка на его забрызганном кровью лице просто светилась. Индра все еще тяжело дышал. Железный лом у него в руке покрывала свернувшаяся кровь.