– Кровавая работа, но необходимая. Остальные собирают оружие и разбираются с трупами. А теперь, – обратился он к пришедшим с ним, – идем к ИИ и требуем причалить в ближайшем порту. Мы вот-вот обретем свободу.
Он еще не договорил, как корабль ощутимо вздрогнул: моторы перешли на холостой ход.
– Он уже знает, – сказал кто-то.
Индра пожал плечами:
– Тем лучше. Мы и не собирались держать это в секрете.
Через несколько минут все они высыпали на палубу. Индра и двое или трое его ближайших помощников – все индонезийцы, уже находившиеся на борту, когда похитили Эйко, – собрались у бронированной двери рулевой рубки. Море было спокойным, корабль дрейфовал, двигатели работали едва слышно. Индра ударил в дверь ломиком. Остальная команда собралась внизу, на разделочной палубе. Кровавые полосы остались на ней там, где волокли трупы охранников, чтобы сбросить в воду.
Эйко заметил, что с момента пробуждения Сон не произнес ни слова.
– Можешь оповещать свою компанию сколько пожелаешь, – говорил Индра. – Можешь делать что угодно, но тебя больше никто не защищает. Лучше всего отправиться в ближайший порт. Мы просто хотим вернуться к своим семьям, слышишь? К семьям! К людям, у которых твоя компания нас украла! – У него сорвался голос. – Поворачивай к земле. Мы заключили пакт, мы все. Если не отвезешь нас на берег, мы тебя потопим. Мы знаем, что все спасательные шлюпки заперты и их можешь спустить только ты. Ну и пусть. Мы все вместе ступим на сушу или все вместе пойдем ко дну – и тебя с собой заберем. Пусть твои мозги и в безопасности за всей этой броней, но мы сорвем трюмные помпы, разнесем двигатели и впустим воду через винтовые установки. Мы вскроем переборки и затопим отсеки. Мы отправим тебя на дно. И сами туда пойдем. Либо так, либо ты поворачиваешь к земле и доставляешь нас в порт. Слышишь? – Индра гулко стукнул по люку окровавленным ломиком, придавая своим словам весомости. – Слышишь?
Наступило долгое молчание. А потом двигатели «Морского волка» взвыли, набирая обороты, нос повернулся и начал двигаться на восток, к берегу Америки.
Команда разразилась криками, все радостно обнимались.
А вот лицо Сона ничего не выражало.
IIIСемиосфера
Дело не только в том, что используемые нами в языке символы произвольны, – дело в том, что именно мы с их помощью обозначаем.
Мы придаем слова только тому, что важно для нас как для общества. То, что нас не интересует, стирается из нашего мира за счет того, что исходно не становится частью языка.
Таким образом, язык формирует картину мира. Каждый язык решает, что имеет значение, а что – нет. Как носители языка, мы рождаемся внутри этой картины, этого семиотического космоса.
СТАМБУЛ. «КАФЕ», в котором они договорились встретиться с Денизом, было просто пустым пространством на азиатской стороне Босфора. Древний платан бросал тень на мозаику из булыжников и цемента. Наверное, когда-то здесь стоял деревянный дом – ялы, из тех, что строились вдоль берега пролива.
Особняк, видимо, сгорел когда-то давно и больше не отстраивался. Теперь через эту брешь открывался вид на Босфор с городских скамеек и нескольких столиков от соседнего кафе.
По водам пролива мимо них скользили громадные автогрузовые корабли с почти бесшумными двигателями – великаны, выделяющиеся на фоне мелких судов – городских и частных паромов, престарелых рыбацких катеров, белых треугольничков яхт, таких ярких на солнце, что след на сетчатке оставался еще долго после закрытия глаз.
Их столик стоял у воды. Рустем видел проплывающих медуз, водоросли на кусках бетона и камнях. Чайки зависали над окрашенным в черный цвет ограждением или садились и разгуливали между столиками на перепончатых лапах, впиваясь взглядом в посетителей кафе.
Дениз на встречу опаздывал. Какое-то время там были только Рустем и переменчивое присутствие абгланца напротив него. Неуютное не-лицо мерцало и глючило на солнце, а пальцы с платиновыми пятнами то брались за грушевидный стаканчик с чаем, то подхватывали кусок лукума с нарядного подноса.
Рустем провел с этой женщиной несколько часов в квадрокоптере-дроне, высадившем их на палубу передвижной посадочной площадки в проливе. После этого площадка подплыла к причалу в нескольких сотнях шагов от этого места.
Рустем был в тумане поездки. У него создалось неприятное чувство, что случиться может все что угодно, что эта не-личность, сидящая с ним за одним столиком, способна сотворить все, что угодно, с ним или с кем-то еще.
Люди смотрели на них – и отводили взгляд. В республике абгланцы были редкостью. Те, кто открыто их использовали в разгар дня, были либо достаточно богаты и влиятельны, чтобы оставаться неприкасаемыми, либо состояли в истихбарат тешкилаты республики – и в таком случае тем более не стоило обращать внимание на занятых своей работой служащих разведки.
Явившийся наконец Дениз был в старом толстом свитере с вельветовыми заплатками на локтях и распускающимися манжетами. На нем были джинсы и бесформенные нечищеные кожаные ботинки. Выглядел он настоящим ученым или преподавателем: беззаботным, рассеянным. При виде переливающегося абгланца он моргнул с легким удивлением, отодвинул себе стул и устроил на нем свою высокую худощавую фигуру.
Таких людей мир не касается. Они находят себе место в каком-нибудь исследовательском заведении и ведут счастливую жизнь в своих лабораториях, паря в жидкой среде данных. Рустему он напомнил медузу.
– Чаю? – предложил Рустем.
– Кофе.
Дениз сделал заказ узнавшему его официанту. Без сахара.
– Вы часто сюда приходите? – спросил измененный голос из радужного облака.
– Когда бодрствую днем, – ответил Дениз. Он откинулся на спинку стула, зевнул и потянулся. – Извините. Никак до конца не проснусь. Надеюсь, кофе поможет. Оно у меня вместо крови. Так… извините. По какому вопросу вы хотели меня видеть? Это дело полиции?
Рустем подметил, что Дениз не боится. Он из тех людей, чьим самым серьезным нарушением был переход улицы в неположенном месте. Из тех, кому нет нужды нарушать закон, потому что он слишком поглощен своими научными интересами, чтобы о таком даже подумать.
А еще потому – как с досадой подумал Рустем, – что он всегда был успешен. У него в жизни всегда было свое место.
– Несколько лет назад, – начал модулируемый меняющийся голос, – вы добровольно пошли на картографирование и загрузку вашего коннектома.
– Ага, верно. Проект «Дианимы». Они тогда арендовали в нашем институте большую лабораторию. Добровольцев было много, но процесс отбора оказался долгим. Масса анкет и всего такого.
– Вы знали, что собираются делать с этими данными?
– С моделями коннектом, снятых с нас? Ага. В проекте было создание компаньонов для людей. Предполагалось, что это будет терапия. Идея в том, что определенные люди – ну, на самом деле очень многие люди – не способны к отношениям, и это вызывает у них чувство одиночества, депрессию. Решили на основе таких моделей создать конструкты, с которыми одинокие люди могли бы установить «псевдоотношения». Конструкты обладали бы всеми мелкими особенностями реальных людей. Использующие их люди могли бы с ними взаимодействовать. Практиковаться в общении с другими. Они дорогие, но я знаю, что республика предоставляет их нуждающимся – в ограниченных масштабах. И я слышал, что их в качестве льготы могут прописывать как страховые компании, так и некоторые частные фирмы.
– Льготы? – переспросил Рустем.
– Именно. Особенно на Южной Оси. Там хай-тек-фирмы держат людей практически на закрытых территориях. Для реальных отношений времени нет. Эти конструкты – эффективная замена.
– Обеспечить людей отношениями, на которые не надо тратить много времени, – сказал Рустем.
– Что-то типа того.
– Наверное, странное ощущение: знать, что у множества людей с вами отношения, – заметил Рустем.
– Туда вносили определенные изменения. Итерации базируются на коннектомах просканированных людей, но каждый подгоняется под потребителя. Так что, думаю, ни у кого нет отношений именно со мной – скорее, с альтернативной версией меня. И да, это немного странно. Честно говоря, в тот момент меня больше интересовали деньги, а не то, что будут делать с моими данными.
– Аспирантура? – спросил Рустем.
– Угу. И мне не давали нужной нагрузки, так что я был на мели. Всяко лучше, чем сдавать плазму. Ну – и к чему это все? Как я понимаю, тут замешано что-то криминальное, учитывая, сколько таинственности вы напускаете своим абгланцем.
Окрашенные платиной пальцы замерли на пути к стакану.
– Не совсем криминальное, – сказала она, – но имело место недозволенное использование вашего коннектома. Вы знали, что «Дианима» использовала полученные в этом эксперименте коннектомы не только для упомянутых вами компаньонов, но и для моделирования разума андроида Эврима?
Официант принес кофе, наколотые на зубочистки кусочки лукума на чайном блюдце и маленький стакан воды.
– Нет. Но помню, что в подписанных нами контрактах говорилось, что модели могут быть использованы и в других целях. Конечно, им следовало поставить нас в известность. Но…
– Но что? – спросил Рустем.
– Но деньги были большие. Загрузка длилась почти две недели. Не все процедуры были безболезненными, но в итоге вознаграждения хватило на год учебы. Я на эти деньги дописал диссертацию…
– Вы хотели сказать что-то другое, – отметила она.
– Да. Лестно быть небольшой частью этого проекта. Знаю, что с Эвримом были проблемы. Оно и понятно. Но стать частью такого эксперимента – это уникальная возможность. Так что вам нужно от меня?
– Мой коллега, – сказала женщина, – хочет задать вам несколько вопросов. Мы компенсировали затраченное вами время: уже перевели вам деньги.
– Какие вопросы?