Эврим вскинул руку:
– Я знаю, что случилось. Узнал, когда мы проверяли вашу работу.
– И все равно вы меня взяли.
– Это только сильнее убедило меня в том, что вы именно тот человек, который нам нужен. Вы пережили неудачу. Я решил, что это заставит вас сильнее стремиться к успеху нашего исследования.
– Это была не просто неудача. Это была моя вина, Эврим. Они все погибли из-за меня. Из-за того, что я не смогла сделать то, что необходимо было сделать.
– Да, – согласился Эврим. – Это была ваша вина. Во многом. Но вы были одна. Вы намеренно остались одна. Но здесь вы не одна.
«Это была ваша вина». Ха ждала – слишком долго ждала – этих слов. Эти слова должны были прозвучать как приговор, но показались прощением.
Они уже выходили из здания. Ха осмотрелась, на мгновение испугавшись, что краски подступающего леса, тусклая пастель рассыпающегося здания окажутся бледнее, чем следовало бы. Этого не произошло.
– Острова, – сказал Эврим, – такое странное место. Из них просто так не выбраться. Здесь – тюрьма для диссидентов. Прошлое этого места…
– Мало чем отличается от настоящего, – закончила за него Ха.
Эврим кивнул.
– Да. Я знаю, что я здесь в плену. Мне известно, какой приказ получила Алтанцэцэг. Доктор Минервудоттир-Чан больше не может допустить, чтобы я появлялся на публике. Я это понял сразу же. Меня сюда сослали. Кажется, это называли отшельничеством. Но как я уже вам говорил, доктор Минервудоттир-Чан никогда не мыслит в одном-единственном направлении. Ее мысль всегда идет сразу в нескольких направлениях. Так что я здесь по причине, которую назвал при нашей первой встрече, и еще по другим причинам. И возможно, еще потому, что понимаю, каково быть… чужим. Каково это – не понимать. Я имею в виду – вас, людей. Вы недавно назвали меня человеком, и я за это благодарен. Но я и нечто большее, как вы и говорили. Я знаю, каково быть чуждым, как они.
– Пусть вы и чуждый, но больше никого у меня нет.
– У вас есть Камран.
– Нет. Сегодня я уничтожила свою половинку. Это был костыль. Наркотик.
– Мне казалось, что сегодня вы скажете, что уезжаете.
«Эврим не знает».
– Я не могу уехать.
– Да. Вы наконец нашли то, что предсказывали. О чем писали все эти годы. Это – ваш шанс доказать свои теории. Разве вы можете уйти от этого?
– Нет, – уточнила Ха, – я имела в виду не это. Вы правы, конечно: не думаю, что могла бы отказаться от подобной возможности. Но даже если бы я захотела уйти, я не смогу. Я здесь тоже в плену.
Эврим воззрился на нее. Непонимание, а потом догадка.
– Как это…
– Вы собираетесь возразить, что у меня есть права? Что существуют законы? Вы же не думаете, что они распространяются на таких людей, как доктор Минервудоттир-Чан, и такие компании, как «Дианима»? Эти люди и компании имеют больше власти, чем многие государства, и не связаны никакими ограничениями.
– Вас похитили.
– Да, – подтвердила Ха. – Наговорили про безопасность и секретность. Но ответственность все равно на мне. Я сделала именно то, о чем меня попросили: никому не сказала, куда направляюсь и что от меня потребуют. Я оставила свою жизнь в Стамбуле и села на беспилотный вертолет «Дианимы». На брифинг в АТЗХ меня отвезли за тонированными стеклами, а потом сунули в другой вертолет и отправили сюда. Никто не знает, где я. А поскольку я не могу уехать отсюда точно так же, как вы, мы с вами союзники.
– А вы хотите сбежать?
– Нет. По крайней мере – пока нет. Я хочу выполнить эту работу. Я хочу доказать свою теорию, как вы выразились. И я хочу защитить их. Осьминогов. Обеспечить им безопасность. Ото всех. Вы мне поможете?
– Да, – ответил Эврим, не колеблясь. – Помогу. Как я уже сказал, вы здесь не одна.
Они шли по дороге уже несколько минут, когда Эврим заговорил снова:
– Вы говорили, что не можете сказать, когда именно в мир начали возвращаться краски.
– Да.
– Мне кажется, они начали возвращаться.
– Я рада.
– По-моему, это началось с вашим приездом.
– Приятно. Мне тоже хотелось бы так думать.
Эврим остановился.
– И еще, Ха. Вам кое-что нужно знать.
– Говорите.
– Я вам солгал.
– В чем?
– Когда говорил о себе. О том, что я такое. Доктор Минервудоттир-Чан так долго лгала всему миру насчет меня, что я тоже взял в привычку лгать. На самом деле она никогда не собиралась создавать андроида, который был бы таким же, как человек. Ни на секунду. Она хотела создать разум, который был бы человеческим – до некоторой степени, – но улучшенным. Избавленным от его ограничений, какими она их видит. Она хотела создать разум, который мог бы обучаться безупречно и полностью: разум, избавленный от забывчивости, от необходимости отдыхать и искать пропитание. Разум, который мог бы осмыслять каждое пережитое мгновение с идеальным воспроизведением – и использовать это знание. Она понимала, что для остального мира это неприемлемо, и потому сказала всем, что хотела, чтобы я был человеком – собранным из человеческих данных, пропитанным человеческими мыслями, и только. Те интервью и тесты – они все были направлены на то, чтобы внушить миру, что я подобен людям. Чтобы меня приняли. Но я не подобен им. Никогда не был. И это не все.
– Говорите.
– «Дианима» купила этот архипелаг, чтобы изучать осьминогов, но не с той целью, как вам подумалось бы – или хотелось бы. Доктор Минервудоттир-Чан хочет – и чего всегда хотела – изучать и создавать новый разум. Она понимает, что осьминоги – если они окажутся такими умными, как мы считаем, и будут совершенно не такими, как люди, но такими же разумными, как мы, – дадут ключи к созданию улучшенных разумов. С совершенно иными нейронными связями. С невообразимыми сейчас структурами. С новыми системами мышления, о которых никто и мечтать не мог. С языком, который одновременно письмо и речь, и отражается на коже. Все это откроет ей новые пути исследований. Не просто пути к усовершенствованию, а к полному пересмотру нашего представления о том, как устроен разум и язык.
– Ну и отлично, – сказала Ха. – Чтобы изучать осьминогов, их надо беречь. Беречь их ареал. У нас общая цель. Если ей хочется строить более качественные ИИ на основе того, что мы узнаем про осьминогов, ну и пусть. По крайней мере, так «Дианима» сохранит заинтересованность в этом месте.
– Я говорю не об этом. Рано или поздно она отправит их на стол. Вы ведь видели оборудование: столы для препарирования и прочее. Рано или поздно осьминоги пойдут под нож. Десятками. Ей надо будет увидеть структуру их мозга, их коннектомы. И ей будет наплевать на то, сколько их понадобится уничтожить, чтобы получить нужную ей информацию. Такой она человек. «Дианима» мечтает создать следующего Эврима, более совершенного. Охрана какого-то вида осьминогов – это дело второстепенное.
– Она это вам сказала?
– Ей не требуется мне что-то говорить. Я ее знаю. Она не такая, как вы, Ха. Ей не нужно общение. Ей нужна власть. Она хочет творить – и управлять. Для вас общение с осьминогами, понимание их – это самоцель. Ей интересно то, как она сможет использовать это знание, применить его для того, чтобы продвинуть свою работу.
Ха вспомнила препараторские столы, 3D-биопринтеры. Представила себе Певца на этом столе.
– Этого не будет, Эврим. Мы этого не допустим.
– Да, – согласился Эврим. – Мы этого не допустим. Когда я только сюда попал и начал их изучать, они были мне безразличны. Я думал только об информации, которую мы можем получить, о знании. Я не воспринимал их как живых существ, не думал, что им может быть нужно. Но не теперь, Ха. Вы это изменили. И возможно, они тоже это изменили. Я никогда не допущу, чтобы такое существо, как Певец, разрезали на части. Не знаю, как кто-то способен такое сделать, но определенно не я. Никто не попадет на стол, обещаю. Никто не погибнет.
Какое-то время они шли молча – пока сквозь деревья не показались побеленные верхние этажи отеля. И тут Ха увидела, как к террасе отеля опускается вертолет «Дианимы». Они оба ускорили шаг. Вертолет снова взлетел, поднялся почти вертикально и начал удаляться в сторону материка на такой скорости, при которой любой пассажир потерял бы сознание.
Вестибюль отеля был розово-золотым от заката. Пылинки парили в лучах, словно планктон. Когда они вошли, человек, сидевший напротив Алтанцэцэг, встал им навстречу.
– Здравствуй, Эврим. Здравствуйте, доктор Нгуен.
– Здравствуйте, доктор Минервудоттир-Чан, – отозвалась Ха.
IVАутопоэз
Даже в детстве я чувствовала себя пойманной. Почему я могу смотреть только этими глазами? Почему должна жить только в это время? Мне хотелось иметь возможность наблюдать мир другими глазами. Глазами, которые могут быть где угодно. Везде.
Мне хотелось освободиться от темницы плоти, от замкнутой нервной системы, которая была моей тюрьмой. Это желание стало началом моего увлечения искусственным интеллектом. Если бы я смогла создать существо, осознающее себя, – разумное существо, – то, возможно, смогла бы смотреть и его глазами. Как будто я наконец сбежала из собственного тела.
Почти.
НОЧЬ. СУДЕНЫШКО, СТОЯЩЕЕ НА ЯКОРЕ в Босфоре, было деревянным. Каюта из полированного дуба сияла в искусственном свете свечей светодиодной люстры над единственным столом. Двое мужчин, до этой ночи ни разу не встречавшихся, сидели за столом друг напротив друга. Один – коренастый мужчина за пятьдесят, с сединой на висках, в вельветовой куртке. Его крупные ладони обхватывали стакан с чаем. Второй мужчина был моложе. Он был худ, с бритой головой и заплывшим глазом. На одной ноздре осталась запекшаяся кровь.
Мужчины друг на друга не смотрели. Молодой уставился на свои колени. Старший смотрел в стакан, где свет люстры танцевал оранжевым пламенем. Он заговорил, не отрывая взгляда от своего чая.