– Я считаю, что речь идет о культуре, – сказала Ха, – в которой существуют изготовление орудий, крупноформатное сказительство и создание символических изображений, подобных этому коралловому человеку. Я не удивлюсь, если нам попадутся доказательства того, что они пишут – переносят символы со своей кожи на другие поверхности. Очень небольшой шаг надо сделать от распознавания символов, построенных из других предметов, до группировки таких символов и использования неких орудий для их создания. Создание символов на коже равносильно нашей речи – оно преходяще и возможность что-то передать с его помощью будет ограниченной. А вот письмо – это реальные возможности. Если у них есть письменность – или вскоре появится, – это будет означать, что скорость изменений культуры стала экспоненциальной, или вскоре станет. Это будет означать, что они могут хранить информацию без искажений, более легко передавать ее от одного поколения другому. Это – определение потребности в информации, развитие на ее основе. Это – надежная система сохранения культуры. Именно письменность позволила человечеству за пять тысяч лет перейти от разрозненных племен к мировому владычеству: это вспышка молнии в глубине времен. Но если вам хочется обсуждать величину разрыва, который мы пытаемся преодолеть, то это будет не разрыв. Это будет пропасть. Тут речь не только об уровне развития символов или применении орудий. Речь о проблеме формы тела осьминогов и строения их нервной системы, которые столь разительно отличаются от наших.
«Именно поэтому вы здесь. Поэтому вам это так остро необходимо».
– Я читала вашу книгу. Вы оптимист. Считаете, что мы можем преодолеть эту пропасть.
– В моей книге возможность коммуникации с видом-культуроносителем оценивается позитивнее, чем это делаю я сама. Так было нужно: для того книга и создавалась. Она должна была стимулировать исследование этой проблемы, а не заставить махнуть на нее рукой. Однако проблема огромна. Возможны тысячи фальстартов и неверных интерпретаций до того, как нам удастся обменяться с ними осмысленной фразой. Я могу провести на этом острове всю жизнь, работая над этими проблемами, – и умереть, так ее и не завершив.
– Надеюсь, – сказала доктор Минервудоттир-Чан, – что смогу предоставить вам такую возможность.
– Сколько у нас времени?
– Хотела бы я знать! Но у меня не было ни единой вести извне с той минуты, как я сошла с вертолета. Мы решили, что поступающие сигналы будут опасны. Нам нельзя рисковать. Так что я так же изолирована, как и вы. Никаких выходных сигналов, никаких входных сигналов. У Алтанцэцэг есть аварийный маячок, а механизмы управления охранной сетью на местном уровне приглушены и не выходят за наши границы. Это во всех смыслах остров, отрезанный от остального мира.
– Тогда кто руководит «Дианимой»? – спросила Ха.
– Как я уже говорила, меня все это никогда не интересовало. Деловая сторона. Я уже лет десять или больше не занималась повседневным управлением «Дианимой». Я не настолько глупа, чтобы решить, будто мой талант в сфере разумов перетекает в талант к бизнесу. «Дианима» находится в умелых руках людей, которые лучше всего знают, как ее спасти. Если они смогут это сделать, то у нас здесь сколько угодно времени. Если не смогут, этот остров ничто не спасет. Одно из качеств лидера – это умение положиться на нужных людей.
– Не могу представить себе, чтобы вы кому-то доверились, – усомнился Эврим. – Это никогда не было вашей сильной стороной.
– Я учусь, Эврим. Я знаю, что в проблемах безопасности Алтанцэцэг – лучшая. Я определенно не доверила бы охрану этого острова себе. Точно так же финансовые чудеса в «Дианиме» творят люди, которые считаются одними из лучших в мире. Если они не смогут уберечь нас от поглощения нашими врагами, то не сможет никто. И уж точно не я. Финансовая судьба компании будет решаться не здесь. Давайте займемся нашей проблемой. Как нам преодолеть эту пропасть?
Эврим сказал:
– Пока вы спали, я сформулировал несколько теорий.
– Так поделись с нами, – попросила Ха. – Я этой ночью только видела кошмары.
– Какие именно кошмары? – заинтересовалась доктор Минервудоттир-Чан.
– В одном из них осьминог заталкивал кораллового человечка мне в глаз, пока он не воткнулся мне в мозги. Приятные вещи в таком роде.
– Это все стресс.
– Возможно.
– Точно, – заявила доктор Минервудоттир-Чан. – Поверьте мне: меня всю жизнь преследуют кошмары. Показывай, что у тебя, Эврим.
Эврим выложил терминал на стол. На экране возникла последовательность:
– Прежде всего я хочу изложить вам сделанные мной допущения. Когда мы видим, как осьминоги «разговаривают», фигуры спускаются вниз по их телам в направлении океанского дна и края их мантий, так что я предполагаю, что последовательность должна «читаться» сверху вниз. Во-вторых, я предполагаю, что создаваемые осьминогами «иероглифы» визуальны. Что они обозначают понятия. В каком-то смысле это одновременно и «речь», и «письмо». Таким образом, я предполагаю, что они общаются с помощью последовательности картинок, двигающихся по их коже. Вспомните один из старинных аналоговых фильмов – он снят на полоске, которая двигается через рамку проектора. Когда они «удерживают» какой-нибудь символ на себе – так, как это делал Певец, – то он удерживается на мантии, в центре. Это – точка фокуса. Но я раз за разом просматривал сделанные нами записи. И, как я уже сказал, очевидно, что есть два узора: «передний» из более темных фигур и «задний» из призрачно-серых, но очень преднамеренных светлых. Так что если удалить отсюда передний узор и оставить задний, то мы получим вот что:
– И я считаю, что это тоже последовательность, как и передний узор. Простая полоса или линия сверху, потом полоса с расширяющимися концами, а затем круг. Последняя представляет собой круг, наложенный на расширенную полосу. Последний символ, скорее всего, абстрактный, а вот остальные три, по-моему, пиктограммы. Я развил мысль Ха: если осьминог применяет символы, то он будет использовать элементы своего окружения, которым присуще некое значение – что его символьный язык будет вырастать из взаимодействия с окружением и из строения его собственного тела точно так же, как наш язык и символы выросли из нашего окружения и нашего строения. Я всю ночь просматривал съемки с осьминогами, двигающимися в родной среде, скрывающимися, охотящимися и прячущимися. Я искал три вещи, которые они считали бы важными, – три объекта. И спустя долгие часы я наконец увидел то, что давно было передо мной. Это не три объекта: это один объект в трех состояниях. Смотрите: я расположил их в горизонтальной последовательности слева направо.
– Теперь видите?
Алтанцэцэг, пришедшая из вестибюля, где отлаживала одну из управляющих перчаток, наклонилась к экрану. Ха посмотрела на нее. Вместо нового переводчика к воротнику было прикреплено старое потрепанное устройство.
– Центральная фигура – галстук-бабочка. Осьминог говорит пойти на шикарный вечер. Пить коктейль. – Она зашагала к берегу. – Потом вас топить.
Эврим проводил ее взглядом, на его лице отражалось нечто непонятное. Ха не могла расшифровать его эмоции. Но, возможно, точно такая же непонятность присутствовала на всех человеческих лицах, а Ха просто никогда раньше ее не замечала.
Эврим снова перевел взгляд на терминал.
– Это открывается глаз осьминога. Горизонтальная щель из глаза сначала расширяется по краям…
– Да! – прервала его Ха. – Да! Это именно он…
– Сначала расширяется по краям, – повторил Эврим, изображая странную козлиную форму зрачка. – А потом, при очень низком освещении, он открывается широко, до полного круга. Эта последовательность пиктографическая: это изображение открывающегося глаза.
– А это может означать… – начала было доктор Минервудоттир-Чан.
Эврим не дал ей договорить:
– Очень много чего. Но возможно – и именно этого толкования я придерживаюсь… надеюсь, – возможно, это означает то же, что и для людей. Глаз – это та структура, общая как для людей, так и для осьминогов, – так что, возможно, может привести к общему ряду метафор. И это – один из важнейших символов человечества. Не просто что-то периферийное, а центральное для всего человеческого существа. Открывающийся глаз… это…
– Осознание, – сказала доктор Минервудоттир-Чан.
– Разум, – сказал Эврим.
– Рождение, – сказала Ха.
И тут они наперебой начали произносить слова – так быстро, что не всегда можно было понять, кто именно говорит:
– Интеллект.
– Бдительность.
– Озарение.
– Восприятие.
– Открытие.
– Знание.
– Все это, – подытожил Эврим. – И в символике религии и философии еще очень многое. Но главное вот что: можно начать именно отсюда. Посмотрите, как аккуратно вырезаны глаза у кораллового человека. Это изготовленное изображение нас – если предположить, что оно было изготовлено, – демонстрирует важность для них глаз. С этого мы можем начинать.
– Точка соприкосновения.
– И опять мы вернулись к видоспецифическим метафорам, – отметил Эврим.
– Нет, нисколько. Именно это я и хотела подчеркнуть. Вы наконец совершили прорыв. Это совершенно не видоспецифическая метафора. «Точка соприкосновения» может быть понятна обоим видам. Осьминог не плавает по океану, как рыба: он живет на одном месте, в доме, чаще всего построенном на земле. Он удерживает некую территорию и перемещается по песку и камням на дне. Я сосредоточилась на различиях между нами и совсем забыла о том, как много между нами общего. Например, глаза, но если поискать, то можно найти и многое другое. Именно с этим и надо работать. – Ха обхватила Эврима руками, притянула к себе, а потом отпустила. – Вы великолепны!
Эврим моргнул.
– Извините, – сказала Ха. – Просто я так взволнована.
– Нет, не надо извиняться. Дело в том, что… никто никогда со мной так не делал.
Повернув голову, Ха увидела, что доктор Минервудоттир-Чан смотрит на них. Ей знаком был этот взгляд: ученого, наблюдающего за подопытным экземпляром. Биолога, рассматривающего участок ДНК.