Чуть опустив голову, он увидел «Морского волка». Большая часть рабочей палубы уже была под водой, только кран еще высовывался. И как раз в этот момент нос и бак корабля задрались прямо к звездам.
Огонь на воде освещал закаленную сталь рулевой рубки. Безоткатная пушка вертелась из стороны в сторону: глаз, выискивающий неприятеля, уничтожившего корабль. Она выстрелила – раз, другой.
Сон! Эйко повернулся, осматривая поверхность. Вот он – в десяти метрах. Но лицом вниз. Эйко подплыл к нему, с трудом перевернул. Мертвый груз. Мертвый. Нет: он резко закашлялся, задергался. Его веки дрогнули, поднялись. Он начал двигать руками и ногами, самостоятельно удерживаясь на воде. Эйко его отпустил.
Они вместе смотрели, как «Морской волк» погружается в воду. Пушка сделала еще один выстрел, и еще, бешено вращаясь, – а потом замерла. Вода почти дошла до герметичной двери рулевой рубки. И прошла выше. Выше безоткатного орудия. Нос описал полукруг – и исчез.
«Морского волка» больше не существовало. А его интеллект? Запрятанный за сталью, закаленной и водонепроницаемой, запечатанный в своем стальном черепе… Сколько этот интеллект сможет прожить под водой? Несколько минут, после чего морская вода начнет просачиваться в его контуры через какой-нибудь некачественный шов? Несколько часов? Или насколько дней, недель, месяцев – даже лет? Сколько он продержится в темноте?
Эйко охватил ужас. А потом – жалость.
Но к кому? Там нет жизни. Там только расчеты: цены на рыбу, сонарные карты дна, расчеты того, как доставить на рынок больше морского белка. Только жесткая логика доходов и расходов.
Тусклые языки огня мерцали на воде. Луны не было. Когда огонь погаснет, они с Соном окажутся в почти полной темноте, наедине со звездами.
Эйко повернулся вокруг своей оси, вглядываясь в горизонт. Впереди виднелись силуэты островов, вздымающихся из воды. Но слишком далеко, чтобы доплыть.
Вот и все. Смерть от воды. Ну… наверное, это лучше смерти от голода. Или от удара троса, сорвавшегося с сети. Или многих других смертей, которые он повидал за эти месяцы.
А потом на поверхность что-то всплыло. Что-то невысокое, восьмиугольное оказалось на поверхности рядом со змееподобными лентами угасающего огня, отмечающими то место, где затонул «Морской волк». Замигал красный маячок.
Спасательный плот. Эйко радостно поплыл к нему. Он рассмеялся! Сон тоже смеялся – и они оба плыли к плоту.
Милосердие. Возможно, оно заключалось в расчетах: зачем их убивать, когда смерть бесцельна? Почему не позволить им жить теперь, когда сам «Морской волк» умирает? Когда от них уже нельзя добиться работы?
Но какими бы ни были расчеты, ощущались они как милосердие.
Сколько еще проживет разум, застрявший под водой? Сколько сможет мыслить? Что именно он будет понимать? А чувствовать?
Эйко залез на спасательный плот. Он понятия не имел, откуда у него взялись силы. Опустив руки, он покрепче ухватился за рубашку Сона, нащупал его руку и перетащил через резиновый бортик. Когда Сон на него навалился, он почувствовал, что ребра у того по-прежнему торчат из-под кожи, а угол лопатки слишком острый.
Секунду они лежали в темноте, пытаясь отдышаться. Эйко слышал, как шипит гаснущий огонь.
– Весла, – сказал Эйко. – Они…
Сон зажал ему рот рукой и прошипел в ухо:
– Охранные дроны еще здесь.
Жужжание в воздухе никак не замолкало. Возможно, их было несколько, там, в темноте. Наверняка это они. В почти полной темноте Эйко увидел в руке у Сона какой-то предмет. Простой бронзовый шарик с откинутой крышкой. Сон пальцем прижимал какую-то кнопку.
Видимо, Сон снял эту штуку с одного из охранников, когда команда делила их имущество. И спрятал. Оружие?
Нет. Эйко видел такой объект в каком-то фильме, а в жизни – никогда. Такие устройства называют «портативной дырой». Скремблер с радиусом действия в несколько метров – как раз такой, чтобы спрятать их тепловой след и замаскировать плот, заставив его выглядеть как бесформенный обломок крушения.
Эйко услышал чей-то голос – слабый, далекий.
– Помогите! Помогите нам!
Жужжание усилилось. Тихо простучал автомат с глушителем: «тик-тик-тик-тик». Шум над водой – перемещающийся, проверяющий поверхность. Эйко застыл на месте, прикованный к плоту страхом.
– Сюда!
Тик-тик-тик-тик.
Еще один голос бормотал что-то на одном из множества языков команды. Молится? Звучало это как молитва.
Жужжание снова сменило направление.
Тик-тик-тик-тик.
Звук был еле слышным – словно крылья кузнечика, пролетевшего у твоего уха.
Эйко хотелось заплакать о всех остальных – уже погибших. Их убил план Сона. Ему захотелось придушить Сона. Он же знал! Знал, что большинство из них погибнут. Или все. И ему было наплевать. У него был отчаянный план и «портативная дыра», которая смогла бы его защитить. Его месть и его шанс вернуться домой.
А на Эйко ему тоже было наплевать?
Где-то далеко – сигнал тревоги. Жужжание усилилось и стремительно удалилось в сторону сигнала.
Эйко выглянул из треугольной дверцы спасательного плота. На воде было темно. Плавали темные фигуры – и более светлые: смерть и обломки. Он готов был поклясться, что один из обломков шевельнулся – и при этом в нем открылся глаз и посмотрел на него. За ним наблюдали и другие глаза. Вода шевелилась.
Он рухнул на дно плота. Ему хотелось заплакать – но не получалось. Его трясло, но не от холода – от ужаса. Он лежал на спине на дне плота, ожидая, что жужжание вернется. Сколько? Ему показалось, что час, хотя это могли быть считаные минуты. Сон тоже молчал.
Дроны, видимо, улетели.
Но что это были за существа в воде?
Просто фантазии его мозга. Новые ужасы, как будто их в мире мало.
Вода внутри плота становилась холоднее. Однако какая-то теплая струйка, видимо, заливалась в небольшую дырку на плоту. Еще не меньше минуты Эйко молчал. А потом повернулся на бок, лицом к Сону.
– Ты их убил! – прошипел он. – Их всех. Чтобы спастись самому.
В свете звезд глаза Сона чуть поблескивали. Он продолжал держать руку на кнопке прибора. И Эйко вдруг понял, что в лодку заливается вовсе не теплая вода, а кровь Сона. Рубашка на нем была разорвана. Рана на боку была заметна: темная полоска в почти полном мраке. Рана от шрапнели – возможно, от второго взрыва, когда они прыгали за борт.
Сон был мертв.
Существует реальный мир – где-то там, – но мы не воспринимаем его напрямую. Он собирается сенсорной и нервной системами каждого животного – и каждое собирает его по-разному. Мы воспринимаем так называемый конструкт.
Восприятие мира у каждого животного конструируется его сенсорным аппаратом и нервной системой так, чтобы как можно лучше использовать окружающую среду, и оно субъективно: в мире для нас не приготовлены краски – такие, какие мы воспринимаем. Там нет звуков – только волны.
И возможно, самое странное: вне наших тел нет боли. Боль – это нечто, создаваемое нами.
ДВЕРЬ УБЕЖИЩА БЫЛА УКРЕПЛЕНА каким-то противоударным материалом. Окна закрывали механические жалюзи из того же материала.
Эврим с Ха сидели на полу – как им и было велено. Несколько часов назад сработал сигнал о нарушении границы. Спустя несколько секунд они услышали вдали два взрыва. А потом – тишина. И сигнал отбоя.
Еще один корабль уничтожен. Ха обнаружила, что настолько устала, что неспособна что-то по этому поводу чувствовать, – и легла спать.
Но спустя несколько часов прозвучала уже береговая тревога.
Что именно Ха увидела из своего окна в предрассветный час, когда ее разбудила тревога? Тени людей, вырывающихся из леса и направляющихся к отелю. Они не бежали – скорее двигались широкими шагами. Видимо, были нагружены различным оборудованием. Один из кораблей все-таки пробился через охрану Алтанцэцэг.
Люди держались в стороне от лучей прожекторов, перемещались под прикрытием заросшего сада при отеле, обходили террасу. К сигналу тревоги живым эхом сирены присоединялись вопли обезьян.
А потом что-то ударило в стену отеля – и Ха бросилась в убежище.
Ха снова думала про Алтанцэцэг, лежащую в своем резервуаре. Тело – это механизм. Алтанцэцэг – это ядро насилия. Что она сказала тогда, в храме? Насчет холона? «Нельзя определить, где именно заканчивается ваше управление и начинаются алгоритмы реакций. Это как продолжение нервной системы, но не только: информация в системе идет в обоих направлениях. Это как если бы ваши конечности вам отвечали, как если бы они были снабжены крошечными мозгами, которые изобретают и импровизируют».
Ха запомнила ее слова практически буквально, потому что точно так же устроен осьминог: разум как оператор полунезависимой системы. Контроль неполный, потому что информация идет по системе в двух направлениях: «как если бы ваши конечности вам отвечали, как если бы они были снабжены крошечными мозгами, которые изобретают и импровизируют».
Ха знала, что это одно из условий понимания осьминогов: отсутствие управления из центра, обратная связь с конечностями, чистое воплощение разума. Они не ограничены рамками черепа, этого костного щита. Их разум свободно перетекает по всему телу. Не лестница – кольцо. Нейронное кольцо, передающее сигналы от конечности к конечности, к мозгу и обратно. Распределяющая петля во всем теле. Целостное сознание, способное распадаться на части – а потом снова становиться цельным. Ха считала это одной из множества проблем, которые она не успеет решить.
«На нас напали, а я могу думать только о той проблеме, над которой бьюсь. Ну что же: я хотя бы умру как настоящий ученый».
Стоило ей прервать размышления, вернуться в настоящее – и страх возвращался. Она заставила себя снова сосредоточиться на науке. Она никак не могла повлиять на происходящее за стен