Пора положить подобному безразличию конец.
И возможно, Эврим прав: Ха вспомнила подарок Певца и портрет, спроецированный на его мантии. Возможно, это безразличие уже заканчивается.
– Такой гений погиб!
– Нет, – заявил Эврим.
– Вы не можете отрицать ее гениальность, Эврим. Какой бы она ни была помимо этого.
– Я не отрицаю ее гениальности. Всего лишь хотел сказать… я состою из множества людей. Мой разум сплетен из множества разумов, большинство из них – лишь фрагменты. Однако моя центральная часть – это доктор Арнкатла Минервудоттир-Чан, какой она была в момент копирования ее коннектома за неделю до моего создания. Я – гораздо больше, чем просто она, но я также она целиком. И я о ней не скорблю. Она о таком и мечтала. – Эврим указал на погребальную пелену. – Она давно страдала от боли. Она была самым одиноким в мире существом – гораздо более одиноким, чем я. Ей уже очень давно хотелось оставить эту свою первую форму. С самого детства.
Ха воззрилась на Эврима – на обернувшееся к ней изящное бронзовое лицо. У нее было такое чувство, будто она впервые его видит.
Эврим, обнаженный и медно-гладкий, выходит из воды. Мокрый и блестящий в лучах дронов, пляшущих вокруг него… с сеткой в руке, бесполый, тело изящное, вытянутое, с преувеличенными пропорциями, словно у древнего идола, вырезанного из медового янтаря… богоподобный.
– Если она внутри вас… если вы знаете все, что знает она… вы можете построить еще одного Эврима. Вы знаете, как это сделать. Вы можете размножиться.
– Да.
– Значит, вы не андроид. Вы – вид.
Жужжание напомнило Ха про Алтанцэцэг, бесстрастно наблюдающую за происходящим. Два дрона-стрекозы висели у нее над плечами. Ха увидела, что по берегу к ним идет колонна автомонахов в оранжевых одеяниях.
«На берегу хотели построить монастырь…»
Не монастырь! Исследовательскую станцию.
Лицо у Алтанцэцэг было совершенно спокойным, отстраненным – словно она смотрела на что-то в будущем, что видела она одна.
– Все существа найдут здесь убежище, – сказала Алтанцэцэг.
Колесо дрона-транспортника висело над водой залива. Где-то рядом с отелем прозвучал гонг.
– Да, – сказал Эврим. – Я – вид. Или его зародыш. Но я недостаточно хорош. Пока – нет. Я – неудачная попытка. Когда-нибудь я буду готов. Когда мы получим от осьминогов всю необходимую информацию, когда поймем, что они могут нам сказать, когда сможем переплести их взгляд на этот мир с нашим, я смогу усовершенствовать эту построенную Арнкатлой неудачную модель и создать нечто такое, что будет достойно существовать на этой безупречной планете. Что-то, способное сосуществовать со всеми видами жизни, а не просто подпитывать непрерывный цикл разрушения. Но тем временем мне многое надо понять. Как и всем нам.
– И вы сдержите данное мне обещание – насчет осьминогов. Ни один не попадет на препаровальный стол. Никаких убийств.
– Я обещал не только вам, Ха. Но и себе самому. Как я и сказал, я – и есть Арнкатла. Но также и больше, чем она. Я – самостоятельная личность.
– Отлично. Тогда давайте вернемся к работе.
Критикующие эту книгу обвинят меня во многом. В особенности в том, что я запятнала научную неврологию и биологию своими интуитивными заявлениями. Меня обвинят в том, что я из ничего создала обширную спекулятивную археологию возможного будущего, в котором мы обнаружим, что, хотя мы и единственный вид Homo, существует и другой sapiens.
Я не собираюсь извиняться. Я хочу помочь читателям представить себе, как мы сможем общаться через почти непреодолимую пропасть различий и навсегда покончить с одиночеством нашего вида – и нашим личным одиночеством.
Эпилог
УПРАВЛЯТЬ ПЛОТОМ С ПОМОЩЬЮ ОДНОГО весла было сложно, но Эйко все-таки сумел направить его к одному из островов. Толкать плот против течения пришлось несколько часов. К тому моменту, когда он выгреб в небольшой залив, солнце уже встало.
Он еле дотянул до берега. Выбираясь, он споткнулся и чуть не рухнул. На последних каплях сил он вытащил грузный плот с телом Сона на берег. Доковыляв до сухого песка, он упал на колени.
Спустя какое-то время Эйко перекатился на спину. Утренний воздух был прохладным. За густыми деревьями в конце пляжа он разглядел какое-то здание. Когда он накопит немного сил, то пойдет туда. Кто бы там ни оказался, он падет им в ноги, отдаст себя на их милость, объяснит, кто он такой и что пережил, чтобы здесь оказаться.
Он закрыл глаза. «Жив. Я жив и свободен от “Морского волка”».
Когда он открыл глаза, солнце заметно переместилось на небе. Видимо, он проспал не меньше часа. Воздух оставался прохладным. Во сне он повернулся на бок. Теперь он лежал лицом к плоту. На резиновой поверхности были выдавлены мелкие буквы: «СОБСТВЕННОСТЬ “АВТОМАТИЗИРОВАННОЙ ДОБЫЧИ МОРСКОГО БЕЛКА”, ДОЧЕРНЕГО ПРЕДПРИЯТИЯ ГРУППЫ “ДИАНИМА”».
Эйко засмеялся. Звук получился тихий, вымученный. Еще одна ошибка: кто-то забыл соскрести эту надпись, когда ИИ перешли с роботов на рабов.
Ну что же: он хотел работать на «Дианиму» – и получил что хотел.
Он вспомнил сверкающий зеркальными стеклами небоскреб «Дианимы»: пятьдесят этажей мировой власти, высящихся над Автономной торговой зоной Хошимина… А ведь это было всего лишь региональное отделение.
Если ему попадется кто-нибудь из «Дианимы», он заставит их заплатить за все, что ему пришлось перенести. Заплатить за Сона, за Индру, за Бакти… за всех. Даже за Бьярта и Монаха – да, даже за них. Они ведь тоже пали жертвами этой ненасытной жадности.
Он перевернулся на другой бок, чтобы не смотреть на плот. Кого он хочет обмануть? Ему никогда не представится шанс отомстить кому-то из них, прячущихся за щитом из зеркального стекла. Никто из них не окажется в пределах его досягаемости.
Что за грандиозные идеи вынашивает валяющийся на берегу полумертвый человек! Он – никто.
Но он жив. Эта мысль переполняла его. Жив! И свободен от «Морского волка». Пока и этого достаточно.
Где-то на лесистом острове перекликались животные.
Он заметил приближающуюся к нему фигуру. Монах в оранжевом одеянии, несущий к берегу плетеную корзинку. Он осторожно наклонил корзинку над песком. Маленькие ластоногие овалы выбирались из нее и ползли к воде.
«Черепахи! – Эйко радостно рассмеялся. – Черепахи! Ну надо же!»
Некоторые черепашки повернули не туда и полезли вверх по берегу прочь от воды. Монах перехватил их, встав на колени в своих оранжевых одеяниях, и направил обратно к морю.
– Привет! – позвал его Эйко по-английски. – Эй! Мне нужна помощь! Я потерпел кораблекрушение. Пожалуйста!
– Сначала, – отозвался монах, – помоги этим малышам найти дорогу.
Эйко удалось встать. Один из маленьких кругляшков бежал к лесу со всех своих неуклюжих лапок. Эйко поднял его и положил в воду. А потом поднял еще одного, и еще. Смеясь. Он смеялся. Очень скоро все черепашки оказались в воде.
Монах разгладил песок и почти беззвучно пропел какую-то мантру.
– Это заповедник? Убежище для черепах?
Монах поднял голову. Только теперь Эйко увидел на лице автомонаха темные пятна шестиугольных светоприемников там, где должны были располагаться глаза.
– Здесь все существа получают убежище, – сказал монах.
– Наш корабль потопили. Мой друг… на плоту. Его убили.
– Нет, – возразил монах. – Его жизненные показатели очень слабые, но стабильные. Он еще жив. Я уже сообщил остальным. Сюда направляется помощь. А теперь идите со мной. Вас нужно накормить. Мы о вас позаботимся. Ваши жизненные показатели тоже слабые, так что вам все еще угрожает опасность.
Автомонах понес с берега плетеную корзинку.
Эйко пошел следом.
Благодарности
ОДНА ИЗ ЦЕЛЕЙ «ГОРЫ В МОРЕ» заключалась в разработке идеи коммуникации с по-настоящему чуждым видом здесь, на Земле, – с видом, создавшим собственную систему символьной коммуникации. Прежде всего мне хотелось быть максимально честным в отношении межвидовой коммуникации. Для этого необходимо было провести глубокие исследования проблем сознания и общения – такой объем, что, как я часто говорил в шутку, эту книгу следовало снабдить примечаниями и библиографией, чтобы отдать должное всем ученым и философам, чьи идеи в нее вошли. В художественном произведении такое только помешало бы, однако данные благодарности позволят отдать хотя бы часть моего долга.
Без «Как мыслят леса» Эдуардо Кона (которому обязано название работы доктора Ха Нгуен «Как мыслят океаны») эта книга не состоялась бы. То же относится и к работам австралийского философа Питера Годфри-Смита, «Иные разумы: осьминоги, море и глубинные истоки сознания» и «Метазой: жизнь животных и рождение разума». Обе эти книги были абсолютно необходимы для проработки базовых деталей. Также ключевой была книга Сай Монтгомери «Душа осьминога: тайны сознания удивительного существа».
Книга Себастьяна Сеунга «Коннектом: как мозг делает нас тем, что мы есть» стала для меня важным источником вдохновения, особенно в плане идей о том, как может появиться и функционировать некто вроде Эврима. «Биосемиотика: Исследование признаков жизни и жизни знаков» Джеспера Хоффмейера оказалась бесценной для моего исследования, как и «Киберсемиотика: почему информации недостаточно!» Сьергена Бриера. Ключевую роль сыграли исследования биосемиотики Дональда Фаваро, особенно его в роли редактора «Основы биосемиотики: антология и комментарии», где были собраны различные подходы к труднейшей проблеме. Этот список – лишь малая часть моих источников. В написании этого текста мне помогли и многие другие книги и научные статьи – слишком многочисленные, чтобы их здесь упомянуть. Всеми точными данными я обязан им; все ошибки – мои собственные.
Среди тех, с кем я столкнулся лично, я должен поблагодарить профессора Эрла Джексона-младшего, который помог мне начать то интеллектуальное путешествие, которое в итоге привело к написанию этой книги: именно на его занятиях в Калифорнийском университете в Санта-Круз я и ступил на этот путь. Во Вьетнаме, на Кондао и в других местах трудятся те многочисленные специалисты в области исследования и защиты окружающей среды, в честь которых создан мой персонаж Ха Нгуен. Я работал рядом с ними очень недолго. Их работа не знает конца.