Ремингтон смотрел на летящую навстречу повозке дорогу, мысленно подгоняя лошадей. Ему не терпелось увидеть Либби.
Наблюдая за тем, как Либби машет на прощанье рукой Питу и Лайнет, Ремингтон вдруг задумался над тем, о чем почему-то не думал никогда прежде: какая трогательная беззащитность скрывалась за независимым видом этой девушки. Именно беззащитной оказалась Либби, и ему захотелось понять, почему она так упорно пряталась за личиной независимости, и помочь ей стать самой собой.
Правда, Ремингтону хотелось гораздо большего. Он хотел делить с ней надежды и мечты. Он хотел взять на себя груз ответственности, который столько времени лежал на плечах Либби. Он хотел видеть ее улыбку и утром, когда она просыпается, и вечером, когда она ложится спать. Он хотел очень многого…
Либби посмотрела на Ремингтона и отвела взгляд.
– Они ни за что не доберутся до дома до темноты. Посмотри, как уже поздно.
– Пит, похоже, не слишком торопился на обратном пути. Видимо, темнота его не волнует. К тому же скоро взойдет луна.
Они долго молчали.
– Так приятно было посидеть и поболтать с Лайнет.
– Они чудесная пара. Снова воцарилась тишина.
Наконец Либби спросила тихим голосом:
– Ты послал телеграмму?
– Да.
Девушка чуть слышно вздохнула.
– Думаю, это означает, что ты скоро уедешь.
– Я не тороплюсь.
Она снова взглянула на Уокера – на сей раз ее взгляд на нем задержался, и Ремингтон заметил, что в глазах девушки засветилась надежда.
Что он может придумать, чтобы объяснить, почему он не возвращается в «Солнечную долину»? Какую новую ложь он должен изобрести, чтобы оправдать то, что придумал раньше? Однако, как ни отвратительно было ему обманывать Либби, он не мог сказать правду. Только не сейчас. А может быть, никогда.
Он направился к ограде загона для лошадей, облокотился на нее и принялся рассматривать густые заросли деревьев, намереваясь не касаться этой темы до тех пор, пока не обдумает все как следует.
– Думаю, нужно обрезать некоторые деревья. Так будет лучше видно дорогу. Учитывая неприятности прошлого, я считаю, что это неплохая идея. – Он обернулся и посмотрел на Либби. – Не возражаешь, если я возьмусь немного проредить деревья? Пройдет пара недель, и мы убедимся, как это удобно – иметь из окна вид на дорогу.
Сердце Либби забилось быстрее. «Пара недель! По крайней мере еще две недели он не уедет».
– Нет, – прошептала она и остановилась за его спиной. – Нет. Я не возражаю.
Он медленно повернулся и посмотрел на нее сверху вниз, а она пожалела о том, что уже начали сгущаться сумерки. Либби очень хотелось увидеть сейчас синеву его глаз. Ей хотелось, чтобы он заметил ее чувства. Она хотела, чтобы он понял, как она его любит.
Он перекинул за спину девушки тяжелые пряди ее волос и нежно обхватил ладонями ее лицо. Либби закрыла глаза, замерев от его прикосновения, позволив чувствам полностью захлестнуть ее, словно атлантическому шторму.
– Из всех женщин на свете, – нежно спросил он, – почему мне оказалась нужна именно ты?
Она открыла глаза. Она нужна ему!
– Верь мне, Либби.
Его слова едва достигали ее слуха, заглушаемые стуком сердца.
Ремингтон ласково провел губами около мочки уха Либби. От этого прикосновения по рукам девушки пробежали мурашки. Сердце ее сильно забилось, но Либби вдруг подумала, что все опять может измениться, что возлюбленный опять может отвернуться от нее.
Однако долго размышлять ей не пришлось. Все мысли исчезли, как только он коснулся губами ее губ. Либби почувствовала слабость в ногах и вытянула руки, обхватив Уокера за шею и надеясь устоять. Их тела сблизились, и из-за горячей волны, прокатившейся по всему телу, Либби почувствовала еще большую слабость.
«Я люблю тебя, Ремингтон. Останься со мной навсегда».
Она ощущала, как его пальцы перебирают пряди ее волос, расплетают тяжелую косу и распускают волосы по спине. Его губы ни на секунду не оторвались от ее рта, впиваясь в него глубоким долгим поцелуем, и от этого Либби казалось, что ее сжигает огонь, что она вот-вот ристает.
«Я верю тебе. Всем своим существом я верю тебе, Ремингтон».
Он нежно провел рукой по ее спине, обнял за талию. Либби почувствовала легкий рывок – Уокер выдернул хлопчатую рубашку из-под ремешка ее брюк. По коже пробежала легкая прохлада, ладонь молодого человека скользнула под одежду Либби, и она едва не задохнулась от этого удивительного прикосновения.
Ремингтон обхватил ладонью ее грудь и начал большим пальцем ласково поглаживать розовый сосок. Он оторвал губы от ее рта и заглянул в глаза девушки. Дыхание ее полностью оборвалось.
Все вокруг остановилось. Даже земля и солнце, звезды и луна. Все замерло в ожидании.
Что-то подсказывало Ремингтону, что он слишком торопит события, что ему следует сказать Либби, кто он такой, прежде чем его прикосновения станут слишком сокровенными, а поцелуи более настойчивыми. Но он любит ее и не позволит никому и ничему встать между ними. Даже правде.
Он почувствовал, как Либби задрожала от страстного желания, и от этого его собственная страсть стала только горячее. Ему безумно хотелось сорвать с Либби одежду и заняться с ней любовью.
Здесь.
Сейчас.
Быстрым, ловким движением Ремингтон подхватил Либби на руки и понес ее в дом. Последние капли рассудка оставили его. Он желал ее. Она была ему нужна. Он должен был обладать ею. Он сгорал от страстного желания обладать ею, полностью погрузиться внутрь нее, сделать ее своей.
Едва осознавая, что Сойер, к счастью, уже лег в кровать и заснул, Ремингтон внес Либби в свою спальню и закрыл дверь. Он осторожно опустил ее на ноги, целуя и лаская, прислушиваясь к слабым стонущим звукам, которые невольно вырывались из ее горла.
Приподняв лицо, он прошептал:
– Я не хочу сделать тебе больно, дорогая моя.
В темной комнате он едва различил устремленный на него взгляд.
– Я верю тебе, Ремингтон. Я знаю, ты не сделаешь мне больно.
Либби верит ему!
Она прикоснулась кончиками пальцев к его щеке.
– Я люблю тебя, – нежно добавила она. Либби любит его!
Именно в этот момент он понял, что должен остановиться. Именно в этот момент он понял, что не может заниматься с ней любовью этой ночью.
Она верит ему. Она любит его. И именно поэтому он не мог уложить ее в постель. Не сейчас. Только после того, как все будет улажено. И для того, чтобы придумать, как этого добиться, ему необходима абсолютно ясная голова.
Он обнял Либби за плечи и огорченно вздохнул.
– Думаю, тебе лучше уйти, пока еще ты можешь это сделать, – через силу проговорил он.
И, хотя он не мог увидеть ее лицо, Ремингтон ощутил, что она смутилась.
– Но я не хочу уходить. Я не хочу останавливаться.
– Либби…
– Я не хотела влюбляться в тебя, Ремингтон. Я боялась любить, боялась верить. Не только тебе. Я боялась доверять любому мужчине, – голос ее смягчился. – В моей жизни так много такого, чего ты не знаешь. Такого, чего ты, может быть, не поймешь.
«Гораздо больше ты не знаешь обо мне», – подумал он. Если повезет, она никогда этого и не узнает.
– Но я люблю тебя по-настоящему, Ремингтон. Я хочу остаться с тобой. Я хочу, чтобы ты любил меня.
Ремингтон почувствовал: еще немного – и он полностью потеряет над собой контроль. Молодой человек отступил назад, и холодный ночной воздух прошел между их отделившимися друг от друга телами. Ремингтон повернулся и открыл дверь. Обхватив Либби за талию, он вывел ее в холл и не позволил ей остановиться до тех пор, пока они не подошли к дверям ее спальни.
Собрав воедино остатки своей воли, он нежно поцеловал Либби.
– Спокойной ночи, Либби.
Ремингтон пошел прочь и скрылся в своей комнате; ночь наполнилась ощущением несбывшихся желаний. Он даже припомнить не мог, чтобы ему приходилось сталкиваться с более трудным делом.
Но только так он и должен был поступить.
17
Закинув руки за голову, Ремингтон лежал в постели и наблюдал, как солнечный свет раннего утра скользит по потолку. Он не спал большую часть ночи, слишком растревоженный происшедшим, чтобы заснуть. Тело его все еще мучилось от истомы, вызванной неудовлетворенным желанием.
Можно было принести Либби прямо на руках к себе в спальню и заниматься с ней любовью всю ночь напролет. Она доверяет ему. Она любит его. В ней столько страсти и желания! Ремингтон не сомневался: он получил бы огромное удовольствие, обучая ее восхитительным секретам интимной близости и любви.
Но именно поэтому он только поцеловал Либби в лоб и пожелал ей спокойной ночи прямо у порога ее комнаты, хотя его тело требовало совершенно другого. Ее доверчивость, ее полная и абсолютная вера заставили его поступить так, чтобы не оскорбить эти чувства.
Прежде чем он займется с ней любовью, прежде чем он женится на ней, он обязан уладить кое-какие дела там, на Востоке. Он должен закрыть дверь в прошлое. Ремингтон намеревался вернуть то, что уже заплатил ему Нортроп. Сделать это будет весьма непросто. Придется распродать значительную часть своей собственности, чтобы собрать нужную сумму. Но ему больше нет нужды в агентстве или в доме в Манхэттене, ведь он женится на Либби. Уокер понял, что ему вообще не нужна вся его прежняя жизнь. Он хотел жить здесь, в «Блю Спрингс», хотел, чтобы именно здесь родились и выросли их дети.
Он продаст акции «Пароходной компании Вандерхофа», которые приобрел, живя в Нью-Йорке. Они больше ему не пригодятся. Нортроп мог делать все что угодно, мог стать самым богатым человеком в мире. Но если Либби станет женой Ремингтона, Ремингтон станет самым счастливым. Как только он вернет деньги, выданные на поиски Либби, он сможет жениться на ней с чистой совестью; Сразу же после того, как они обвенчаются, Оливия Вандерхоф перестанет существовать. Они с Либби начнут совершенно новую жизнь.
Ремингтон вспомнил своего отца и впервые за последние годы не ощутил при этом щемящей тоски. Пришло время отпустить душу Джефферсона Уокера, позволить ему покоиться в мире. Молодому человеку вдруг показалось, что он слышит, как отец говорит ему: «Любовь к Либби важнее, чем месть. Гораздо важнее!»