Либби быстро пошла вперед, высоко подняв голову. Она даже не оглянулась, чтобы убедиться, что отец идет за ней следом. Она знала – он здесь.
На площадке второго этажа она замедлила шаг и взглянула через холл в сторону комнаты матери. Неужели Анну тоже держат взаперти? Все ли с ней в порядке? Ей очень хотелось зайти к матери, но отец, конечно, не позволит сделать это. Либби быстро пошла дальше, спускаясь на первый этаж. Она лихорадочно пыталась что-нибудь придумать, найти какой-то план или способ, чтобы предупредить Ремингтона о том, что ему грозит опасность.
«Боже, помоги мне! – взмолилась она, пересекая холл. – Сохрани его!»
Ремингтон услышал ее шаги как раз в тот момент, когда Либби входила в кабинет. Отец не отставал от нее ни на шаг.
Она только на секунду замерла в нерешительности в дверях.
«Что-то в ней изменилось», – понял Уокер, наблюдая, как она двигается по комнате.
Она остановилась так, чтобы он не мог до нее дотянуться.
– Отец сказал, что вы хотели меня видеть.
Он посмотрел за спину Либби – Нортроп вошел в кабинет, остановился у дверей и скрестил руки на груди. Снова повернувшись к Либби, Ремингтон сказал:
– Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда.
– Я не могу уйти с собой, Ремингтон. Я собираюсь замуж за Спенсера.
Он быстро шагнул вперед, схватил ее за плечи и притянул к себе, внимательно глядя в ее огромные зеленые глаза.
– Ты этого хочешь?
Она ответила совсем тихо:
– Я должна это сделать, Ремингтон. А ты лучше возьми деньги, которые тебе заплатил отец, и возвращайся в «Блю Спрингс». Уезжай из Манхэттена. Ты здесь чужой… – Она тяжело вздохнула и уже более уверенно продолжила: – Скажи Сойеру, что я его люблю. И пусть не забывает Либби Блю.
«Либби Блю. Вот в чем дело! В этом вся разница! Ее волосы заплетены в косу, как у Либби, и взгляд совершенно не такой холодный и далекий, как должен быть при таких словах. Ее ярко-зеленые глаза светятся чувством. В глубине этих глаз жива любовь… и страх».
Чувства не обманули его: что-то было не так и она старалась предупредить его об этом.
– Либби? – ласково позвал он, с удовольствием произнося это имя.
– Да.
В этом единственном слове он услышал признание в любви.
– Пойдем со мной, – настойчиво предложил он.
– Я не могу.
Его пальцы нежно сжали ее плечи.
– Я понимаю, Либби. Я уйду, раз ты хочешь, чтобы я это сделал.
«Но я вернусь за тобой, – говорили его глаза. – Не бойся. Я вернусь».
Ему оставалось только надеяться, что она поняла. Он разжал пальцы и медленно вышел из кабинета, оставив ее позади.
32
Огромный темный особняк Вандерхофов возвышался над 72-й улицей. Ветер гнал по освещенному почти полной луной небу прозрачные облака. Свет и тени словно загадочные привидения плясали на каменных стенах дома.
Ремингтон стоял на противоположной стороне улицы и смотрел на четвертое слева окно на третьем этаже. Сойер сказал, что именно в нем он видел однажды Либби, и молодой человек надеялся, что это окно ее спальни.
Уокер осторожно пересек улицу и вошел в ворота, обошел здание и подошел к входу для слуг. В два часа ночи все в доме наверняка спят. Если ему немного повезет, он сможет добраться до третьего этажа, разбудить Либби и увести ее. Никто и не заметит отсутствия молодой хозяйки, пока не придут звать ее на завтрак.
Если немного повезет…
Дверь для слуг оказалась заперта, но Ремингтон открыл ее за пару минут, К счастью, петли двери оказались хорошо смазаны.
Войдя внутрь, Уокер ненадолго остановился, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, и осторожно двинулся вперед, на кухню, через кладовую и прачечную, разыскивая выход на заднюю лестницу, которая оказалась как раз за огромной дверью с открывающимися в обе стороны створками. Притушенная газовая лампа освещала узкие ступеньки тусклым желтым светом.
Посмотрев наверх, Ремингтон глубоко вздохнул и начал медленно подниматься, осторожно ступая и молясь, чтобы деревянные половицы не заскрипели под его шагами. Пока удача не изменяла ему.
Когда Уокер добрался до третьего этажа, он снова остановился, перевел дыхание и медленно пошел по коридору по направлению к комнатам, окна которых выходили на улицу. Ремингтон натолкнулся на оставленный кем-то в проходе стул, но успел подхватить его, прежде чем тот упал.
С облегчением вздохнув, он осторожно отставил стул и наконец подошел к двери, которая, как он надеялся, вела в спальню Либби. Из замочной скважины, к счастью, торчал ключ.
Ремингтон внимательно посмотрел по сторонам. Все было тихо. С едва слышным щелчком он повернул ключ, открыл дверь, проскользнул внутрь и закрыл дверь за собой.
Слева стояла огромная кровать с балдахином на четырех столбцах – огромный паук, отбрасывающий тень на комнату, наполненную другими тенями. В ушах Ремингтона отдавался стук собственного сердца. Он медленно продвигался вперед, и его шаги заглушал толстый ковер на полу.
Либби проснулась от неожиданности, почувствовав, что чья-то ладонь зажимает ей рот. Охваченная ужасом, она попыталась освободиться, отмахиваясь руками и отбиваясь ногами.
– Либби, это я.
Она мгновенно успокоилась, и Ремингтон опустил руку.
– Поднимайся. Мы должны выбраться отсюда.
Либби села в кровати.
– Ремингтон!
Его имя сорвалось с ее губ словно ласка. В голосе звучала надежда. И вот он уже обнимал и целовал ее, отводя с лица волосы, а она прижалась к нему, наслаждаясь моментом, радуясь, что у нее, пусть даже ненадолго, появилась такая возможность. Она вдыхала запах его тела и испытывала странную радость оттого, что ей так знаком этот запах.
Он оторвался от девушки и прошептал:
– Лучше нам заняться этим у меня дома. Здесь небезопасно.
– Ремингтон, я не могу уйти. – Не видя его, она почувствовала, как он удивился. – Отец угрожает, что, если я его ослушаюсь, он причинит неприятности матушке и убьет тебя.
– Не беспокойся обо мне. Я могу за себя постоять. – Он поднял Либби с постели. – Мы заберем с собой твою маму. Покажи мне только, где ее комната.
– Но…
– Не спорь со мной, Либби.
Она не удержалась и улыбнулась, несмотря на всю серьезность момента.
– Не буду. Я никогда больше не буду с тобой спорить.
Ремингтон едва слышно усмехнулся.
– Что-то я в этом сомневаюсь! – Он снова поцеловал ее и сказал: – А теперь поторапливайся.
Она схватила со стула халат, сунула руки в рукава и туго завязала на талии пояс, потом нащупала в темноте домашние туфли и обулась.
– Я готова, – тихо сообщила она Ремингтону.
Он взял ее за руку и повел к двери.
– Где найти твою матушку?
– На втором этаже, направо по коридору.
– А где спальня отца?
– Дальше через одну дверь.
Он нажал на ручку.
– Когда выйдем в коридор, ни слова, поняла?
Она кивнула, забыв, что в темноте он ее не видит.
Ремингтон открыл дверь, и сердце Либби бешено забилось. Она покрепче ухватилась за руку Ремингтона, и он повел ее по коридору к лестнице для слуг. Они спустились на один этаж, и Либби порадовалась тому, что в коридоре всегда оставляют зажженной одну из газовых ламп на случай, если кому-то из Вандерхофов что-нибудь понадобится среди ночи. Девушка была довольна, потому что могла видеть Ремингтона, и это придавало ей мужества.
На площадке второго этажа они остановились; и Ремингтон прошептал ей на ухо:
– Подожди здесь.
Она испуганно затрясла головой, но Ремингтон не обратил на это внимание.
– Если что-нибудь случится, беги. Доберись до моего дома и пошли за Дэвидом Пирсом. Он – здешний судья и старый друг моей семьи. Миссис Блейк знает, как с ним связаться. Дэвид тебе поможет. Ты можешь ему полностью доверять.
Она снова затрясла головой, отказываясь отпустить его.
Ремингтон чмокнул Либби в щеку.
– Все будет в порядке, Либби, – прошептал он. – Я скоро вернусь.
Внезапно послышался странный звук столкнувшихся человеческих тел. Ремингтон словно выскользнул из рук Либби и с грохотом упал на пол. И в этот момент девушка увидела нападавшего.
Громила двигался с ужасающей быстротой, обрушивая град ударов, норовя сапогом попасть Ремингтону по почкам.
– Ремингтон! Прекратите! – Она попыталась встать между дерущимися, но ее остановила чья-то рука.
– Боюсь, ваш молодой человек ошибается, Оливия, – проговорил ее отец. – Он не скоро вернется. – Нортроп посмотрел вперед через плечо дочери. – Кэсуелл, избавь меня от мистера Уокера.
– Нет, отец! Не надо! – Она повернулась, чтобы увидеть Ремингтона, который без сознания валялся у ног Кэсуелла. Слезы застилали ей глаза, когда она снова посмотрела на отца. – Пожалуйста, умоляю вас, отец! Не надо его больше бить. Я сделаю все, что вы пожелаете. Но, пожалуйста, не причиняйте ему больше вреда.
– Очень трогательно. И впрямь очень трогательно! – Он покачал головой. – Ты знаешь, что делать, Кэсуелл.
– А как же, сэр!
Оливия разрыдалась, видя, как Кэсуелл перебросил бездыханное тело Ремингтона через плечо и, спустившись по лестнице, исчез в темноте.
– Пожалуйста, отец, не надо!
Нортроп крепче сжал пальцы, сомкнутые на ее руке.
– Вам следовало побеспокоиться о его безопасности, прежде чем бежать, Оливия. Теперь слишком поздно пытаться ему помочь.
Ремингтон пришел в себя и обнаружил, что валяется в сыром, вонючем пароходном трюме.
Он с трудом поднялся на ноги, нащупывая в темноте дорогу наверх. И хотя под ногами чувствовалась легкая качка, Ремингтон был уверен, что судно пришвартовано у пристани: слышно было, как якорные цепи то и дело ударяются о ее стену.
Ремингтон не мог понять, сколько же времени пролежал без сознания, но, дотронувшись до затылка, нащупал шишку и запекшуюся кровь. Потом коснулся синяков на теле.
Если ему когда-нибудь удастся найти этого парня…
Но сейчас для этого нет времени. Ему необходимо выбраться с этого парохода, потому что, как только судно выйдет в море, его наверняка отправят на корм рыбам.