– Снимай! – разрешаю я. – Пусть только попробуют посмеяться, Лиль! Вы с Настей у нас красавицы. Только воском после пройдись по концам, а то распушатся, – советую девушке и оставив ее продолжать в кухне праздничную готовку, убегаю в комнату, чтобы наконец одеться в привычный серый свитер, джинсы, закрутить волосы на макушке в луковичку, натянуть шапку, шарф, и, прихватив сумку, вылететь в день неприметной девчонкой. Не способной вызвать к себе у парней, подобных Люкову, интерес.
Вот и хорошо! Пусть! В конце концов, мне об экзамене думать надо. И о приличной зачетке. А не о колючих глазах!
Домовой сидит на дереве у знакомого дома на набережной застывшим рыжим пятном, дожидаясь хозяина. Упакованная в коробку пластиковая елка с игрушками в одной руке и утка с фруктами в другой заметно оттягивают руки, но я, уже ступив на крыльцо подъезда, все равно возвращаюсь к зимнему клену и зову кота:
– Эй, Домовой, узнаешь? Пошли, что ли!
Поспешно отступаю в сторону, когда он послушно слетает с ветки и мышью прошмыгивает возле моих ног и мимо припаркованных у тротуара машин к подъезду, оглашая улицу тоскливым мяуканьем. Пересекаю аллейку, прижимая елку к груди, готовясь открыть кодовый ключ входной двери и вдруг испуганно вздрагиваю, среагировав на громкий хлопок дверцы незнакомого темного автомобиля, неожиданно раздавшийся возле меня. Прозвучавший так яростно, словно человек за тонированным стеклом еле сдержал злость, внезапно передумав выходить.
Не оборачиваясь, чтобы не стать участником чьей-то ссоры, я взбегаю на крыльцо и исчезаю в доме, желая поскорее очутиться в надежной квартире Люкова.
– Здравствуйте, – здороваюсь с выглянувшей мне навстречу из-за дверей своей квартиры Семеновной и несмело улыбаюсь женщине, раздумывая, что бы такого вежливого сказать на ее вопрошающе-недовольный взгляд, остановившийся на мне. – Это снова я.
– Вижу, что ты. Надо же, задержалась, кто бы мог подумать!
– Да, как видите, – качаю я головой, вставляя ключ в замочную скважину.
– И девок не водит. Совсем.
– Хм…
– И ключи, смотрю, у тебя хозяйские.
– Послушайте, как вас там – Семеновна, кажется…
– Иди домой, Мусик! Немедленно! – неожиданно взывает пожилая женщина к Домовому, в нетерпении пристроившемуся у моих ног, и даже высовывает на площадку ногу в растоптанном домашнем шлепанце. – Между прочим, дорогуша, это мой кот! – заявляет категорично, уткнув кулак в бок, но я ныряю с котом в квартиру, щелкаю замком и с радостью показываю закрытой двери язык:
– Му-усик… Фу! До чего же эта Яга Семеновна противная!
– Мя-яу! – обреченно подтверждает Домовой и нагло шлепает мокрыми лапами в сторону кухни, оставив меня глупо улыбаться тишине знакомого дома.
Здравствуй, мир Люкова, это я!
Раздевшись и накормив кота, я обхожу квартиру, дотрагиваясь до стен, и принимаюсь за уборку с готовкой, получая удовольствие уже от того, что просто нахожусь здесь. Чувствуя кожей ментальное присутствие парня и отметая мысли, что это, быть может, странно и неправильно – ощущать чужой дом своим.
Холодильник полон, как и обещал Илья. Да так плотно полон, что в нем, пожалуй, хватит продуктов накормить целую дюжину крепких парней! А прямо передо мной на нижней полке стоят большой и белоснежный, в шоколадной крошке торт и коробка дорогих швейцарских конфет.
– Ну надо же! – удивляюсь я такому размаху хозяйской щедрости. – А еще говорил, что никого не ждет.
На миг щемящая грусть, сродни ревности, забирается в сердце, но я решительно отметаю ее прочь глубоким вздохом: разве я вправе решать, что волен покупать Илья и кого ожидать в гости? Правильно, не вправе. Зато вправе, раз уж я здесь, привнести от себя в его дом немного чистоты и уюта. А может, даже праздничного настроения!
Моя мама – отменная хозяйка, и рождественскую утку в медово-горчичном пряном соусе с яблоками, орехами и листиками свежего тимьяна я готовлю по ее рецепту. Крошу салат, заготавливаю нарезку, сушу немного гренок из белого хлеба к утке… Тушу жаркое с мясом – а вдруг и правда гости? Перемываю и выкладываю в корзину фрукты… Собираю и ставлю в гостиной на комод небольшую елочку, украсив деревце яркими игрушками.
Я долго решаюсь и все же снимаю с балконной бельевой сушилки несколько чистых рубашек Люкова, глажу их и убираю в шкаф, – это привычно для меня и совсем не трудно, я привыкла быть старшей сестрой своим братьям. Протерев пыль, пылесошу пол… Поливаю цветы, незаметно для себя оставляя за спиной утекающее прочь время. Больше не резиновое, но все еще ленивое от того, что Ильи нет рядом.
Когда раздается звонок в дверь, к столу уже все готово, и я с колотящимся сердцем и улыбкой бегу в прихожую, не в силах справиться с переполняющей меня радостью ожидания встречи с хозяином квартиры. Без колебаний щелкаю замком, распахивая дверь нараспашку, вылетаю в проем птицей…. чтобы мгновение спустя застыть соляным столбом, наткнувшись на взгляд стальных глаз.
– Ну, здравствуй, моя девочка. Как ты тут без меня, не скучала?
Высокая, плотно сбитая коренастая фигура, широкие плечи, обтянутые черной кожей короткой куртки. На бычьей шее золотая цепь в мизинец толщиной, бритый череп с татуировкой ящера над виском. Серые с прищуром глаза под тяжелыми надбровными дугами… Изогнутые в злой усмешке тонкие губы…
Игорь. Мой неустанный преследователь и личный ужас. Нашел.
Он. Меня. Нашел.
– Ну что, парень? Чего молчишь, не ошиблась я? – вопрошает скрипучий голос Семеновны где-то в параллельной вселенной, пока я пытаюсь проглотить расширивший горло до немоты ком изумления, и мой кошмар отвечает:
– Не ошиблась, она. А теперь исчезла, старая, брысь! И не вздумай мне глазом отсвечивать. Насажу на спицу и одноглазой урою в землю, поняла?
Дверь соседской квартиры с шумом захлопывается, а я вздрагиваю, не то от хлопка, а не то от звука сухого голоса Игоря, от которого у меня стынет в жилах кровь и подгибаются колени. Полоснувшего слух, словно опасная бритва. Затененный сознанием, но не забытый, после всех этих месяцев тишины, он вновь раздается совсем рядом и бросает в пустоту площадки, в то время как его обладатель не сводит с меня взгляд:
– Филин, Рыба! – легкий кивок бритой головы. – Осмотрелись здесь, быстро! Мало ли что шалава из клуба сказала, я ей не доверяю.
– Сделаем, Грег. Да и на притон нариков позырить охота. По всему видно, что у пирсингованной с женишком твоей свои счеты есть. Сбежала, сука, не то бы я ей впорол…
Две юркие высокие фигуры протискиваются в проем по обе стороны от меня и исчезают в квартире, шумно гремят дверьми, пропадая в спальне, затем в кухне, где-то что-то хлопает, бьется стекло, а я так и стою, не в силах выйти из охватившего меня оцепенения. Не чувствуя собственного дыхания из-за пронзительного холода горячих пальцев, ласкающих кожу щеки.
– Женечка…
– Ни черта себе! Слышь, Грег? А они нехилое гнездышко себе обустроили! Твою мать! Мне бы так жить! Ты уверен, что твоя с нариком?.. Не похоже.
– Рыба! Ходь сюды! Какая жрачка, видал? Грег, это мы хорошо зашли, девчонка хозяйка, каких поискать. Черт, какие запахи! Пожрать бы, целый день на улице торчим. – Одна из фигур, приблизившись к Игорю, задевает мое плечо. – Никого, Грег. Зря ждали. Уверен, что ее хер появится сегодня?
– Вырвать бы тебе язык, Рыба. Ее хер – это я, правда, солнышко? – стальные глаза цепко удерживают мой взгляд. – Чего молчишь? Придумала историю с женишком, сбежала… А я спасать тебя приехал. Как услышал от Мишки, что с компанией плохой связалась, так места себе не находил. Нельзя тебе с плохой компанией, моя девочка, ты у меня птичка домашняя. Черт, Женька! – Игорь подступает ближе, хватая меня за плечи, а я ловлю глубокий вздох. – Зачем ты меня дразнишь? Я ведь мог не сдержаться.
– Уходи! – голос еще предает меня, но руки от ненавистного прикосновения оживают и упираются в мощную грудь. – Немедленно, слышишь! Убирайся! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Только попробуй тронь меня! – испуганно выдыхаю, отступая под мужским натиском в глубь квартиры, и следом к стене. – И я… И я…
Я чувствую, как мой голос срывается, и в отчаянии закусываю губы, не желая, чтобы он видел, как они дрожат.
– Ну? Что ты, Женечка? – Игорь неумолимо приближается. – Что ты мне сделаешь, скажи? – Упирает ладони в стену по обе стороны от меня и смеется. Склонившись к лицу, скользит ненавистными губами по шее. – Ошибаешься, моя девочка, – ловит пальцами подбородок, заставляя взглянуть на него. – Ты мало что можешь сделать мне, а вот я могу сделать с тобой многое. И с твоим женишком тоже. Ты ведь знаешь: я слов на ветер не бросаю, а сейчас, к тому же, страшно зол на тебя. Черт, Женька! – руки парня вновь впиваются в меня, прижимая к мужскому телу. – Я так скучал! Говорил, что найду, что не отпущу! А ты… Шлюха! – рычит он и ворот свитера медленно рвется по шву под натиском еле сдерживаемого гнева. – Кто он?! Кто тот урод, с которым ты живешь?
– Ты не посмеешь… – задыхаюсь я от одной мысли о том, что кошмар моего прошлого коснется жизни Люкова. Нет, только не Илья!
– Лучше ответь. Если хочешь, чтобы он жил…
Вот они, цепи, вновь на мне, и я почти послушна. А ведь, считай, поверила, что спаслась.
– Никто. Просто вместе арендуем квартиру, вот и все.
– Шутишь, солнце? – Грег напрягается, и его сильные пальцы стальным обручем охватывают мое предплечье. – У тебя нет такого бабла. Даже вскладчину тебе не снять сортир в этой гребаной квартире! Так кто он?! И не ври мне, моя золотая, иначе я передумаю и накажу тебя. Сама понимаешь, как я обижен.
– Хорошо, ты прав. Я не живу здесь, а работаю. Уборщицей и поломойкой, – я пытаюсь скинуть с себя мужскую руку, но у меня не получается. – Этот парень просто дает мне уроки, и это все, что нас связывает. Пожалуйста, Игорь, уходи, он здесь ни при чем, и его дом тоже. Я прошу тебя!
– Все? – слишком ласково спрашивает Грег, и я чувствую, как его дыхание учащается, а пальцы пробираются под свитер, скользя вдоль талии по голой коже. – Только лишь уроки?