Я улыбаюсь, глядя на окаменевшего от моего признания Люкова, потому что совершенно не знаю, как себя в подобном случае вести. Мне никогда не приходилось делать подарки парням и сейчас, пожалуй, так же неловко, как ему.
- Подарок? - переспрашивает Илья и при этом так удивляется, сквозь напущенную на себя серьезность, что это кажется смешным.
- Ну да, - отвечаю я, осторожно отставляя от себя чайник. - Мальчишек попросила купить. Глупый, да?
- Почему же. Скорее нужный. Спасибо, Воробышек.
Илья помогает мне убрать кухню, а после садится в гостиной на диван и открывает конспекты. На часах пять утра, я вновь утыкаюсь носом в электронный текст ноутбука и отправляю отважную Магдален к дому Вестов, оставив Люкова наедине с учебой. Он быстро читает, время от времени перебирает снятые с полки книги и листает широкий планшетник, делая короткие заметки в тетрадь, и я удивляюсь его способности выборочно и быстро усваивать информацию.
Я ухожу от Люкова в семь. Он стоит рядом в прихожей, сунув руки в карманы брюк все время, пока я одеваюсь, убираю наверх волосы и натягиваю на голову шапку.
- Мне кажется, я тоже должен извиниться, птичка, - неожиданно говорит, подавая мне сумку.
- За что? - я беру ее на плечо и поднимаю на него глаза.
- Неважно, - выдавливает из себя Илья, пристально глядя на меня. - Просто скажи "Да".
И я послушно говорю "Да", хоть и краснею под помнящим вчерашний вечер взглядом.
***
- С наступающим, Зин Петровна! Счастья, любви и исправно работающих инженерных коммуникаций! - выдает Танька, когда мы со смехом сбегаем с ней с лестницы и мчимся, спеша в универ, мимо украшающего подъезд новогодней мишурой коменданта общежития.
- Здрасьте! С наступающим, теть Мань! - киваю я старенькой вахтерше, задействованной на подхвате у начальницы, споткнувшись о брошенные на пороге еловые ветки, и цепляюсь за Танькин рукав. - Смотри, Крюкова, какая лесная красота! - привлекаю внимание подруги. - Как думаешь, разрешат нам из такой кучи выбрать веточку для себя? Было бы здорово украсить комнату!
- Девочки! - кричит вслед комендант, едва мы уговариваем вахтершу оставить для нас пару пушистых ветвей и выпархиваем из подъезда на улицу. - Меня в праздники не будет! Кто останется в общежитии - никаких фейерверков, парней и выпивки! Вы слышали меня! За безопасность спрос с вас!
- Слышали! Конечно, Зин Петровна! Никаких парней! - отмахивается от слов женщины Танька и тут же довольно шепчет мне на ухо. - Знала бы она, сколько ночей Вовка торчал у меня, пока ты отлеживалась у своего Люкова, устроила бы нам обеим геноцид с публичным четвертованием! Пока, грозный админ! - оглядывается и машет за спину рукой. - Три ха-ха!
Танька мчит на всех парах к остановке, а я, поспевая следом за ультрамариновым полушубком под креативного медведя и розовой шапкой-наушниками на темной кудрявой голове, только молча вздыхаю. Бесполезно. Этой девушке бесполезно что-то говорить. За последнюю неделю, что я вернулась от Люкова, мне так и не удалось убедить ее в истинном положении дел между нами. Оставленные Ильей у вахтера продукты для меня - те, которые я "случайно" забыла в его доме, стали в ее глазах негласным признанием наших отношений.
- Кстати, Жень! - мы дружно впрыгиваем на подножку отъезжающего автобуса и протискиваемся сквозь ленивую толпу пассажиров. - Ты где новый год отмечать собралась? Дома в Гордеевске или со своим брутальным мачо? Я чего интересуюсь, - признается подруга, - меркантильный интерес имею.
- В общежитии, в обнимку с книгой и телевизором, - отвечаю я. - Тань, кончай давить на жалость, а? Четвертый раз интересуешься. Домой я не поеду, не спрашивай почему, а Люкову меньше всего нужно мое общество, что бы ты там себе о нас не придумала. Знаю я твой интерес - четырнадцать квадратных метров совместной жилплощади. Извини, но деть себя никуда не могу. В конце концов, я там временно прописана.
- У-у, Женька, - кривится Танька, печально хмурит глазки и щипает меня в рукав, - какая ты нудная. Ну что нам с Серебрянским в снегу любиться, что ли? Уже шесть дней нигде ни гугу. Скоро пубертальными прыщами от воздержания покроемся и прощай красота! Первый раз в Новый год вместе, а уединиться негде. Прям засада какая-то, честное слово!
- Ничего, Крюкова, после свадьбы наверстаете. А от прыщей хороший препарат есть, - невозмутимо отвечаю, - "Зинерит" называется!
- Фи! - отворачивается от меня подруга и обиженно поджимает губы. - Ты как престарелая феминистка, Воробышек! Седая защитница нравов! Клейма святоши на лбу не хватает и креста постриженицы на голове! Если сама к сексу равнодушна, то не спеши осуждать за любовь к нему других!
- Замолчи, Крюкова! - ахаю я, избегая поднимать глаза на пассажиров, с любопытством поглядывающих в нашу сторону. - С ума сошла, - стучу по виску пальцем, - люди же вокруг!.. Ну, хорошо, Тань, - сдаюсь, глядя в черные хитрющие глазищи. - Я к девчонкам напрошусь, к Насте с Лилей из "607", по-моему, они тоже в общежитии Новый год встречать будут. Но только до раннего утра. Так тебе подойдет?
- Женечка, ты такая лапочка-лапочка! Душечка! - прижимается ко мне подруга и громко чмокает в щеку. - Мы только часиков до четырех, а потом вместе чай попьем с тортом! Я Серебрянскому фирменный бисквит заказала - продукт ресторана "Астория", ничего, раскошелится для любимой разок. Ну, так как? - виновато морщит скуластое личико. - Я ему скажу, что ты не против, да?
- Ладно, скажи, - улыбаюсь я и спрыгиваю с подножки автобуса в утоптанный ногами снег. Машу рукой на прощание Таньке, свернувшей на соседнюю аллейку, и бегу через заснеженный парк к своему корпусу.
Сегодня тридцатое декабря, через десять минут последняя возможность получить зачет по "теории механизмов", и если я не хочу краснеть перед преподавателем за очередное опоздание, с извинениями топчась на пороге, мне следует поторопиться.
Толпа у раздевалки собралась нешуточная. Пока я сдаю куртку и получаю номерок, пока несусь сквозь гулкий лес студентов на нужный этаж, вырываю из чьих-то цепких рук свою сумку и здороваюсь, звенит звонок. Я почти успела, - подумаешь жалкие полминуты! - но все места в аудитории уже заняты и мне остается только нырнуть за единственное свободное место в первом ряду парт, как раз напротив кафедры преподавателя, и показать последнему готовность к началу учебного процесса. Вот черт!
Я переживаю страшно, вместе со всеми слежу за молчаливо-серьезным Петром Федоровичем, снующим в строгом костюме с пачкой собственноручно написанных вопросов по предмету в руках между рядами, и со страхом пустоголового студента беру и переворачиваю поданный мне преподавателем лист...
"Анализ пространственных механизмов". Сложно и непонятно до жути. Но я, добрую минуту таращась на вопрос, вдруг понимаю, что читала лабораторную работу по этой теме у Люкова около недели назад, кое-что из нее неожиданно помню и даже способна воспроизвести пусть куцую, но собственную мыслишку на бумаге. И вздыхаю с облегчением. Конечно, рассчитывать на то, что удержала в памяти стопроцентную информацию вряд ли стоит, зато я умею писать обтекаемо, а это, для такой студентки как я, ой как немаловажно! Пару штрихов добавлю, попробую не напортачить с формулами и, глядишь, выкручусь как-нибудь!..
... Сегодня двойной праздник. Нет, даже тройной! Сегодня день рождения Кольки Невского, день рождения факультета и приуроченное к этому знаменательному для университета событию присвоение ученого звания "доцент" нашему научному руководителю и просто всеобщей любимице курса, акуле от точной науки - Софии Витальевне.
Наша группа активно принимает участие во всеобщем оживлении и намерена устроить собственному куратору настоящий праздник. Сувенирная елочка с игрушками водворена и красуется во главе стола на кафедре, между потолочными плафонами и по стенам растянуты блестящие гирлянды и серпантин, а на доске, написанная цветным мелом красуется жирная витиеватая надпись: "София Витальевна, мы гордимся Вами и любим свой факультет!!! Да здравствует Наука, Мысль и любимый Куратор!!! С Новым годом!!!" Нацарапанная старостой группы.
Я тоже принимаю во всеобщей вакханалии участие и с большущими снежинками, ножницами и скотчем прыгаю с одного окна на другое, старательно крепя махровый новогодний атрибут к стеклу. Зачет позади, к нашей группе присоединилось еще две - параллельный поток, и галдеж в честь праздника и последнего учебного дня в этом году в широкой аудитории стоит неимоверный.
- Женька, повыше лепи! Давай справа еще одну! А вот ту, синенькую, в угол крепи, за штору! - советует мне полненькая Лида Петрова и отходит на несколько шагов полюбоваться на созданную нами красоту.
- Зачем, за штору, Лид? Все равно ведь не видно! - удивляюсь я.
- Женька, много ты понимаешь! - возражает девушка. - Здесь не видно, а с улицы картина маслом должна быть! Окно-то над деканатом! Ой, Воробышек! - восклицает она, сделав еще шажок назад. - Что-то мне синенькая уже не нравится, какая-то она скучная!
Я задираю голову, смотрю на снежинку и соглашаюсь с девушкой. Действительно, на фоне перламутровых снежинок простенький синий кружок из цветной бумаги смотрится плоско и уныло.
- Давай дождик добавим, - предлагаю я. - И, Лид, - прошу на ее согласный кивок, - возьми у Боброва скотч и с десятка два булавок для штор, а то у меня тут еще на парочку и все.
Петрова приносит скотч, я нарезаю снежинки и подвигаю стремянку вверх по возвышению к самому дальнему окну. Здесь портьеры тяжелые и страшно длинные, видимо, оставшиеся в аудитории со времен портативного видеопроектора и просмотра научно-обучающих студенчество фильмов. Совершенно определенно, со входа никто и не заметит наших с согруппницей усилий, но мы с Петровой решаем, что общая картина должна быть выписана до конца и выглядеть с улицы достойно, а потому с трудом раздвигаем до половины шторы и принимаемся за дело. Она нарезать скотч и подавать снежинки, а я эти самые снежинки крепить к стеклу.