- Не знаю, что ты девчонке наговорил и чем запудрил мозги, - говорю отцу, едва Воробышек отходит на несколько шагов и коротко оглядывается, - но не надейся, что увидишь ее сегодня. У тебя есть с кем разделить одиночество и кому пожалиться в жилетку. Или та особа, что сейчас крутится возле тебя, недостаточно старается?..
Его лицо не меняется, как ожидается мне, всего лишь омрачается усталостью и печалью. Слова не жалят, а значит слухи, наперекор словоохотливому окружению, остаются только слухами и бывшей модели второсортных журналов так и не удалось забраться под Босса. Что ж, старик, хоть в этом ты молодец.
- Илья, прекрати, - отвечает он. - Тебе известно мое отношение к Ирине. Она тут только из-за Якова.
- Мне все равно, Большой Босс. Мне действительно все равно, поверь, - честно признаюсь. - Я не видел тебя два года и не знаю, захочу ли увидеть вновь.
Я догоняю птичку, и мы молча минуем зимний, освещенный фигурными фонарями парк и вытянувшийся наизготовку пост охраны. Когда мы выходим за массивные раздвижные ворота и оказываемся возле моего автомобиля, я останавливаю ушедшую в себя девчонку за руку и говорю:
- Брось печалиться, Воробышек. Ты ничего никому не должна, слышишь? Наплюй. А слова Ирки - это просто злые слова недовольной жизнью стервы. Я так не думаю.
Мне не нравится выражение ее лица. Оно странно неживое и отрешенное, как будто ей все равно, что происходит вокруг. Но сероглазой птичке не провести меня. Она смотрит так, как смотрит в мир человек, которого оскорбили.
Черт! Если бы я думал, что девчонке будет интересно услышать от меня о сволочной натуре Яшкиной подруги и успокоиться - я бы рассказал. Но боюсь, воробышка мало интересуют хитросплетение моих прошлых отношений.
- Илья, я обещала и это решено, - отрезает она все заготовленные мной доводы. - Я дала слово твоему отцу и вернусь. Но я не обещала, что с тобой, хотя он очень этого хочет. Ты свободен сам решать, где тебе встречать Новый год и с кем, кто бы что ни думал. Ты можешь планировать вечер, как задумывал.
- И как ты себе это представляешь, птичка? - тихо интересуюсь я.
- Очень просто, - пожимает она плечом, глядя мимо меня. - Я приеду, отсижусь где-нибудь в сторонке под елкой часа два и вернусь в город. Возможно, даже наемся отпуза. Как думаешь, я смогу в полночь вызвать такси? Или в праздник это проблематично?
Я не знаю, что на это сказать, какие мысли бродят у девчонки в голове, поэтому просто распахиваю перед ней дверь машины и коротко командую:
- Садись, Воробышек, поехали.
- Но мне... - пытается она возразить, и я вновь настойчиво повторяю:
- Садись!
Она послушно забирается внутрь и дает мне пристегнуть себя к креслу ремнем, растерянно мнет на коленях сумку. Едва я завожу мотор и трогаю машину с места, говорит:
- Илья, если не трудно, мне бы к автобусной остановке на Новотрипольском шоссе. Там где за Черехино Бурый Яр. Я домой.
- Хорошо.
- Люков, ты специально проехал, да?
- Да.
- Но мне в Гордеевск! Вечерние рейсовые еще ходят!
- Я знаю.
- Ты не должен совсем... Праздник ведь...
- И ты...
Она упрямо отворачивается и замолкает, а я смотрю сквозь опустившийся вечер на гуляющую полупустой трассой снежную поземку и веду машину в незнакомый городок, откуда приехала, так неожиданно ворвавшаяся в мою жизнь птицей феникс, гордая золотоволосая девчонка.
- Останови здесь, пожалуйста, - просит меня притормозить воробышек у работающего продуктового киоска, когда мы въезжаем в Гордеевск и минуем центр, выскакивает наружу и покупает два батончика "Сникерс" и связку апельсин.
- Мальчишкам, - почему-то виновато поясняет, пряча глаза. - Они у нас с мамой сладкоежки. А нам на улицу Молодежная, дом двадцать пять.
Навигатор работает исправно и уже через два квартала приводит меня к блочной девятиэтажке, затесавшейся в стройном ряду похожих домов. Возле подъезда, на который указывает девушка, шумно и весело. Новый год еще не наступил, но веселой компании молодежи, давшей название улице, облепившей длинную скамейку возле парадного, похоже, все равно. Заметив секундное смятение в лице воробышка: нахмуренный взгляд и закушенный кончик губы, напряженную спину, я невежливо предлагаю, отбирая у птички из непослушных рук апельсины:
- На чай напроситься можно, Воробышек? Я здорово замерз.
- Что? - переспрашивает девушка, словно отвлекшись от одолевающих ее мыслей, и тут же облегченно выдыхает, высвобождая пальцы. - Да. Да, Илья, конечно.
Мы вместе выходим из машины и направляемся к дому. Девчонка коротко кивает кому-то, поприветствовавшему ее со скамейки, поздравляет в ответ с наступающим Новым годом, и под короткий многозначительный свист в спину, впускает нас в подъезд. Здесь не было того, кого она боялась увидеть, считываю я информацию с ее лица и запасливо оставляю это невольное откровение на потом.
Лифт старый и тесный, и на седьмой этаж поднимается слишком медленно. В какой-то момент воробышек, почти упершаяся носом в мою грудь, поднимает глаза и порывается что-то сказать, но встретившись с моим взглядом, сразу же отводит их в сторону.
- Если хочешь, я подожду тебя на площадке, птичка. Или спущусь в машину, - догадываюсь я о ее смущении.
- Нет, не надо, - отвечает она. Выходит из лифта и останавливается возле темных дверей. Жмет, выдохнув, на кнопку звонка. - Неужели все разошлись по гостям? - говорит, решительно вставляя ключ в щелку замка, распахивает дверь и заходит внутрь квартиры. Включив свет в длинном коридоре, служащим и прихожей, приглашает меня войти.
- Пожалуйста, Илья, проходи, я тут живу. Мам? Бабуль? Вы где? - окликает тишину, затворив дверь, но не дождавшись ответа, озадаченно поворачивается ко мне. - Никого нет.
На ее лице проступает такое искреннее удивление, что я спешу развернуть птичку в сторону старенького комода-трюмо, располовинившего коридор, и лежащей на нем записки.
- Кажется это тебе, Воробышек. Вон там.
- О!
Она подходит к трюмо, берет в руки блокнотный лист и читает; кивает отрицательно:
- Не мне, мальчишкам. Мама с бабушкой к знакомым ушли, и они тут же сбежали. Если не вернуться к одиннадцати часам - будет им от мамы нагоняй. Она у нас женщина серьезная, шутить не любит. Опоздают, могут и по затылку схлопотать. Да, жаль, что не получится им позвонить, я номер наизусть не помню... Ой, Илья, раздевайся! Давай помогу, - спохватывается девчонка, стремительно возвращается и с готовностью принимает из моих рук куртку. Убирая одежду в раздвижной шкаф, невозмутимо вешает поверх куртки дарованный мне шарф.
- Проходи в зал, пожалуйста, - приглашает меня в центральную комнату, проходит вперед сама и включает свет. - Ох! - охает, споткнувшись об откатившуюся от стены спортивную гантель, видимо, оставленную одним из братьев, и тут же смущенно краснеет. - Извини, Илья, как видишь, у нас далеко до порядка.
Да, вижу. Нормальный дом, где живет семья. Небогатая семья, но вполне себе настоящая: кажется, каждый встретивший меня предмет в небольшой трехкомнатной квартире кричит о том. И полусервированный для праздника стол, с традиционной бутылкой шампанского во главе и вазой с фруктами; и ветка зеленой ели, обмотанная серпантином, торжественно водруженная на полку с телевизором; и сложенная вдвое телевизионная программка, полуприкрывшая собой очки на чуть смятом диванном пледе. Отложенное вязание на журнальном столе, и рыжий толстый котяра, разлегшийся в кресле. Как же его зовут...
- Борменталь! Привет! - радостно тянет Воробышек руку к коту и тот, словно девушка никуда не уезжала, лениво вытягивает лапу, позволяя ей почесать грудь. Заметив меня, тут же схватывается на лапы и напряженно застывает, выжидающе сверкая зелеными глазами. - И чего испугался спрашивается? - удивляется хозяйка, виновато оглядываясь за плечо. - Знакомься, Бормик, это Илья. Он свой.
"Свой", - вот так запросто произносит птичка, как само собой разумеющееся, словно для нее это давно установленный непреложный факт, и меня тут же что-то сжимает изнутри. Еще один алеющий уголек, вспыхнув под кожей по воле воробышка, сгорая, оставляет по себе болезненный след.
Не мигая, мы смотрим с котом друг другу в глаза, изучая и узнавая, пока он, наконец, не спрыгивает с кресла и не убирается с сердитым мяуканьем под стол. Не сдав своих позиций, а просто временно отступив. Он странно похож на приблудившегося ко мне Домового (однажды вором пробравшегося в мой дом и больше не покинувшего его), просто удивительно, точно снятая сканером копия. Немудрено, что воробышку единственной удалось поладить с ним.
- Ты присаживайся, Илья, я сейчас, - обращается ко мне птичка, указывая на диван, и неуверенно предлагает. - Может, тебе телевизор включить? А может, ты есть хочешь? Ты скажи, не стесняйся, мама с бабулей наверняка что-то вкусное приготовили. Я ведь так и не успела для тебя ничего сделать...
- Не беспокойся, Воробышек, я не голоден, - я опускаюсь на диван и беру в руки пульт. - Чая будет вполне достаточно. Можно даже без сахара.
Она кивает, рассеянно, как мне кажется. Развернувшись, почти выходит из комнаты, но вдруг возвращается и будто невзначай отворачивает к стене пару фотографий в рамках, что стоят на открытой полке книжного шкафа. Нарушая былой расклад, выдвигает вперед фотографии братьев и проводит вдоль полки пальцами.
Интересно, что там у нее?
Едва девчонка выскальзывает из гостиной, я тут же решаю выяснить это. Я не слишком любопытен, обычно мне плевать на чьи-то семейные истории - какое мне дело до чужих людей? - но воробышка, почему-то, это правило не касается. Ноги сами поднимают меня и подводят к шкафу, рука уверенно находит стеклянную рамку, снимает с полки... Я подношу фотографию к глазам, чтобы увидеть на ней, запечатленную в момент поворота, танцовщицу. Светловолосую девушку с потрясающе красивыми ногами, в мерцающем бальном платье с многоярусным шлейфом и открытой спиной.