- Воробышек, ты потанцуешь со мной? Пожалуйста.
И я выдыхаю, глядя в темные глаза, с благодарной улыбкой сбрасывая с плеч нечаянный груз Иркиного сарказма:
- С удовольствием!
Забыта Ирина и Дмитрий Ряднов. И достоверная недостоверность. Он сказал, что я могу рассчитывать на него и не обманул. Невероятный, непредсказуемый Люков! Я отдаю на его волю свои пальцы и иду, влекомая парнем и пристальным взглядом, на середину зала. В центр сумасшедшей, глянцевой красоты, палисандрового паркета.
Мы проходим мимо Якова и Романа Сергеевича и оба провожают нас глазами. Мимо снующих по залу гостей. В гостиной стоит музыкальный автомат - дорогая эксклюзивная игрушка, сделанная под знаменитый "Джум-Бокс" сороковых годов, и Люков неторопливо подводит нас к нему.
В автомате давно нет пластинок и черно-белых западающих клавиш. Тонко царапающей винил иглы. Сегодня - это цифровой компьютер, хранящий в себе несколько тысяч музыкальных и видео файлов, способный в любую секунду воспроизвести "на бис" все, что угодно, и все же фасад остался прежним - теплое дерево и перламутр.
Гости танцуют - звучит волшебный голос Робби Уильямса в дуэте с Кайли Миноуг, но это не останавливает парня. Он опускает мою руку на панель управления сегодняшнего "Джум-Бокса" и выдыхает в висок:
- Выбирай.
- Ну же, Воробышек, смелей, - повторяет, когда я с удивлением кошусь на чудо техники, не решаясь прервать последние аккорды мелодии. - Тебе придется учить меня, птичка, без тебя я пропаду. Сделай это с комфортом для себя.
Он говорит искренне, я чувствую это по тону голоса и выражению его глаз, и с готовностью прихожу на помощь.
- У нас все получится, Илья, - уверенно выбираю композицию Джона Ньюмена "Out of my head", поддавшись внезапному настроению, и поворачиваюсь к парню. - Ты веришь мне?
Люков молчит, не отводя взгляда, и я принимаю это как согласие. Легко нахожу его пальцы и увлекаю за собой. Войдя в круг танцующих, решительно поворачиваюсь к парню лицом и делаю шаг вперед, приближаясь вплотную...
Ничего не изменилось с нашей первой встречи. Едва я оказываюсь в личном пространстве Ильи, наша близость вновь опаляет меня жаром и сбивает дыхание. Я привыкла чувствовать партнера, я столько раз танцевала в паре, что уже и не вспомнить всех промелькнувших передо мной лиц... но тут теряюсь от одного только запаха, обласкавшего меня горькими нотами апельсина.
Я скольжу взглядом по твердым мышцам, по развороту плеч, по обнаженной груди... и останавливаюсь на лице. Передо мной не просто партнер, передо мной мужчина, который волнует меня, и если я хочу ему помочь, я должна быть откровенной.
- Забудь про гостей, Илья, - говорю тихо, притягивая к себе его ладони и опуская на бедра. - Их здесь нет. Танец - это таинство двоих. Совершенная гармония чувств. Поверь на это короткое время, что я для тебя Вселенная и растворись во мне. Почувствуй, и я отвечу взаимностью. Да, - качаюсь вслед музыке, увлекая Люкова за собой. - Вот так.
Он не отводит глаз. Полуприкрыв веки, опускает голову и смотрит, не отрываясь, не давая разорвать взгляд. Он совершенен во всем, не стоило и сомневаться, что у него не получится, и уже через минуту я чувствую, как сильные мужские руки оживают и ползут от бедер к талии и спине, притягивая меня ближе.
У Ильи спокойное лицо, отброшенная назад прядь волос вновь упала на лоб... Мне так хочется провести ладонями дальше по плечам, шее, и коснуться ее пальцами, что я едва удерживаю себя от этого порыва. Права была Танька: Люков сказочный принц. Я смотрю и не могу насмотреться в колючие омуты. Не знаю, как я буду жить без него завтра, но сегодня, в его осторожных, но таких крепких руках я понимаю, что бал для Золушки состоялся. Только вот туфельку я вряд ли потеряю. Куда бы я ни сбежала, память об этом танце всегда будет со мной.
***
Свет в гостином зале давно погас - горят лишь свечи, глупые китайские фонарики и уродливые елочные гирлянды, изображающие вереницы драконов. Томно лижет поленья пламя в камине. Все слишком пафосно и дорого, впрочем, как всегда.
Что ж, отец добился своего: спустя два года я вновь в его доме. Вновь, но первый раз, находясь среди всей этой праздничной мишуры и нежеланных людей, не чувствую в себе былого раздражения. Потому что впервые в этом чертовом склепе я не одинок.
Она улыбается, очень мягко и светло. Чуть смущаясь, тянет ко мне руки. Ступает ближе, вскидывая голову, накрывает тонкими пальцами запястья, и я ловлю себя на мысли, что не в силах оторвать от нее взгляд. От ее ярких и манящих, бездонных как само мироздание, серых глаз.
- Да, вот так. Ты молодец, Илья. А теперь почувствуй музыку, обними меня и веди, это совсем не сложно. В парном танце первенство отдано мужчине, женщина лишь гибкий инструмент в сильных руках. У тебя все получится, ну же, не бойся... Я буду послушной, обещаю...
Сначала пальцы на ее соблазнительных бедрах, - так, как я смел только мечтать, - нежный, сводящий с ума аромат ночных фиалок, а теперь слова. Они распаляют, сносят крышу, заставляют меня придвинуть воробышка ближе, а сердце гулким биением встретить неожиданную близость наших тел...
В первый раз я не хозяин своим мыслям и рукам. Музыка сводит меня с ума, взгляд птички пьянит, а тело тоскует так, словно уже познало девчонку и теперь боится потерять. Послушный внутренней воле, я тянусь к ней в простом желании дотронуться и удержать возле себя. Скольжу ладонями по бедрам, талии, и осторожно касаюсь пальцами спины, в том месте, где она оголена. Встречаю учащенным дыханием теплый манящий шелк кожи и податливо прогнувшуюся под прикосновением хрупкую линию позвоночника...
Воробышек вздрагивает и отрывает ладонь от моего плеча, чуть приоткрывает на вздохе губы. Повинуясь секундному порыву, я перехватываю ее пальцы и опускаю себе на шею, под расстегнутый ворот рубашки. Прижимаю к горячей коже девичье запястье, страшась, что она не простит мне подобную смелость и одернет ладонь... и отпускаю лишь тогда, когда чувствую, как пальцы робко прокрадываются в мои волосы, поглаживая затылок...
"Чтобы приглушить чувство одиночества, я выбросил все из головы. Почему ты согласна любить кого-то, если любовь в итоге ранит?..", - звучат откровением слова песни далекого Джона Ньюмэна и они удивительно правдиво накладываются на мое настроение. Почему, птичка? Почему ты выбрала именно эту композицию? Я не знаю. Но за выбор благодарен тебе.
Мне хочется теснее прижать воробышка к себе и уткнуться подбородком в ее волосы. Смять под ладонями, скользя по бедрам, летящий шелк платья, узнать на вкус нежный атлас кожи и никуда от себя не отпускать. Мне так хочется... Че-ерт! Не напугать доверившуюся мне девчонку бурными фантазиями и совладать с собой, что я только усилием воли заставляю себя довольствоваться ощущением тепла ее тела и мягкого изгиба талии под тканью синего платья.
Сколько мы так танцуем - одно, растянувшееся на танец, мгновение или два? Мне кажется, почти вечность. Все заканчивается громкими возгласами гостей, боем настенных часов, возвещающих о приближающейся полночи, вспыхнувшими на люстре огнями, и требованием хозяина дружно поднять бокалы под загадываемые желания.
Музыка стихает, гости покидают паркет, а я не хочу отпускать ее. Она ускользает сама. Мягко снимает с себя мои руки, но не выпускает запястий. Глядя в глаза, благодарит:
- Спасибо тебе, Илья.
- За что, Воробышек? - едва слышно произношу я, не в силах осознать, что все уже закончилось.
- За чудесный танец. За твое согласие, за поддержку, и за то, что я почти поверила. Поверила, что небезразлична тебе. Это было очень правдиво, Илья, и очень чувственно. Даже не верится, что ты никогда не танцевал раньше. Ты... замечательный партнер и способный ученик. Мне было очень надежно в твоих руках.
Она отпускает меня и отступает. Чуть отвернувшись, невзначай проводит рукой по волосам. Поправляет непослушную, вьющуюся прядку у виска, пока я медленно рассыпаюсь перед ней на осколки, - впитывая взглядом каждый ее жест, каждый взмах длинных ресниц, - от ощущения настигающей меня пустоты.
Всего лишь благодарна, когда я препарирован нашей близостью едва ли не до беспамятства и вывернут наизнанку. И близко не равноценная комбинация чувств. Мне есть, что на это сказать девчонке, есть о чем подумать, но праздничная ночь в окружении малознакомых людей, сумасшедшего брата и бывшей подруги не время для признаний и откровений. Будь она трижды новогодней. И я усилием воли возвращаю на лицо маску холодной отчужденности.
Рядом останавливается официант. Вежливо предлагает шампанское. До полночи всего один протяжный удар и птичка встречает его удивленным и искренним вздохом:
- Ох, Илья, кажется, это для нас!
- Для тебя. - Я снимаю с подноса высокий запотевший бокал и вручаю игристое птичке. - С Новым годом, Воробышек! - говорю под довольные крики гостей, в какой-то другой вселенной взорвавшие гостиную, и любуюсь нежной линией скул девчонки. - Надеюсь, загаданное тобой желание сбудется.
- А ты? - смотрит она на меня растерянно.
- Не хочу. С детства не люблю этот праздник.
Воробышек изумленно сникает, бросает короткий взгляд в сторону Яшки и Босса.
- Тогда и я не стану! - неожиданно решительно поворачивается к официанту, с целью вернуть шампанское, но я останавливаю ее. Подхватываю второй бокал, чувствуя, как с таким усилием натянутая на лицо маска, по одному хмурому движению женской брови, слетает к черту.
- Упрямица, - улыбаюсь разлившемуся хрустальному перезвону в наших руках и довольному выражению глаз птички. - Что ж, очень надеюсь, мое тоже.
Мы выпиваем шампанское до дна и возвращаем бокалы официанту. В комнате слышно движение - хозяин распахивает двери и громко приглашает гостей подняться на балкон, чтобы посмотреть праздничный фейерверк и оценить главный сюрприз вечера - новомодное файер-шоу, и я спешу увлечь девчонку следом.