Гордая птичка Воробышек — страница 62 из 103

  - Это и есть Донг? - словно ничего не произошло, и руки парня не гуляли по моей коже, сбивая дыхание и будоража кровь, спрашиваю я, и вместе с другими гостями с любопытством смотрю на немолодого китайца.

  Длинная хлопковая рубаха, шитый позолоченной медной нитью, подпоясанный шелковым кушаком, черный халат-безрукавка, широкие, перетянутые на икрах шнуром, светлые штаны, красные мокасины. На голове - смешная шапчонка, с темным кантом и загнутыми кверху полями. Сумка-конверт на плече. На повара Большого Босса мужчина совсем не похож, скорее на персонаж неизвестной мне театральной постановки, и все встречают его появление дружными удивленными возгласами.

  - Да, - на миг задерживается с ответом Люков, разделяя пристальный взгляд незнакомца. - Это он.

  - Твой отец сказал, что вы были близки. Донг твой друг?

  - Друг? - задумывается парень. - Ну, можно и так сказать, птичка. Хотя мне всегда хотелось думать, что немногим больше. А оказалось...

  - Что?

  - Ничего. Оказалось пальцы Босса способны опустить монету в любой карман и, если нужно, сторговавшись, купить даже дружбу.

  - Не понимаю...

  - Тебе и не надо, Воробышек. В этой правде мало интересного.

  - И все же, - настаиваю я, понимая, что касаюсь сейчас чего-то глубоко личного, затаенного, не имея на то права. Но смолчать не могу.

  Люков тупит взгляд, затем излишне резко вскидывает голову, устало разводит плечи. Говорит неохотно и бесцветно, словно о вчерашней, канувшей в лету, ничем не приметной погоде.

   - Он платил Донгу за то, чтобы живя в своре собак, от одной из них я мог получать хоть немного тепла. Вот и все. Это жалко и не интересно, и давно в прошлом. Забудь, птичка. С тех пор я научился жить, не впуская никого в свою душу.

  Илья говорит непонятные вещи, неприятные и болезненные для него. Я это вижу, несмотря на все его показное равнодушие и мнимую браваду. И неправильные, от которых невозможно просто уйти в сторону. Толпа гостей вместе с хозяином окружает сверкающую ель, отрезает от нас вставшего на ноги китайца, и я спрашиваю парня, улучив момент нашей с ним уединенности:

  - А ты получал, Илья?.. Пусть твой отец платил, но ты чувствовал от Донга тепло? Настоящее? То, что греет сердце?

  Люков как-то странно смотрит на меня: пристально, хмуро. Растерянно скользит ладонью по волосам, отведя взгляд. Я не хочу излишне вторгаться в его душу, я знаю, как это больно, но ответ парня услышать мне кажется крайне важным. Не для меня. Для него. И он все-таки отвечает:

  - Да.

  А я облегченно выдыхаю, не заметив, что затаила дыхание:

  - Значит, деньги тут ни при чем, Илья, не думай о друге плохо. Он привязан к тебе, это сразу видно: сердечное тепло за деньги не купишь. И, кажется, очень соскучился. Для человека материально заинтересованного, его взгляд очень искренен и полон тоски. Так умеют смотреть только близкие люди.

  Похоже, после бегства из рук Люкова, парень не намерен больше касаться меня, и я делаю к нему шаг сама. Беру в руки мужскую ладонь и некрепко сжимаю, желая разделить с ним настроение.

  - Пойдем, Илья, - говорю, увлекая его за собой к шумным гостям. - Смотри, твой друг Донг уже приступил к гаданиям. Роман Сергеевич обещал, что будет интересно.

  На ветвях праздничной ели десятки новогодних украшений. Хозяином дома дана громкая команда отыскать среди драконов "мандариновых и краснокрылых" - тех самых, внутри которых сюрпризом спрятано крохотное печенье с предсказанием, и гости с шумом и смехом приступают к поискам.

  - Нашла! Нашла! - громко веселится какая-то женщина, стащив игрушку с пышной ветви, раздвигает локтями толпу и приподнимает над головой. - Чур, уважаемый Донг, огласите мне предсказание первой!

  - А вот еще! Посмотрите! Ух ты, какой дракоша! И что с ним теперь делать? - интересуется ее спутник, поворачиваясь к недавнему музыканту.

  - Рома, надеюсь, твой китайский товарищ настроен положительно, и не предскажет крах моего банка? А то я приду к тебе за займом! - совсем как ребенок, сипит взрослый уже грузный мужчина, похохатывая в кулак.

  Ирина тоже снимает своего дракона вслед за Яковом, и подносит к Донгу. Скрутив бумажную голову, раскрывает, разламывает крохотное печеньице и извлекает на свет тонкую бумажную ленточку с иероглифами.

  - Ну и? Что там? - протягивает клочок под нос китайцу, смешливо кривя губы, и тот невозмутимо отвечает, почти без акцента, почтительно приняв послание из девичьих рук.

  - Съешь "лунный пирожок", красавица, скажу. Только так, а то не сбудется. Вкусно? - щурит хитрый глаз и улыбается, когда девушка послушно проглатывает печенье.

  - Не очень. Вечно ты со своей сдобой, Донг. Так и хочешь превратить меня в толстуху. Ну, давай уже, предсказывай! - фыркает Ирина, пританцовывая на месте под нетерпеливые взгляды гостей. - Не томи.

  - Как скажешь... - согласно кивает китаец. Пропускает ленту-предсказание сквозь пальцы, неожиданным фокусом обращая бумагу в пыль. - Самое смешное желание - это нравиться всем, - произносит вежливо, отыскав глаза девушки. - Мало знать себе цену, надо еще пользоваться спросом. Не прогадай в покупателе, красавица.

  Ирина краснеет, а Яков смеется. Громко и не совсем уместно, обняв девушку за шею, пока Донг не останавливает его недовольным:

  - Прямые слова неприятно слышать, но они способствуют правильным поступкам. Хорошее лекарство горько на вкус, зато помогает больным. Ешь! - заставляет парня съесть его печенье и говорит уже куда спокойнее:

  - Чтобы укротить дракона победи сначала самого себя, а потом врагов. Как может владеть мечом не владеющий собой? Прежде чем куда-то идти, спроси у неба, где ты находишься. Спроси, и, возможно, получишь ответ.

  Предсказания странно звучат - с горькой толикой нравоучения и неприятного послевкусия. Я не знакома с мудростью поднебесной страны, но своего дракона подаю китайцу почти с опаской. Сегодня я в линзах и мне ни к чему щуриться, но все равно Люков оказывается быстрее и то предсказание, что заключено в яркой бумажной фигурке, для меня с тяжелой еловой ветви снимает он.

  Донг долго смотрит в мои глаза. Заметив руку Ильи, опустившуюся на плечо под его осуждающим черным взглядом, что-то жестко говорит на китайском, хмуро сведя брови.

  - Обойдешься, - невозмутимо и куда резче вежливых условностей отвечает парень, и я тут же чувствую, как он крепче прижимает меня к себе.

  Китаец вновь что-то недовольно повторяет, поджав тонкие губы. Коротко качает головой. Я поднимаю глаза на Люкова и по привычке тянусь указательным пальцем к переносице - поправить очки.

  - Илья, что он сказал? - спрашиваю с тревогой. - Твой друг что, нам не рад?

  - Ну почему же, - ровно бросает парень, меряясь с Донгом взглядами. Успокаивающе скользит ладонью вдоль моей руки, снова вызывая простой лаской безотчетный трепет в душе. - Мне - возможно. А вот тебе очень даже рад, птичка.

  Я с сомнением отворачиваюсь и гляжу на свою ленточку-предсказание, белоснежным фитильком мелькающую в ловких пальцах мужчины, и на лицо - плоское, узкоглазое, сосредоточенное на моем спутнике.

  - Что-то не похоже, - неуверенно бормочу, а Илья уже едко замечает китайцу:

  - Смотрю, ты не на шутку прибарахлился? Занятно. Раньше тебе хватало двух штанов, халата и мокасин. И рисины под циновкой в драной лачуге. По какому поводу так вырядился, мастер Янг?

  Мужчина молчит, и Люков сердито цедит:

  - Давай же, Донг! Какого черта делаешь вид, что не понимаешь меня? На хозяина, небось, брешешь по-русски?

  - Ты! - неожиданно сплевывает сквозь зубы китаец, подавшись вперед. - Неблагодарный зубастый щенок! Отродье безголового пса! Ошметок хвоста гремучей змеи!

  - Точно, - принимает выпад парень. - Здесь я с тобой согласен. Зубастый, и с псом это ты верно подметил.

  - Блевок дохлой саламандры!

  - Угу.

  - С памятью короче, чем хвост осла и нос обезьяны! С сердцем меньше желудя!

  - Ну, пусть так. Хотя я еще не забыл свои ругательства. И твои тяжелые оплеухи в наказание за них. Гляжу, ты запомнил все.

  - Все. - Я сама не замечаю, когда тон разговора мужчин меняется, из сердитого превращаясь в тихий диалог. - Ты никогда не был послушным мальчишкой и иногда заслуживал наказания.

  - Не был.

  - Глупый, но всегда самый дерзкий. Смело раздувающий тлеющие угли и лезущий на рожон.

  - Я быстро научился запоминать уроки. Благо, в учителях недостатка не было.

  - Вижу. Твоя?

  - Моя.

  - Уверен, что заслужил?

  - Нет. Но рук убирать не стану, Донг, нравится тебе это или нет.

  Я едва ли понимаю о чем речь (обо мне или показалось?), а китаец уже смеется. Щурит глазки-щелочки, всплескивает себя довольно ладошками по пухлым бокам.

  - Гляди ты! Неужто со мной говорит мужчина, а не желторотый обидчивый птенец?

  - Да, как видишь, оперился.

  - Простил ли?

  Пауза молчания почти звенящая. Вязкая и волнующая, вибрирующая на волнах сдерживаемых чувств в особом вакууме тишины, вобравшем нас троих. Когда проходит минута и мне уже кажется, что вопрос китайца так и останется без ответа, с губ Люкова все же срывается:

  - Не уверен.

  - Пусть так, - соглашается с его выбором Донг. Подняв подбородок, протягивает к парню небольшую натруженную ладошку в желании получить его апельсинового дракона.

  - Достань! - шагнув навстречу, почему-то обращается ко мне, и я послушно извлекаю из фигурки аккуратное печеньице. Разломив, достаю ленточку и передаю китайцу. - Ешь! - следует немедленное указание. - А свое ему отдай.

  - Но ведь... так, наверно, нельзя?

  Я хорошо запомнила действия китайца в отношении чужих предсказаний и пытаюсь возразить, не понимая тайного умысла такого обмена, но мужчина настаивает.

  - Илья? - оборачиваюсь к Люкову за помощью, однако натыкаюсь на взгляд, озадаченный не меньше моего, удивленный и растерянный одновременно.