Я толкаю незапертую дверь студенческого общежития и вхожу в освещенное яркой лампой под круглым пыльным плафоном узкое фойе. Медленно поднимаюсь по горбатым истертым ступенькам и устало бреду мимо комнаты дежурной в сторону лифта, сметая с шапки и запорошенных стекол очков мокрый ноябрьский снежок, когда вдруг замечаю у стола вахтера знакомую фигуру своей соседки. Прислонив голову к косяку и накинув на плечи куртку, Крюкова понуро смотрит в темное окно, но на звук моих шагов резко вскидывает голову, встречая меня неожиданно хмурым взглядом.
- Таня? А ты почему здесь? - я только и успеваю, что удивиться, как девушка демонстративно отворачивается и уходит к лестничному пролету. Гордо топает вверх по ступенькам.
Я сильно устала и замерзла, почти не чувствую пальцев ног, чтобы бежать вслед за подругой на четвертый этаж, и потому, воспользовавшись лифтом, встречаю ее уже у нашей комнаты. Закрываю за ней дверь и спрашиваю, тронув девушку за руку.
- Крюкова, что случилось? Ты поссорилась с Серебрянским?
Подруга молчит и куксится, нервно дергает плечом. Это на нее так не похоже, что я подумываю о глубокой личной драме, но сил на любопытство и чужую частную жизнь, после двухчасового блуждания по холодным ноябрьским улицам в поисках нужного переулка и родного общежития, нет совершенно, и я, пожав плечами, раздеваюсь, мою руки и щелкаю чайник. Пока он шумит, заглядываю в холодильник, достаю варенье, масло, хлеб и делаю нехитрые бутерброды. Надеяться на Танькину стряпню я перестала давно, вот и сейчас, скользнув взглядом по пустому нутру хладоагрегата, решаю довольствоваться малым. Ничего, для фигуры полезно.
- Тань, чай будешь? С малиной?
Я устало опускаюсь на стул, заливаю в заварник кипяток и готовлю чашки. Разлив чай, интересуюсь:
- А ты почему не спишь? Вообще-то поздно уже. У тебя же завтра, кажется, сложные пары?.. Эй, Тань! - оборачиваюсь на длинный сопливый всхлип подруги и вижу ее, сурком забившуюся в угол кровати. - Та-ань! - испуганно давлюсь первым куском бутерброда, вскакивая из-за стола. - Да что с тобой?
Крюкова невнятно фыркает, а я сажусь с ней рядом. Осторожно обнимаю за плечи и провожу рукой по темным волосам, не зная, что сказать.
Но подруга говорит сама. Высморкавшись в протянутую мной салфетку, она неожиданно спрашивает, повернув ко мне заплаканное скуластое личико:
- Жень, ты смотрела "Имитатор" с Сигурни Уивер?
- Д-да, - удивленно отвечаю я. - А при чем здесь...
- А "Дети кукурузы"? - перебивает она меня.
- Конечно, это же по Кингу снято.
- И "Психопат", по Роберту Блоху?
- Тань, - в свою очередь перебиваю девушку, - я даже "Молчание ягнят" смотрела. Ты лучше скажи, к чему ведешь? - спрашиваю, поправляя очки. - А то непонятно. Постой? - поднимаю руку и прикладываю к горячему лбу. - Крюкова, ты как себя чувствуешь? - вздыхаю обеспокоенно. - Ты что, заболела?
- Я?! - Танька сердито смеется, закатывая глазки. Неласково отпихивает меня в плечо. - Это тебе лучше знать, как я себя чувствую! - неожиданно выдает, и я так и застываю с открытым ртом.
- Что?
- Ты меня совсем не жалеешь, Воробышек, совсем! Я с тобой поседею, зачахну, издохну, а ты-ы!.. - я таращусь в Танькины черные глаза, полные слез, не замечая, что ее палец обвинительно упирается в мой бутерброд, забытый в руке. - Ты - бессердечная подруга моей студенческой юности, так и будешь преспокойно лопать масло!.. Ты где шлялась в ночном городе, горе луковое! Почему телефон отключила?! Ты сводку преступности видела?! Совсем совести нет, подругу до инфаркта доводить?! Сама же корила, сама говорила и сама же...
Танька наползает на меня, раскрывает объятия, и я, наконец, догадываюсь о причине ее слез. Говорю виновато, обнимая девушку:
- Тань, я не нарочно, так получилось. Такой день трудный был, да еще на работе задержалась. А потом, у меня деньги закончились, не рассчитала и пришлось пешком идти. Думала, сокращу дорогу, свернув к бульвару Влюбленных, а вышла не пойми куда. Я ведь город не слишком хорошо знаю, а тут еще снег все время на очки налипал... В общем, заблудилась немного. Пришлось искать дорогу, возвращаться и целый круг накидывать. Еле к общежитию выбралась. Слава Богу, что обошлось без приключений.
- Без приключений? - щурит голодный глаз Крюкова и недоверчиво морщит хорошенький носик ищейки.
- Ну...
- Та-ак, Жень! Вот с этого момента поподробнее! - требует решительно, вскидываясь к столу и к закипевшему чайнику, и мне ничего другого не остается, как подробно рассказать подруге за чашкой чая свой непростой день.
***
Новый день встречает нас хмурым тоскливо-сонным утром и уныло бьющей в окошко ледяной моросью. Первую ленту мы с Танькой дружно просыпаем и, чтобы успеть на вторую, прыгаем по комнате испуганными газелями, одеваемся, мчимся в университет и разбегаемся по корпусам.
Я стаскиваю куртку и шарф прямо на ходу в коридоре - в учебном корпусе тихо, с начала второй пары прошло не меньше четверти часа, и мои торопливые шаги, переходящие в бег, разносятся вокруг гулким эхом. А шапку сдергиваю, запнувшись о высокий порог двери, уже в аудитории.
Она летит под ноги куратору, читающему здесь спецкурс для четырех групп, голубой кеглей, и я лечу вслед за ней, вскинув руки и пытаясь удержать на носу очки. Тщетно. Вслед за шапкой они слетают с меня и падают к ногам изумленного преподавателя.
- Воробышек?! - вскрикивает от удивления женщина и торопится прийти на помощь. - Что случилось? - берет меня под локоть, поднимая с пола очки. - Вас что, упаси Господи, кто-то преследует?!
В аудитории находится более ста человек, все замерли в любопытстве, и я совершенно не знаю, что сказать в оправдание своего фееричного появления. Закрывшись от мира на спасительный миг страшного смущения упавшими на лицо беспорядочными кудряшками волос, не убранными из-за позднего пробуждения в привычную "луковичку" на макушке, я молча перевожу дыхание, поднимаю шапку, куртку и встаю с колен. Стараясь не смотреть на ряды убегающих вверх парт, убираю от лица волосы и отряхиваю джинсы.
- Извините, я... - собираюсь продолжить честным "проспала", но тут сверху доносится басистый голос нашего старосты Боброва, и сразу за ним его ехидный смешок:
- Ага, преследуют! Мальчишки с рогатками! Правда, Воробышек?!
Мне нечего ответить, - ну, погоди, Бобров! Понадобится тебе что-то от птички! Например, номерок телефона Ленки Куяшевой, одногруппницы Крюковой, получишь даже два - обоих ее ухажеров! - и я выпрямляю спину и согласно киваю, глядя в нечеткое лицо преподавателя.
- Правда, София Витальевна. Вот, еле крылья унесла, - говорю, заливаясь румянцем под веселые смешки студентов. - Пожалуйста, можно я сяду?
Женщина отвечает напряженным кивком, отступает к кафедре и начинает читать предмет. Забыв вернуть очки, задумчиво вертит их руке, постукивает о плечо, рассуждая о практике инженерных расчетов и сложных случаях нагружения оговариваемой ею конструкции. А я, поджав губы, поспешно ретируюсь к рядам парт и спешу вверх по наклонному возвышению, не смея вновь напомнить о себе и сбить преподавателя с мысли.
Возле Невского сидит какая-то девушка-старшекурсница. Колька что-то коротко машет мне, жмет виновато плечом и шепчет: "Ну, птичка, ты и горазда дрыхнуть!" - великодушно предлагает подвинуться, но я, отмахнувшись в ответ, пробегаю дальше. Плюхаюсь на свободное место почти под самой галеркой аудитории, достаю учебные предметы и пытаюсь что-то писать, но без очков получается не очень.
И все же я стараюсь. Закручиваю волосы на затылке, втыкаю в них карандаш, щурю глаза и старательно вывожу, полагаясь на слух и выработанную годами учебы моторику пальцев...
- ...расчет на прочность, при сложном сопротивлении, требует определения опасных сечений и опасных точек. А условия жесткости и прочности позволяют оценить работоспособность конструкции или ее элементов...
... и вдруг подскакиваю от звука знакомого голоса, раздавшегося у самого уха:
- Ужасно, Воробышек. Носом писать не пробовала?
- Л-люков? - бормочу я, вскидываю голову и изумленно таращусь на темную фигуру, обозначившуюся слева от меня. - Ты как тут оказался? - задаю парню дурацкий вопрос, впрочем, тут же сообразив о своей буквальной недальновидности. - То есть... - окончательно смущаюсь от факта его присутствия рядом. - Чего тебе?
Люков смотрит на меня и молчит, затем выдает раздраженно:
- Мне ничего. А вот тебе... Ты что, птичка, решила меня и тут достать? Отчего не села в другое место? Я Синицыну круглосуточную опеку над тобой не обещал. Хватит декану с меня и двух часов дважды в неделю. Так какого черта ты бежишь ко мне?
- Я? К тебе? - я так и раскрываю от удивления рот, глядя на недовольно поджатые губы парня. Справившись со вспыхнувшим в душе возмущением, отвечаю как можно холоднее:
- Ну что ты, Люков, и не думала даже. При моих "минус четыре" достать тебя от входа на глаз непросто. Так что мне один черт, ты тут сидишь, или кто-то другой. Увидела бы, обошла бы Ваше Занудство стороной. Мне как, сейчас пересесть? - спрашиваю с вызовом, уж очень не хочется выглядеть в глазах Люкова какой-то озабоченной его персоной девчонкой. - Или разрешишь дождаться перемены? Знаешь, не хотелось бы вновь привлекать к себе внимание.
У нас сдвоенная пара лент, и мне совсем не улыбается мельтешить во время лекции по аудитории, раздражая преподавателя из-за прихоти одного мнительного студента своей рыскающей в поисках свободного места фигурой. Но, не получив ответа, я все же сгребаю тетради и порываюсь встать, когда рука Люкова ложится на мое плечо, заставляя остаться на месте.
- Сядь, Воробышек! - отрезает парень. - Ты права. На сегодня твой лимит внимания исчерпан. Пиши давай, - командует он, отворачиваясь. - Зачет никто не отменял, а твоя старательность, как я понял, оставляет желать лучшего.