- Люкова не было в универе год, в сентябре он вернулся. Я видел его брата в одном из клубов города - развязный тип. Не знаю, есть ли между ними что-то общее, кроме родства, но все же, Жень, держись от нашего принца подальше. Хорошо? Не то я сдохну, но его смазливую морду достану, клянусь!
- Коль? - мне неожиданно становится просто физически нехорошо. Я встаю, тяну на плечо сумку и пожимаю рукой запястье верного Невского. - Я пойду. Не переживай за меня, я все понимаю. Просто выбрось эту ситуацию из головы, ладно? Твоя подруга давно уже взрослая девушка. Увидимся завтра, Коль!
Я ободряюще улыбаюсь и ухожу, оставив парня тоскливо смотреть мне вслед. На улице солнечный зимний день, праздничный город приятно расслаблен, и я бреду вдоль заснеженной дороги, разглядывая витрины, и дальше через парк к общежитию, оставив остановку далеко позади, думая о своем и растворяясь в погожем дне.
"Но думается мне, там сразу интерес был связан с подпольными боями и тотализатором, веришь ты или нет". Перед глазами непрошеной картинкой встает Илья, лежащий на кровати. И длинные багрово-синюшные следы на смуглой коже...
Господи! Неужели Невский прав?
В общежитии непривычно тихо - пора каникул разогнала одних студентов по домам, других усадила за учебники, и мои шаги легко выдергивают старенькую вахтершу из ленивой дремы.
- Здравствуйте, теть Мань, - здороваюсь я, подходя к освещенной каморке. - С наступившим Вас! Какая красивая елочка, - показываю взглядом на игрушечное чудо размером с ладонь, уместившееся на небольшом столе, - под такой немудрено и заснуть!
По телевизору показывают сказку "Морозко", на ногах у женщины вязание... Она довольно кряхтит и поднимается мне навстречу. Стягивает со стола открытую коробку конфет, предлагая:
- Угощайся, детка! И тебя с праздником!
Я беру конфету и сую за щеку.
- Мм, вкусно, - прикрываю глаза, облизывая губы. Женщина не отнимает коробку, поэтому я решаюсь угоститься еще одной. - Спасибо! Какие вкусности у вас тут, теть Мань! Надо же, ассорти с миндалем! Неужели наш дорогой комендант расщедрилась на угощение? - удивляюсь, проходя в каморку. - Теть Мань, я сегодня с дороги сразу в универ... К вам мои младшие братья должны были заглянуть - оставить для меня сумку... У мальчишек в городе спортивное мероприятие, так что мне повезло не тащить баул на себе.
- А как же, Женечка! - с готовностью кивает головой женщина. - И заглянули, и оставили! Хорошие братишки у тебя, вежливые такие, симпатичные. - Я нахожу глазами сумку, приставленную бочком к стене, затаренную бабулей под завязку, и выношу ее в коридор. - Все трое. Особенно старшенький!
- Что? - я останавливаюсь у двери, оглянувшись. - Старшенький?
- Ну, ты же о братьях сейчас говоришь, или как? - щурит вахтерша сквозь очки хитрый глаз.
- Да.
- Вот! Значит, и я о них! Старшенький, говорю, особенно симпатичным показался. Кстати, конфетки - это вот он принес, поздравил старуху с новым годом. И пакет для тебя передал, вот этот. Да чего смотришь, девонька, держи давай!
- Ой! - я принимаю из рук женщины небольшой пакет и прижимаю к груди. Растерянно поправляю шапку. - С-спасибо, теть Мань.
- А мне-то за что? - удивляется вахтерша, возвращаясь в кресло. Отмахивается от меня рукой: - Это братишке спасибо скажи, не мне! И беги уже, вязание у меня, отвлекаешь...
В комнате пусто и странно одиноко без Таньки: экзамены у Крюковой начнутся двенадцатого, до десятого января девушка в общежитии не появится. Я захожу в комнату, раздеваюсь и устало сажусь за стол, неожиданно досадуя на то, что некому сейчас прыгнуть мне на шею и бесцеремонно заглянуть в чужой пакет, чтобы с криком "Вау! Вот это да, Женька!" вынуть из него новенький телефон, ключи, несколько денежных банкнот и записку... написанную таким знакомым ровным почерком:
"Воробышек, это тебе от Яшки - номер я восстановил. Холодильник к шестому Бампер забьет. Деньги... купи, что хочешь. Илья".
И удивиться, обнаружив в пакете от Люкова рядом с телефоном теплый голубой шарф, громко задавшись вопросом: а что же, собственно, он там делает? Такой знакомый, Женькин, странным образом пропитанный запахом дикого можжевельника и горького апельсина?.. Подарок, который Илья вернул. Вернул, несмотря на мой щедрый порыв. Так почему же тогда я так глупо улыбаюсь?
Я беру в руки недорогой, очень симпатичный белый смартфон и отвечаю сама себе, прижимая шарф к груди: потому что ты, Люков, такой же обманщик, как и я. Как же, от Яшки...
Телефон включен, и в набранных звонках высвечивается знакомый номер с тремя семерками в конце - случайно набранный неизвестным пользователем абонент... Прозрачно даже для такой простодушной птички, как я, но твое внимание мне приятно. Ты же не знаешь, что я помню твой номер наизусть.
Я отваживаюсь долго - то набирая, то удаляя текст, прогоняя смущение улыбкой, вновь сомневаясь и тут же ругая себя за трусость. И все же пишу "Спасибо!" и даже добавляю веселый смайлик с подписью "это я". С надеждой жду ответ, и только вечером, когда общежитие засыпает, свет гаснет, а тонкий серп месяца разрезает рваные облака... когда я, закрыв ноутбук и забравшись с ногами под одеяло касаюсь, наконец, холодной щекой подушки, ты присылаешь короткое "Да, смайлик, ты", позволив мне, наконец, счастливо закрыть глаза.
Экзамен Игнатьеву сдан на тройку, и мне очень хочется верить, что оценка, пусть невысокая, заслужена честно. Ребята вновь собираются в клуб, приглашают присоединиться, Рябуха сыплет анекдотами, зажимает Петрову и обещает исполнить с девушкой в клубе грязные танцы, но я отказываюсь, сбегаю в общежитие и самостоятельно, день за днем упорно штурмую термодинамику, готовясь к экзамену. Хотя кому я вру? С нетерпением ожидая встречи с Ильей.
Я скучаю по нему, скучаю, и ничего не могу с собой поделать. Понимаю, что не должна, что так тосковать по парню не правильно, что ничем хорошим для меня влюбленность в Люкова не закончится, что у него таких девчонок, как я, дюжина и еще пучок,... и все равно дни до шестого января тянутся невыносимо медленно, а каждый вечер, засыпая, я вспоминаю его тепло рядом с собой и голос. И когда оно все-таки наступает, когда первые осторожные солнечные лучи проникают сквозь тонкие шторы в комнату, я вскакиваю с постели и приникаю к окну, желая разделить с солнцем радость начавшегося дня.
- Женька, а давай с нами вечером в парк махнешь, скучно же одной! - предлагает соседка Лиля, помешивая длинной ложкой суп на плите в общей кухне и выдыхая сигаретный дым в сторону приоткрытой форточки. - Сначала посидим как люди за столом, а потом на елку! Я тебя с ребятами познакомлю из химико-технологического, думаю, будет весело. Опять же, Настьке кавалера найдем, а то никак у подруги с любовью не срастется. А может, и тебе. Ну, так как? Или у тебя планы?
Я достаю из духового шкафа румяные пряники и обмазываю их нежной глазурью. Выкладываю выпечку аккуратно на большой поднос, присыпая корицей.
- Мясо я замариновала - поставишь тушиться на огонь часа в два, с салатами сами справитесь. Да! Смотри пряникам дай хорошенько остыть, не то глазурь смажется! Не знаю, как получится с парком, Лиль, думаю, вернусь в общежитие часам к восьми, не раньше, так что вы вряд ли меня дождетесь. Но, если что, я перезвоню и найду вас, хорошо?
- Как знаешь, Жень, - передергивает плечами девушка, закрывая форточку. Скрестив на груди руки, закатывает глаза. - И вся-то ты в тайнах, Воробышек, в планах переменчивых. И раньше разговорчивой не была, а теперь и вовсе скрытной стала. Даже Крюкова отметила.
- Почему это? - я удивляюсь, вытирая руки о кухонное полотенце и выключая плиту. Кидаю быстрый взгляд на старенькие настенные часы, где маленькая стрелка медленно приближается к одиннадцатичасовой отметке. Интересно, если я приду к Люкову к двенадцати, не будет ли это слишком рано? Хотя мне еще приготовить и убраться надо. Да и в магазин забежать - очень хочется для Ильи сюрприз сделать, пусть и не оригинальный в рождественский вечер, но все же. - Не выдумывай, Лиль, - поворачиваюсь к девушке. - Скажешь тоже! Такая же, как всегда.
- Не знаю, не знаю, - вздыхает соседка. - Сейчас убегаешь от нас не пойми куда, в новый год домой сорвалась, никому ничего не сказав... Хорошо хоть перезвонить догадалась из своего Гордеевска, а то мы тут с Танькой обыскались тебя. Как думаешь, Жень? Можно снимать или еще подержать? - спрашивает девушка, показывая пальцем на забранные в бигуди короткие волосы. - Вдруг стану кудрявой, как овца? Объясняй потом парням, что это красота неземная, - засмеют ведь. Мало им блеющей Настьки, не способной в мужском обществе внятно связать двух слов, так еще и я, соответствующая образу, так сказать.
- Снимай! - разрешаю я. - Пусть только попробуют посмеяться, Лиль! Вы с Настей у нас красавицы. Только воском после пройдись по концам, а то распушатся, - советую девушке и оставив ее продолжать в кухне праздничную готовку, убегаю в комнату, чтобы, наконец, одеться в привычный серый свитер, джинсы, закрутить волосы на макушке в луковичку, натянуть шапку, шарф, и, прихватив сумку, вылететь в день неприметной девчонкой. Не способной вызвать к себе у парней, подобных Люкову интерес.
Вот и хорошо! Пусть! В конце концов, мне об экзамене думать надо. И о приличной зачетке. А не о колючих глазах!
Домовой сидит на дереве у знакомого дома на набережной застывшим рыжим пятном, дожидаясь хозяина. Упакованная в коробку пластиковая елка с игрушками в одной руке и утка с фруктами в другой заметно оттягивают руки, но я, уже ступив на крыльцо подъезда, все равно возвращаюсь к зимнему клену и зову кота:
- Эй, Домовой, узнаешь? Пошли, что ли!
Поспешно отступаю в сторону, когда он послушно слетает с ветки и мышью прошмыгивает возле моих ног и мимо припаркованных у тротуара машин к подъезду, оглашая улицу тоскливым мяуканьем. Пересекаю аллейку, прижимая елку к груди, готовясь открыть кодовый ключ входной двери и вдруг испуганно вздрагиваю, среагировав на громкий хлопок дверцы незнакомого темного автомобиля, неожиданно раздавшийся возле меня. Прозвучавший так яростно, словно человек за тонированным стеклом еле сдержал злость, внезапно передумав выходить.