Я хорошо запомнила эти пальцы, следы их прикосновений две недели сходили с моей груди и бедер, я так ненавидела их. Так хотела, чтобы они оставили меня в покое...
Все закончилось очередным новым платьем и шумной вечеринкой в незнакомой компании в каком-то модном клубе, на которой Игорь объявил меня своей невестой и предложил принять от него обручальное кольцо. Он выглядел таким уверенным, словно ему по силам было чувствовать счастье за нас двоих... Словно мой ответ и не интересовал его.
Воробышек смотрит на меня, и я говорю за нее:
- Ты не взяла.
- Нет. Я отказалась принять кольцо, честно ответив, что не питаю к нему ответных чувств. Что... что лучше умру, чем стану его женой. Что он может хотеть, но его желание никогда не исполнится. И что его смех в ответ на мои слова - совсем не его победа надо мной, а моя, потому что он для меня навсегда останется пустым местом.
Я знала, что Игорь не простит мне прилюдного унижения. Я еще никогда не видела его таким злым и желала только остаться целой после его рук. Он привез меня в свой дом и долго мучил, заставляя чувствовать кожей его разочарование и обиду, а потом сильно напился, закрывшись со мной в комнате и твердо пообещав доказать наутро, как я ошибалась.
Я сбежала ночью, отобрав у него ключ и незаметно покинув дом. Когда меня увидела мама, она долго плакала, прося прощения. Все время, пока помогала мне собирать вещи и провожала ранним утром на вокзал, отправляя к тетке, - и за это я еще больше ненавижу его.
Через две недели мама помогла мне переехать в этот город, воспользовавшись давним знакомством с Синицыным, перевестись в университет и начать новую жизнь. Вот, пожалуй, и все. Осталось только сказать, что у меня почти получилось.
- У тебя получилось, воробышек. Не почти, а получилось.
Она вновь садится на постель, сминая на коленях халат. В комнате холодно, она только что пришла из душа... Я вижу, как кожа на голых икрах девчонки покрывается мурашками.
- Илья? - птичка стыдливо касается взглядом моего лица.
- Да?
- Я... так хотела, чтобы праздник для тебя стал настоящим. Домашним. Ты этого заслуживаешь. Чтобы твоим друзьям понравилось... Я не могла подумать, что сама... что из-за меня... Илья, пожалуйста, извини за все и... спасибо, что пришел.
Я молчу, наблюдая за девчонкой. Только сейчас обращаю внимание на доносящиеся из-за стен и двери звуки вечернего общежития, готовящегося достойно встретить рождественскую ночь. Обвожу взглядом полуосвещенную комнату, поднимаюсь со стула и твердо говорю:
- Одевайся, воробышек. Нам пора.
Птичка удивленно вскидывает голову и снова туже запахивается в халат.
- Куда? - спрашивает растерянно.
Я передергиваю плечами и честно отвечаю:
- Не знаю, воробышек, дорога покажет. Просто пойдем.
- Ты... уверен? - задает она странный вопрос и хмурит брови, вглядываясь в мое лицо.
- Уверен, птичка. Оденься потеплее, ты совсем замерзла, и возьми с собой теплые носки. Я подожду за дверью.
- Нет! - она останавливает меня, стремительно поднимаясь с кровати. - Не уходи, - просит, делая ко мне шаг, но тут же поспешно отступает. - Не надо. Просто отвернись, этого будет достаточно.
Она не хочет оставаться одна, понимаю я, но признаться в этом выше ее сил, и я уступаю. Я отворачиваюсь к двери и целую минуту разглядываю трещины в старой деревянной панели, соблюдая кодекс приличия, но девчонка манит меня к себе, как ночного мотылька фитилек, и я поворачиваю голову и нахожу ее отражение в потемневшем по краю овальном зеркале на стене...
Черт!
Птичка сняла халат, оставшись в черных трусиках-бикини, и ее стройная спина с перекинутыми на плечо волосами, тонкая талия и округлые бедра заставляют меня глубже вздохнуть и с досадой и болью за девчонку стиснуть зубы: я слишком сильно соскучился по ней, слишком сильно ждал встречи, чтобы сейчас заставить себя хоть на секунду отвести от нее взгляд. От моей птички, едва не угодившей в пасть к Ящеру.
Как же я тосковал по тебе, воробышек! Я бы проклял себя, если бы не успел.
Встреча с прошлым не прошла для девчонки бесследно: руки не послушны ей, а движения рассеянны. Она долго мучает застежку бюстгальтера, надевает джинсы, натягивает свитер... Включив фен, сушит волосы. Подойдя к шкафу и отворив длинную створку, долго смотрит на полку перед собой, пока, наконец, не достает две пары носков. Надев одну, вторую - шерстяную - растерянно держит в руках, прижав к груди, оглядывается на меня, видимо, не зная, что с ней делать.
Я отбираю у нее носки и помогаю надеть куртку. Спрашиваю после ее минутного замешательства:
- Где твоя шапка, воробышек? На улице холодно.
Птичка оглядывается на вешалку и неуверенно бормочет:
- Не знаю. Кажется, потеряла. Но это не страшно, - говорит, застегивая ворот и сжимая его в пальцах, - ведь есть капюшон... Правда, я не помню, куда положила твой шарф...
Мой шарф... Я не хочу, но улыбаюсь про себя мыслям девчонки: воробышек-воробышек, ты неисправима.
Она берет со стола и надевает очки, наклоняется застегнуть ботинки, но очки тут же падают к ее ногам, не удержавшись на лице. Птичка поднимает их - погнутые, с трещинкой на стекле, пытается согнуть поврежденную дужку непослушными пальцами... Вновь надевает и застывает у двери, остановив взгляд на своем отражении в зеркале над умывальником...
Чертов ублюдок! Я чувствую, как во мне напрягается каждая мышца.
Когда ее рука, поднявшись, касается оцарапанной щеки и вспухших обветренных губ, я обнимаю девчонку за плечи и решительно вывожу из комнаты, не дав ей шанса вновь уйти в себя.
- Пошли, птичка!
- Да...
***
В кинотеатре полно народу. Она сидит, уткнув нос в воротник своего пуховика, и, не мигая, смотрит перед собой на экран. Наверное, зря я выбрал комедию, воробышку совсем не смешно, впрочем, мне тоже. Но мы продолжаем молча смотреть фильм, в котором известный голливудский комик изображает важного профессора, в результате неудачного эксперимента над собой на глазах своей девушки и студентов-учеников демонстрирующего истовую влюбленность в молоденькую самку кенгуру, в результате чего все время получает от озадаченного животного передними лапами по морде.
Народ в зале покатывается от смеха, дружно жует попкорн, делится впечатлениями... После часа просмотра я встаю и говорю птичке:
- Пойдем, воробышек, - нахожу ее руку и увожу за собой из зала...
Мы в торгово-развлекательном центре Градова. В новогодние праздники центр украшен праздничной мишурой и полон праздношатающегося народа, я завожу девчонку в маленькое популярное кафе итальянской кухни, с трудом отыскав свободное место в людном зале, и спрашиваю, помогая ей раздеться и разместиться за угловым столиком.
- Что тебе заказать? Ты проголодалась? Пиццу? Что-то посерьезнее? Здесь хорошая кухня и быстрое обслуживание. Вот увидишь, нам не придется ждать.
- Спасибо, Илья, - отвечает птичка, складывая руки под столом на коленях, и чуть улыбаясь мягкими губами, такими яркими сейчас на ее лице. - Я ничего не хочу. Просто посижу, если ты не против.
- Еще как против, - я опускаюсь на стул напротив девчонки, взглядом останавливая подошедшего к нам официанта. - Так не пойдет, птичка. Если ты не будешь есть, я тоже не буду. А я с дороги и, черт возьми, голодный как волк! Еда в самолетах отвратная, но я бы и от нее сейчас не отказался, уже и не вспомню, когда последний раз ел. Так что, уходим?
- Но...
- Воробышек, не упрямься. Ты сама меня научила этому хитрому приему дружеского шантажа - помнишь, с шампанским? Теперь твоя очередь.
- Но, я действительно не хочу, Илья, - волнуется птичка, и это ее волнение и наползающий на бледные скулы румянец уже дорогого стоят. - Я не смогу сейчас... Мне кажется, - она вздыхает, поправляет очки и смущенно оглядывается на официанта, - не смогу ничего съесть. Извини.
- Тогда, может, чай? - я не намерен легко сдаться на ее волю, вокруг приятная суета, мелькают официанты, тихо играет музыка - мне очень хочется, чтобы птичка расслабилась. - Ты любишь с мятой, я помню. Или лучше кофе? Я слышал, здесь отлично готовят капучино.
- Нет, лучше чай, если можно, - уступает она.
- Хорошо, - я беру со стола меню и делаю заказ.
***
Люков замечательно ест - не спеша, но и не затягивая с процессом, с ровным мужским аппетитом. Мне кажется, я бы могла смотреть на него вечно. Разламывает в красивых пальцах хлеб, ловит твердыми губами оливку, жестко смыкая рот...
- Воробышек, лазанья сегодня восхитительна, хочешь кусочек?
Колючий взгляд останавливается на моих губах, скользит по щеке и только после этого поднимается к глазам. А передо мной вдруг проносится видение, как этот самый взгляд скользил по моему голому телу.
- Э-э, нет, - я утыкаюсь носом в широкую креманку и вяло подхватываю ложкой десерт, справляясь с неожиданно нахлынувшей волной стыда. Злая щетина Игоря оставила на моих губах и щеках болезненные следы, словно прошлась по коже наждачной бумагой, наверняка парень заметил, как они горят. Если бы их можно было стереть, смыть с себя, я бы сняла кожу, но сделала это, а так... Я утыкаюсь носом в десерт, подношу ложку ко рту и повторяю это ленивое действие раза четыре, прежде чем меня настигает мысль:
- Илья, это же клубника, свежая!
- Да, фирменный десерт кафе. Со сливками и шоколадом. Должно быть, очень вкусная?
- Очень, - киваю я изумленно. - Но, ведь это дорого? - выдыхаю. - Я знаю!
- Не дороже денег, - отвечает Илья и отпивает кофе. - Чего замерла птичка, хочешь угостить?
- А ты хочешь?.. То есть, угощайся, конечно! - я запоздало отодвигаю от себя креманку в порыве щедрости, но Люков останавливает меня, накрыв мою ладонь своей.
- Воробышек, я пошутил, - сжимает пальцы... и вдруг резко отпускает, почувствовав, как я напряглась от неожиданно-обжигающего прикосновения. - Ешь, это тебе.