- Черт! Птичка, - шепчет с досадой, - это выше моих сил! Все же мне лучше уйти! - Стремительно поднявшись, бросает подушку и плед в кресло, направляясь к двери. - Ты спи. Я вернусь за тобой утром.
Вот так - коротко оборвав нити, уходит светлой тенью в ночь, оставляя меня одну, а я понимаю, что не хочу отпускать его. Не могу! Потому что это тоже выше моих сил - остаться без него. Потому что все, что я думала о нем, думала о себе - все ерунда! Глупость! Тлен! Ничто! Пыль перед откровением, накрывшим меня с головой. Пониманием, что только он сейчас важен для меня, только его близость, только его руки, только его тепло.
Только это наше общее с ним мгновение.
Глупая, глупая птичка воробышек! Что же ты наделала?!
Я вскакиваю с кровати, путаюсь в одеяле и падаю на пол. Схватившись на ноги, отбрасываю одеяло прочь и нагоняю Люкова уже в прихожей. Вцепившись в предплечья, приникаю лбом к широкой мужской спине и выдыхаю, взмаливаюсь, останавливая, но мне плевать:
- Не уходи! Да! Люков, слышишь, да! Пожалуйста... Не оставляй меня.
Он замирает под моими руками, а я крепче прижимаюсь к нему.
- Помоги узнать, как это - быть с тем, кто хочет тебя, и кого хочешь ты. Кого очень хочешь! Если ты сможешь ко мне прикасаться после Игоря.
Он вновь словно статуя - напряженный, твердый, и только сбившееся дыхание выдает его. Я отпускаю руки, обхожу его и заглядываю в лицо, скрытое сейчас от меня полумраком ночи.
- Илья, не молчи. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! Я все равно тебя не отпущу, не отпущу, слышишь!
Он не молчит, напрасно мое зашедшееся в волнении сердце пропускает удар, он просит, опустив голову, жарко выдохнув в мой лоб:
- Да, не отпускай. Дотронься до меня еще раз, птичка. Ради бога, сделай это!
Сделай это! - мягкий шепот опаляет меня, и я с радостью встречаю овеявшее душу тепло. Прикасаюсь к Люкову, подступаю еще ближе, медленно поднимая ладони вдоль рук к широким плечам.
- Нет, не так! Мало! - он сдергивает через голову джемпер и отшвыривает его в сторону, снова замирая в ожидании моего прикосновения.
Какие сильные у него руки. И плечи. Он весь словно соткан из мышц - живое воплощение силы и красоты. Должно быть, именно такими испокон веков создавала природа лучших своих детей. Я опускаю руки на горячую, потрясающе упругую обнаженную кожу и веду ладони вдоль гладких мышц, отмечая вниманием каждую выпуклость, каждую впадинку, чувствуя в душе нарастающий трепет от безумно смелого прикосновения. Прикосновения женщины к мужчине. К своему мужчине.
Странная мысль, неожиданная, но сегодня я позволяю себе безоглядно верить ей. Я действительно трогаю, ласкаю своего мужчину. Впервые в жизни не стесняясь себя и проснувшегося желания. Глажу его грудь, спускаюсь к животу и провожу пальцами по рельефному прессу. Увожу ладони за спину Люкова, приникая щекой к крепкой груди. Трусь об нее как кошка - осторожно, пытливо, с наслаждением впитывая в себя эту нечаянную радость - быть к нему так близко.
Он тут же обнимает меня в ответ, замыкая на мне руки. Утыкается губами в макушку.
- Же-еня... - пробует мое имя на вкус, шевеля дыханием волосы, перекатывая его на языке так бережно, будто в чаше ладони хрустальные шарики. - Женя...
- Теперь ты, - наверно, я сошла с ума, но я тоже хочу гораздо большего. И я одним движением уверенных рук стягиваю с себя свитер и бросаю под ноги, оставшись в одном белье. Не колеблясь ни секунды, прошу парня, отыскав в рассеявшейся полутьме прихожей колючие глаза. - Ты, Илья! Сейчас. Дотронься до меня.
Он не расцепляет рук, но прижимает меня крепче, и я целую его в ключицу, в шею, заставляю с силой втянуть в себя воздух.
- Пожалуйста.
- Я боюсь обидеть тебя, птичка, - ласковые пальцы зарываются в мои волосы, шершавые подушечки оглаживают щеку, висок. - Как, подскажи?
- Вот так, - я беру мужскую ладонь и опускаю себе на грудь, подаюсь на остром вздохе навстречу новому прикосновению. - Подожди! - завожу руки за спину, желая расстегнуть застежку бюстгальтера и сбросить с себя досадную помеху, мешающую коже впитать желанную ласку... но он останавливает меня.
- Нет, - ловит руки, опуская к бокам, поворачивает к себе спиной, скользя осторожными пальцами по обнаженным плечам. - Не надо, Воробышек. Я сам.
Не знаю, скольких женщин ему довелось раздеть, сейчас я не хочу об этом думать, но он долго играет с нашим общим желанием, трогая, перебирая пряди моих волос, опуская ладони вдоль спины до самых ямочек на пояснице. Оглаживая талию, касаясь живота, возвращаясь к плечам, - познавая меня так же внимательно, как я его минуту назад.
Вот пальцы скользнули к лопаткам, замерли на секунду, и деталь моего белья исчезла где-то у стены, освободив грудь. Вот медленно огладили позвонки, отвели на плечо волосы, подбираясь к затылку и обнажая шею. Теплые губы прошептали за ухом, прежде чем коснуться кожи и лишить дыхания, так тихо, почти сливаясь с тишиной комнаты и, все же, позволяя услышать. Понять, как сильно он меня хочет.
- Женя...
И вновь кольцо сильных рук и губы на пульсирующем виске. И мое третье по счету "да" за сегодняшний вечер. И подкосившиеся колени, когда его ладони, наконец, накрывают в долгожданной ласке грудь.
***
- Да... - Шепчет она протяжно, и на ее шепот откликается каждый натянутый нерв моего тела, сводя с ума звенящей дрожью плещущегося в нем желания.
Птичка. В моих руках. По своей воле. Расслабленная и одновременно возбужденная. Обнаженная, теплая, близкая. Опьяненная одной со мной страстью. Искренняя в своем выборе. Настоящая.
Ее ладонь тянется к моему лицу, а я тянусь к раскрытым на вздохе губам. Ловлю их осторожно, сдерживая себя на остатках самообладания, помня о том, что сегодня напугало ее, но едва касаюсь обветренной кожи, едва чувствую сладкий вкус удовольствия, проникший в кровь... со стоном выпиваю девчонку до дна, теряя голову. Приникаю к ней, как к единственному источнику утоления снедающей меня жажды, готовый проклясть себя за несдержанность, когда внезапно понимаю, что птичка отвечает мне тем же.
С не меньшей страстью припадает к моему рту, с не меньшей силой обнимает руками спину, прижимая к себе. Отзываясь, увлекая, позволяя двигаться дальше.
Руки скользят по бедрам и черные бикини воробышка уже на ее красивых щиколотках, а мои губы мнут мягкий живот. Она оказывается на узком комоде у стены прихожей раньше, чем я успеваю сообразить, что сделал. Откидывает голову, разводит колени, притягивая меня к себе, а я внезапно понимаю, что поступаю сейчас с ней ничем не лучше урода Ящера, готовый немедленно ворваться в ее податливое тело. Взять девчонку у гребаной стены в чужой прихожей гребаного отеля.
Черт! Как в дешевом рейтинговом кино для взрослых. С одной лишь разницей: все, что в эту ночь происходит между нами - отнюдь не инсценировка чувств, не короткая схватка желаний, все куда серьезнее.
Я останавливаюсь, тяжело дыша, нависая над плечом птички. Не в силах отступить, и, вместе с тем, боясь ранить. Испортить все к черту своей порывистостью!
- Нет! - неожиданно твердо говорит она. - Не смей! Только ты... Только ты сейчас, слышишь! Его для меня не существует! - и вновь эти сумасшедшие губы на моей коже и смелые пальцы, отыскавшие ремень джинсов. И голос моей нежной девочки, утонувший в глубоком поцелуе. - Я хочу тебя, Илья...
Хочу тебя...
Два ключевых слова, сорвавшие последние оковы с моего желания. Сулящие телу освобождение от боли, заставившие сердце, в ответ на них, удариться о ребра с двойной силой, пламенем сказанного напрочь лишив дыхания.
Да, только я. Только для тебя. Только с тобой.
Не сейчас - всегда.
Господи, воробышек, как же долго я ждал! Кажется, века. Слышал голоса многих, был со многими, а отозвался лишь на шепот залетевшей в душу сероглазой золотоволосой птички.
Я вхожу в нее медленно, на прерывистом вдохе, держа раскрытыми губами ее губы и закрыв глаза. Выпивая ее первый стон удовольствия до последней капли, новым толчком побуждая еще больше раскрыться для меня.
Да, моя девочка, вот так встречай меня. Неизменно горячей и отзывчивой. Стонущей. Оплавляющейся свечным воском в моих руках.
- О-ох! - выдыхает она, прочерчивая напряженными ноготками кожу на спине, сжимая вокруг моих бедер колени, и я тут же прячу в изгибе ее открытой шеи довольный рык. - Ты... большой, Люков.
- Птичка... - на миг замираю от такого признания, не зная, что сказать и что ожидать от девчонки, но она уже скользит пальчиками к затылку, зарываясь ими в мои волосы, шепчет, притягивая меня к себе, опаляя жарким дыханием ухо.
- Большой. Мне нравится...
Ах ты, хитрая плутовка! До самых кончиков мизинцев ног настоящая женщина, пусть и не ведающая о том. Я нахожу мягкие губы и вновь заставляю птичку ответить мне протяжным стоном. С трудом оторвавшись от нее, честно предупреждаю, осторожно прикусывая нежную кожу на запрокинутом подбородке, жадной рукой прогибая ее под талией к себе.
- Воробышек, осторожней. После таких признаний я не продержусь долго. Ты и так сводишь меня с ума. Ты невозможно...
- Я тоже... - тонкие ноготки ложатся на лопатки, соскальзывая вниз, сердце девчонки гулко бьется о мою грудь, - тоже не продержусь... Ох, Илья!
- Что? О Господи! - Я чувствую, как птичка сжимает меня, задерживает вздох... и отпускает себя, тихонько вскрикнув, нанизывая на бьющееся во мне желание волны своего удовольствия. И задыхаюсь сам, растворяясь в ней, встречая хриплым стоном раскроивший меня надвое цветной мир. Целую девчонку, крепко прижимая к себе, чувствуя переполняющую сердце радость от нашего общего с ней финиша встретившихся желаний.
Вот теперь она моя. До последней клеточки, вся и неделимо. Только бы подобрать слова. Только бы успокоить и уверить, что никогда больше Ящер не коснется ее даже взглядом и не встретится на пути. Только бы не испугать напором.