— Ладно, Гордеев. Пора бы тебе и на занятия отправляться, а то уже второй урок загибаешь, — пожурил меня декан.
Он еще раз кому-то позвонил.
— Валентин Прохорович, у меня к вам просьба. Вы же видели, как по вине академии пострадал один из наших студентов? Он сейчас у меня. Так вот, сходите-ка вы с ним в университетский магазин и выпишите ему новую форму под его размер, так сказать, в качестве компенсации. Ну и в душ пусть забежит по-быстрому, а то уж больно душистый аромат от него. До третьего урока управитесь? Ну… хотя бы до середины. Я сообщу преподавателям. Хорошо. Жду.
Через пять минут в кабинет заглянул завхоз Коржиков. На его лице было такое недовольное выражение, словно его оторвали от важного государственного дела. Декан, увидев его, едва смог сдержать улыбку.
— Вечно чем-то недоволен, — шепнул он мне. — Ну, давай, Гордеев, иди. Время не ждет.
— До свиданья, Александр Иванович, и спасибо вам огромное, что не отчислили, — радостно попрощался я и пошел к двери.
Когда я подошел к Коржикову, то услышал, как он бурчит себе под нос:
— А надо было. Да еще и выпороть вдобавок, и в карцер посадить дней на пять. Вот были же раньше времена, — с горестью добавил он, — я всех студентов в ежовых рукавицах держал. — И он крепко сжал перед своим носом кулак.
Мы с Коржиковым спустились обратно в цокольный этаж, где в дополнение ко всему остальному находилась и весьма шикарная сауна, предназначенная, как я понял, исключительно для преподавателей и работников академии. Там я по-быстрому принял душ, а потом под строгим надзором недовольного завхоза мы пошли в магазин, где мне подобрали новую форму. Она оказалась, на удивление, даже лучше старой. Пока я ее примерял, продавец тихо спросил у Коржикова:
— Кто это? С какого хрена ему форму за просто так отдаем?
— Вот и я про то же, — начал гневно сокрушаться завхоз. — Явился проходимец какой-то, испортил казенное имущество в количестве сорока восьми гигантских ядовитых пауков и одной гидры, всеми обожаемой Матильдочки, а ему после этого еще и форму выдавай. Куда, мать вашу, катится этот мир?
Продавец укоризненно покачал головой и с осуждением глянул в мою сторону.
Я же только снисходительно поржал на них про себя. Подумаешь, собрались два старикана и начали другим кости перемывать. Это вообще один из первых признаков старости: когда чужие жизни начинают тебя интересовать больше своей. Вот другое дело я: уже пятую сотню лет разменял, а все живу в свое удовольствие и к другим особо не лезу, а значит и чувствую себя лет эдак на двадцать пять, чего и этим двум болезным желаю.
Короче, новая форма мне понравилась, и я довольный, как слон, перекинул сумку с учебниками и тетрадями через плечо и пошел на выход из магазина.
— Куда⁈ — не своим голосом закричал продавец. — А расписаться в получении? — Он гневно посмотрел на меня и вручил мне какую-то бумажку.
Я сочувственно усмехнулся, поставил на листке какую-то закорючку и вышел из магазина. Вернувшись в здание академии, мы поднялись на второй этаж и свернули в левый коридор. Коржиков семенил рядом со мной, снова ворча себе под нос, да так, чтобы обязательно мне было слышно:
— Что за молодежь нынче пошла? Ты им — добро, а они даже спасибо не скажут. Неблагодарные отродья. Заковать бы вас в кандалы, да подвесить на пару часиков в подземелье. Быстро бы научились, как надо со старшими себя вести.
— Вы что-то сказали, Валентин Прохорович? — наконец не выдержал я.
Завхоз злобно зыркнул на меня и ничего не ответил. Через пару секунд он снова начал нарочито громко бормотать себе под нос:
— Еще спрашивает, паршивец, сказал ли я что-нибудь. А ему какое дело, что я там говорю? Не для твоих цыплячьих мозгов. Хе-хе. Все равно ни до чего не допрет. Как хоть таких вообще в академии берут? Разгильдяи и бездельники…
Дальше слушать я не стал и, ускорив шаг, вскоре свернул в один из коридоров.
— Не туда, дурья твоя башка! — услышал я за спиной запыхавшийся голос Коржикова, который тщетно пытался меня догнать. — Вот же твой кабинет. — И он указал на одну из дверей, мимо которой я только что прошел.
Ну наконец-то! А то я уж начал думать, что эта пытка мерзким завхозом никогда не закончится. Я сухо глянул на Коржикова, молча ему кивнул в знак благодарности и, отвернувшись, постучался и открыл дверь в кабинет, где сейчас шел урок по защитным заклятиям.
— Можно войти? — по старой школьной привычке Саньки Гордеева спросил я.
На меня с интересом уставилось множество глаз. Преподаватель, видимо, уже предупрежденный, едва заметно кивнул и вернулся к объяснению новой темы. Я быстро зашагал вдоль крайнего ряда парт, пока не увидел свободное место. Усевшись рядом с растрепанным рыжеволосым парнем, я достал учебник и тетрадь по защитным заклинаниям и начал переписывать с доски тему урока.
— Эй, — вдруг легонько толкнул меня локтем сосед по парте, — ты че, реально всех тренировочных пауков в одиночку замочил?
Ну нихрена себе тут новости разлетаются! Часа еще не прошло, а уже всё знают.
— Не, ты меня с кем-то спутал. Я пауков боюсь. От одного вида сознание теряю, — равнодушно ответил я, продолжая записывать лекцию.
По ехидной улыбке парня было заметно, что он мне нифига не поверил.
— Меня Колян зовут. — И он протянул мне руку. На его лице застыло неподдельное восхищение.
— Саня, — пожав его руку, буркнул я в ответ и снова уткнулся в свою тетрадь.
— Гордеев! — вдруг строго прикрикнул преподаватель. — Не успел войти, как за разговорчики принялся? Так и снова выйти недолго.
— Простите, Игорь Николаевич, — вдруг подал голос мой рыжеволосый сосед. — Это моя вина. Я больше не буду.
Учитель раздраженно глянул на него, хмыкнул и, так ничего и не ответив, повернулся к доске и начал вычерчивать на ней какую-то схему.
— Душный он какой-то, этот Гусев, — шепнул мне Колян, хмуро кивая в сторону преподавателя.
И тут вдруг в тишине аудитории раздался звонкий щелчок, словно лопнула туго натянутая резинка. А за этим сразу же последовал громкий девичий взвизг.
Преподаватель раздраженно повернулся от доски и хмуро уставился на студентов.
— Игорь Николаевич, — прозвучал вдруг знакомый растерянный голосок. — Можно выйти?
Из-за парты поднялась красная, как рак, Ирка Синицына, и придерживая руками вырвавшуюся на свободу грудь, которая просвечивала сквозь белую блузку, виновато взглянула на преподавателя.
Преподаватель, оценив масштаб вывалившейся на всеобщее обозрение проблемы, смущенно хмыкнул и сказал:
— Выйдите, Синицына.
Ирка сгребла учебник и тетрадь в сумку и, схватив ее, поспешно выбежала из аудитории.
И только после этого я заметил кружащегося под потолком и довольно ухмыляющегося Пушистика. Охренеть! Мой дракон не только смог сам, без моего призыва, выбраться наружу из магического эфира, но еще и учинил с Иркой один из своих любимых фокусов: расстегивание бюстгальтера через одежду. Твою ж мать! Теперь за ним нужен глаз да глаз!
Я пробежался взглядом по возбужденно хихикающей аудитории и вдруг изумленно замер — через три парты от меня сидел и противно ухмылялся тот самый выежистый сынок князя Мышкина, которого я тогда так удачно отмудохал в подворотне. Вот это, мать вашу, поворот!
Глава 21Молотов и его маленький молоточек
Я быстро утихомирил Пушистика, который уже готов был повторить свой фокус со следующей пышногрудой студенткой. Дракон протестующе заклекотал, но ослушаться не посмел и смирно уселся на макет головы горгульи, стоящий на одном из шкафов.
Я вновь посмотрел на младшего Мышкина. Ого, а вот и его дружок Ромчик, которому я тоже знатно врезал в той драке. Хорошо, что я тогда был в образе графа Суворова и сейчас они не обращали на меня абсолютно никакого внимания. Хватит мне пока что проблем с Молотовым, которые как-то придется решать, желательно, без ущерба для себя и академии.
Тем временем преподаватель успокоил класс и продолжил прерванную лекцию. До конца урока я сидел, уткнувшись в тетрадь, и кропотливо записывал за учителем. Не то чтобы мне уж очень нравилось это занятие, но таким образом можно было хоть как-то скрыться от любопытных взглядов, которые то и дело бросали на меня другие студенты.
Наконец, прозвенел звонок, и мы все высыпали из класса. Я быстро пошел к лестнице, ведущей на первый этаж, чтобы побыстрее свалить от пялящихся на меня одногруппников. Но Колян все-таки увязался за мной.
— Сейчас большая перемена, а потом — занятия по фехтованию и рукопашному бою, — трындел он над ухом, пока мы спускались в холл академии, проталкиваясь между другими студентами. — Есть не хочешь? А то тут столовка рядом. Готовят там отменно. — Николай указал куда-то направо.
А вот это дельная мысль! После махача с тварями из разломов я капец как проголодался. Заинтересованно глянув на Коляна, я сказал:
— Конечно хочу! Показывай дорогу.
— Идем! — Колян радостно потер руки и двинулся в сторону столовки.
Внутри было полно студентов и почти все места за длинными столами были заняты. Мы отстояли очередь на раздаче, набрали на подносы еды и, расплатившись, уселись на только что освободившиеся соседние места за одним из столов.
— Колись, ты реально их уделал? — спросил Колян, зверски расправляясь с вкуснейшим борщом.
— Угу, — кивнул я с набитым ртом, в надежде, что рыжий весельчак после этого от меня отстанет.
— Офигеть! У нас в баронском роду Крисановых тоже был герой. Это было лет двести тому назад, — похвастался Колян. — Говорят, что он убил какого-то демона, но точно никто не знает, как это произошло. Дело-то давненько было.
— Да какой я, нафиг, герой, Колян? Мне просто повезло и все тут, — отмахнулся я.
— Слушай, а научишь меня драться с монстрами? — увлеченно спросил он.
— Колян, у нас сейчас будет урок фехтования у настоящего мастера. Вот у него и попроси. Он стопудово поопытнее меня будет.
— Не-а, ты круче. В восемнадцать лет замочить кучу гигантских пауков! Это же охренеть можно! — Колян уминал за обе щеки продолжал уминать борщ и при этом все-равно как-то умудрялся разговаривать.