Дорога становилась круче, и дед Шермат вылез из арбы.
— Полегче будет лошадям, — сказал он.
За ним последовал и я.
— Новые люди растут. Хорошие люди, — сказал дед Шермат.
В полдень мы приехали в Кыргоо. На обратном пути в Тегерек дед Шермат обещал заехать за мной.
Я жил в Кыргоо у знакомого чабана. Кыргоо — первая ступенька гигантской лестницы, ведущей ввысь, к зубчатым вершинам гор. Возле зелёных пологих отрогов справа желтеют низенькие песчаные холмы — адыры; прижимаясь к фиолетовым скалам, бурлит, горбится речка, прозванная Поперечной. В высокой, по пояс, траве пасутся отары овец и табуны лошадей.
Крепкий, широкий в плечах чабан Калман Ахматбеков вот уже двадцать третий год весной пригоняет отару в Шор-Булак — самое верхнее пастбище совхоза. Со скалистого перевала далеко внизу видна синяя полоска Иссык-Куля.
— Озеро будто рядом. А на самом деле до него больше сорока километров, — сказал Калман. — Недавно Баллы читал мне легенду об озере.
— Баллы бывает и у вас?
— А как же… Обязательно. Он приносит книги. Если попрошу — читает их вслух. Глаза у меня слабые. От горного солнца, видно.
Жаркое полуденное солнце замерло над горами, над Шор-Булаком. Овцы, истомлённые зноем, в поисках прохлады жались к земле, сбивались в кучу в тени адыров. Калман лежал в зарослях чия и, глядя на фиолетовое безоблачное небо, рассказывал о пионере Баллы Телекееве.
— Я не очень-то любил читать. Считал, что чабану не пристало сидеть с книжкой. И без того у меня, думал, забот много. Но однажды пришёл ко мне Баллы. Так и так, дядя Калман, пионеры Тегерека сажают деревья, растят ягнят и телят, собирают металлолом, сами построили здание школьных мастерских. И ещё мы решили, дядя Калман, доставлять на пастбища новые книги. В Шор-Булаке живёт только три человека. До фермы от вас далеко — вы и в кино не ходите и радио не слушаете… А книга всегда будет рядом. Как друг, товарищ. На вашем пастбище книгоношей буду я. Можете заказывать книги в библиотеке и в сельпо. А я давно книжку в руках не держал. Ну давай, говорю, попробуем, почитаем. В тот день он начал читать мне книжку «Грач — птица весенняя»… Дочитал я её уже один. Потом он принёс «Записки охотника», «Капитанскую дочку». Сейчас жалею: сколько не прочитано мною книг! Тысячи! Нет, поздновато пришёл ко мне Баялы.
И домой старый Шермат не спешил. Лошади шагали будто нехотя, лениво, хотя дорога всё время шла под уклон. Старик напевал какую-то песенку и совсем не обращал на меня внимания.
— Что у вас нового, уважаемый Шермат?
— Ничего! — сказал старик. — Сдал кому надо печку, котёл и муку… Люди довольны, и я доволен.
Вдруг Шермат остановил лошадей и, размахивая руками, закричал:
— Эй, Баялы!
По тропинке спускались два человека; трудно было угадать в них Баялы и Урия — настолько далеко они находились. Но Шермат, бросив вожжи, сидел, поджидая пешеходов.
Глаза не подвели старика: это на самом деле были Баялы и Урий.
— Садитесь, ребята, — пригласил их дед Шермат.
— Спасибо, дед, — сказал Баялы.
Ребята сели, и Баялы стал не спеша рассказывать о пастбищах, о своих встречах, о продаже книг. А Урий не проронил ни слова; он молчал, опустив глаза, и изредка растерянно улыбался.
— Дед Шермат, — неожиданно спросил Баялы, — для чего заменяют баранов овцами?
— Как — заменяют? — не понял старик.
— Вот, скажем, я пасу отару баранов… Ко мне приезжает друг и предлагает сменять барана на овечку. И я меняю.
— Ну, а потом можешь ехать прямо к прокурору. За такой обмен накажут строго.
— За что накажут?
— Тут, Баялы, хитрая механика. Барашек весит семьдесят, а то и восемьдесят килограммов, а овца значительно меньше. Поэтому барашка на базаре иногда можно продать вдвое дороже, чем овцу.
Баялы задумался.
— Вон как выходит, — произнёс он. — Слышишь, Урий?
Урий молчал.
— Мы, дед Шермат, видели, как меняют баранов на овец, — сказал Баялы.
…Это произошло минувшей ночью.
Джумалы, к которому шли ребята, заболел. Дочь его, Айджамал, уехала в Тегерек, чтобы вызвать врача и предупредить управляющего фермой о болезни отца.
Врач приехал, а Айджамал не вернулась: управляющий задержал её на ферме. Вместо Айджамал приехал Атамкул, маленький, с заметным горбом человечек.
— Поезжай, Джумалы, лечись, — сказал Атамкул. — А я за тебя поработаю. Не бойся, с отарой ничего не случится.
Врач увёз Джумалы в Тегерек; Атамкул временно поселился в его юрте. В сумерках туда пришли Баялы и Урий. Они хотели отдохнуть, но Атамкул сказал, что юрта не его и он не хочет отвечать, если какие-нибудь вещи Джумалы исчезнут.
— А мы и в сене ночуем… вон там! — Баялы показал на копну сена невдалеке от юрты.
— Не возражаю, — сказал Атамкул.
Ребята пожалели, что не застали Джумалы. Если бы они знали, что он заболел и уехал, они бы не пришли сюда.
Ребята поглубже зарылись в сено и уснули.
Ночью в долине загудел мотор автомобиля. Первым проснулся Баялы. «Вот сейчас мы уедем домой», — обрадовался он и выбрался из сена. Над горами стояла тёмная, глухая ночь. Вдали, рассекая темноту, через всю долину протянулся сноп яркого света.
— Баялы… Подожди… — Рука Урия ухватила Баялы за подол рубашки.
— А я хотел разбудить тебя, — сказал Баялы. — Пойдём. Шофёр, может, довезёт нас до Тегерека.
Осторожно, потому что Урий спросонок часто спотыкался, мальчики приближались к автомобилю. И, чем ближе они подходили к свету, тем гуще становилась темнота.
— Я ничего не вижу, — пожаловался Урий.
— И я тоже. Держись за меня.
Вскоре мальчики услышали тихий разговор.
— Никого здесь нет, — говорил Атамкул. — Только в сене спят двое мальчишек.
— Что за мальчишки?
Баялы голос показался знакомым.
А Урий, вздрогнув, сжал локоть Баялы.
— Да, Баялы… пионер. Книжки продаёт.
— А второй?
— Мальчишку будто знаю, а чей он — не могу припомнить.
— Вдруг они не спят? Я выключу фары.
Фары мигнули и погасли. И сразу же непроницаемая темнота окружила ребят.
— Давай выгружай! — приказал незнакомец.
— Сейчас! — Атамкул громко крякнул; в кузове машины что-то стукнуло. Затем послышалось тихое блеяние.
— Я беру десять баранов, оставляю десять овец. Утром пусти их в отару.
Потом Атамкул и незнакомец, тихонько переговариваясь, вдвоём поднимали что-то тяжёлое — очевидно, баранов — и бросали в кузов автомобиля.
— Утром я буду в Рыбачьем. Верные люди… сегодня же и продадут баранов…
Баялы ничего не понимал. Почему баранов подменили овцами? Кто этот человек, приехавший к Атамкулу ночью?
Урий вздрагивал, словно он замёрз, и крепко сжимал руку Баялы.
— Пойдём, — шепнул он, — пойдём сейчас же в Тегерек. Я боюсь. — Он тянул Баялы куда-то в сторону, подальше от Атамкула и его приятеля.
Незнакомец включил фары, и машина, описав полукруг, начала подниматься на перевал.
Ни Баялы, ни Урий так и не заснули до рассвета. Урий сидел, обхватив руками колени, и молчал. Он молчал и дорогой. И только однажды он сказал, будто про себя, что ему стыдно.
— Чего стыдно? — спросил Баялы. — Придём сейчас в Тегерек и прямо к управляющему фермой. Расскажем ему обо всём, что слышали.
— Я не пойду, Баялы. — Лицо Урия вспыхнуло.
— Эх, ты! А ещё пионер. Боишься, да?
— Не боюсь. А не пойду, — упрямо повторял Урий.
— Послушай, Урий. Я не знаю почему… думаю, что Атамкул и тот… незнакомый сделали что-то нехорошее. Ну вот уверен, и всё. Понимаешь?
— Один иди. А мне нельзя, Баялы. Нельзя!
— Ну почему?
— Не спрашивай, если не догадался.
И вдруг будто рядом прозвучал голос: «Верные люди… сегодня же продадут баранов…» Как он, Баялы, не догадался раньше. Голос Шершена — брата Урия — не спутаешь с другими… Может, Урий и прав. Ему не стоит идти к управляющему фермой. Но Баялы пойдёт. Обязательно пойдёт.
Баялы взял Урия под руку.
— Я понял, всё понял, Урий. Не расстраивайся.
Они шли молча. Спускаясь с горы, они увидели арбу деда Шермата.
— …Вот как это было, — закончил Баялы свой рассказ. Он лишь не назвал имя того, кто увёз баранов из Узун-Булака, возможно, он не хотел обижать Урия.
— Да, надо, пока не поздно, сообщить об этом управляющему фермой. Успеют поймать того… второго, — сказал дед Шермат. Он огрел плёткой сперва одну, потом другую лошадь: — Э-э-э! Поторапливайтесь.
Лошади пошли вскачь.
— Не уйдёт! — кричит дед Шермат. — Поймают. А вы, ребята, идите к управляющему… Оба!
— Урию неудобно. Второй… вор — Шершен, его брат. Я схожу один, — сказал Баялы.
— Мы пойдём вместе, — твёрдо сказал Урий.
…Дед Шермат остановил арбу возле конторы фермы.
Мальчики, а вместе с ними я и дед Шермат, направились к управляющему фермой.
Эмиль Михайлович ОфинВ патрульном дозоре
Боря долго не разрешал Климу подняться в Атаманское гнездо. На все просьбы Клима он важно отвечал: «Ещё свернёшь себе шею». Но однажды после завтрака Боря сам вдруг подозвал Клима, уныло бродившего вокруг Атаманской сосны.
— Сигнализацию понимаешь? Ну, например, как будет: «Прошу помощи»?
У Клима застучало в груди. Он сдёрнул с шеи красный галстук и взмахнул им три раза крест-накрест.
— А как: «Всё хорошо, иду по заданию»?
Клим поднял галстук над головой и медленно круговым движением опустил его.
— Я могу, Боря, показать ещё «Опасность», «Важная находка» и…
— Ладно, — перебил Боря, — вижу, что знаешь. — Он повесил свой бинокль на грудь Клима. — Подежуришь, пока мы с Витькой будем проводить телефон в Главный штаб.
Потом Боря задрал голову и сначала засвистел по-щеглиному, а после крикнул:
— Эй, на вахте! Опускай трап!
По стволу сосны скользнула, разматываясь, верёвочная лестница.
И вот наконец-то Клим в Атаманском гнезде! Это небольшой дощатый настил с крепкими перилами из жердей, переплетённых ветками, — настоящее гнездо! Его построили Боря и Витька Атамановы, и на совете дружины было решено назвать этот наблюдательный пункт Атаманским — в честь его строителей, — тем более, что фамилия такая примечательная. Сосна не очень высокая, зато она растёт на холме. Отсюда видны не только все закоулки лагеря, но и соседний колхоз, и озеро, и окрестный лес на несколько километров. Дежурить здесь — дело ответственное. Вчера, например, Витька Атаманов заметил, что с шоссе свернула в лес грузовая машина с экскурсантами. Витька подал сигнал, и через пять минут Летучий отряд под командой Володи Ковальчука вышел по указанному направлению. Пусть бы попробовали экскурсанты развести в лесу костёр или наломать веток! Разведчики помчались бы в колхоз или на перекрёсток шоссе, где всегда стоит со своим мотоциклом лейтенант милиции товарищ Щепкин…