Но учителя шли мимо, видимо принимая Борю за своего.
Боря быстро пошёл по коридору и вдруг увидел большой картонный щит с рисунками. Сверху была надпись: «Рисунки на индийские темы».
Чего только не было тут. Какой-то Алёша Логашин из шестого «В» нарисовал Будду, смешного индийского бога, Серёжа Ширко — танцовщицу и лихого барабанщика-аккомпаниатора, а Лена Иванова — старинный мавзолей.
Боря перешёл к следующему стенду. Здесь были большие фотографии с подписями: «Почтамт в городе Калькутте», «Вид города Бомбея с Малабарского холма», «Кашмир. Мастера народного искусства за работой». Боря вспомнил, что видел здания, похожие на эти, и таких же людей в индийских кинокартинах. Может быть, ребята перепечатали кадры? Интересно, как они это сделали и где взяли плёнку?
Постепенно Боря увлёкся выставкой. Да, это были уже не открытки, а большие цветные фотографии — репродукции с картин индийских художников. А это что за смешные шапки, куртки, рубашки для кукол? Ага, понятно: тут же подписи. Это модели индийских костюмов, сшитые девочками.
— Намасте! — послышалось сзади.
Боря обернулся. Рядом стоял мальчик чуть повыше его ростом. Боря почувствовал, что два карих хитрых глаза с любопытством рассматривают его.
— Здесь моя сестра учится, — пробормотал Боря. — Она говорила… А кто это всё сделал?
— Клуб юных путешественников.
— Туристов?
— Иногда и туристов, — загадочно ответил мальчик. — Но вообще-то путешествия у нас главным образом воображаемые.
Чувствуя, что Боря не понимает, мальчик продолжал:
— По карте, по книгам, фотографиям, рисункам.
— Как же можно так путешествовать?
— Очень просто! Вот смотри!
Новый знакомый подвёл Бориса к стенду и начал рассказывать. Боря будто проходил по улицам неведомых городов. На рисунках и фотографиях он видел удивительные здания — каждое со своей историей, любовался пышной тропической растительностью, рассматривал непривычных для его глаз животных.
Папа, возвращаясь из своих поездок, не рассказывал так интересно! Конечно, у него и не было столько фотографий, рисунков, макетов…
— Вот так мы и «путешествуем»… А зовут меня Слава. А тебя как?.. Боря?.. Я в исторической секции. Поэтому мне почти всегда приходится рассказывать первым. Потом рассказывают ребята из географической секции, потом из литературной. У них работа почти такая же интересная, как и у нас. Стихи читают, рассказы, а иногда маленькие сценки ставят. А картины и открытки подбирают ребята из секции индийского искусства, Все наши путешественники теперь про Индию столько знают, что ни в одном учебнике не написано…
— И много у вас ребят, в клубе-то?
Слава пожал плечами.
— Надо будет посмотреть в летописи. У нас есть своя летопись: такая книга про историю нашего клуба. Там всё записано.
На столике, рядом с макетом завода, строящегося в Индии совместно советскими и индийскими рабочими, лежал большой альбом. Новый Борин знакомый начал быстро листать страницы.
— У нас есть тут список всех членов клуба… Думаешь, каждого принимают?
Оказалось, что стать «юным путешественником» не так-то просто. Нужно было прежде всего иметь отличные отметки по иностранному языку. Это понятно. Нельзя же доверить переписку с зарубежными друзьями человеку, который будет делать ошибки в письмах или бегать к учителю и спрашивать: а что мне здесь написали?
Боря вспомнил о мопсах и невольно покосился на свой портфель с открытками.
Впрочем, вспоминать об этом некогда. Боря едва успевал задавать вопросы:
— А кто на этой фотографии, а что здесь снято?
— Индийские танцовщицы выступают на сцене Колонного зала Дома Союзов. А вот они же среди ребят. Вот с самого края на этой же фотографии я.
— Куда это вы собрались с рюкзаками? Неужели в Индию?
— Поход в Калинин. На родину первого русского путешественника по Индии Афанасия Никитина. А вот все мы у памятника Никитину.
Боря не раз ездил в Ленинград. Поезд выходил из Москвы поздно ночью. Перед самым отправлением радио извещало: «Первая остановка Калинин».
Что в Калинине родился Афанасий Никитин, Боря знал, но никогда и не думал о том, что интересно было бы побывать на его родине.
— А из других школ вы принимаете в клуб?
— Зачем? — удивлённо спросил Слава. — Разве вы у себя не можете такой клуб организовать?
— Так мы же индийские языки не изучаем, — вырвалось у Бори. И он тут же понял, какую глупость сморозил: как будто путешествовать можно только по Индии!
Прибежав домой, Боря вытащил из ранца открытки. Какое счастье, что он не успел показать их никому в Галкиной школе, не затеял разговор о них…
В комнату, переваливаясь, вошёл соседский Колька.
— Боря, поиграй с малышом! — донёсся голос мамы.
Колька покосился на открытки в руках Бори.
— Собачка? — осторожно спросил он.
Коля знал, что в Бориной комнате ничего нельзя трогать, и никогда не тянулся к вещам. Он только встал на цыпочки, чтобы получше разглядеть мопсов издали.
— Хочешь подарю?
— Хочу, — вздохнул малыш. — А эти?
Коля протянул руку к остальным открыткам, но Боря остановил его:
— Не трогай. Это я отнесу в школу. Будем путешествовать по ГДР. Понял?
На выставке «Дружба пионеров всех стран» больше всего народу было около стенда, посвящённого немецким ребятам.
Школьники и взрослые рассматривали фотографии — памятник Шиллеру и Гёте в Веймаре, пионерская «республика» имени Эрнста Тельмана, гигантский лагерь близ Берлина; ребята на строительстве нефтепровода дружбы, что начинается на промыслах восточнее Волги, пересекает добрую половину Европы и несёт целую реку нефти в ГДР.
Были здесь и модели «Вартбурга» и «Трабанта», то есть «Спутника» — легковых автомашин, выпускаемых немецкими заводами; и альбом с рисунками, присланный из Дрездена, и макет домны — детища советских и немецких рабочих, сооружённый во Дворце пионеров в Котбусе.
О каждом из экспонатов рассказывал плотный, загорелый восьмиклассник. Говорил он обстоятельно, подкрепляя свои объяснения свидетельствами: «А об этом написал нам Гюнтер из города Галле», «Это мы узнали от Бригитты из Лейпцига». У всех экспонатов была своя, пусть маленькая, история.
Экскурсоводом был Борис, тот самый Боря, который два года назад пришёл в школу к своей сестре, чтобы обменять мопсов на индийские открытки.
М. МеньшиковБаялы из Тегерека
Мы выехали из Тегерека на рассвете. Дед Шермат — низенький, толстый возчик сельпо — сказал, что, возможно, часов в девять-десять утра мы будем на Кыргоо. «Поздновато, — возразил я. — Ведь до Кыргоо, говорят, всего двадцать километров». — «Э! Торопятся только домой, — ответил старик. — А я еду в командировку… на два дня». Если бы я знал путь на Кыргоо, я бы ещё вчера ушёл один. Но меня отговорили: много дорог в горах и любой человек, незнакомый с ними, легко заблудится.
И вот я сижу в арбе рядом с Шерматом. Позади гулко охает большой чугунный котёл и дребезжит железная печка. Горкой высятся мешки с мукой и ящики с макаронами. На одном из ящиков сидим и мы с Шерматом. По небу протянулись широкие розовые полосы — отблески близкой зари. Но тут, в долине, ещё темно. Холодными звёздочками светятся огоньки удаляющегося Тегерека.
Пара лошадей, запряжённых в арбу, шла нехотя, часто останавливалась. Дед Шермат не торопил их. Он опустил вожжи и, поплотнее запахнув меховую шубу, дремал: лишь изредка, спросонок, по привычке он чмокал губами и чуть-чуть дёргал вожжи.
Где-то вдали за горами разгорался костёр; небо побелело, наступило утро.
Неожиданно позади арбы послышался весёлый свист и затем мальчишеский голос:
— Дед!.. А дед Шермат!..
— Что тебе? — Старик проснулся и с силой дёрнул вожжи.
— Вы куда едете?
— На Кыргоо, дорогой Баялы.
В предутренних сумерках рядом с арбой появились два мальчика. Один — высокий, в телогрейке, нёс на голове большую связку книг. Другой — поменьше, тоже в телогрейке, с подвёрнутыми рукавами, горбился под тяжестью рюкзака.
— О, да с тобой Урий! — воскликнул дед Шермат, приглядываясь к мальчику с рюкзаком. — И далеко направились?
— Я на Узун-Булак, к дяде Джумалы, — сказал высокий мальчик. — А Урий пойдёт дальше — к деду Сагындаю.
— В Узун-Булак я приеду через неделю. Скажите: дед Шермат привезёт по заказу чугунный котёл и просо.
— Скажем! — Баялы и Урий отстали.
— Счастливой дороги, дедушка! — крикнул Баялы.
— И вам счастливого пути, — ответил Шермат. Он вздохнул и тихо добавил: — Дорога к Узун-Булаку вон там, — и кивнул влево, — всё вверх и вверх… Устанут Баялы и Урий.
— Что это за ребята? — спросил я.
— Ребята? Из нашего совхоза. Пионеры… школьники. Отец Баялы — чабан, пасёт отару на Тегереке. У Урия отца нет, умер два года назад. Живёт с братом.
— А куда они направились? Да ещё с книгами.
— У нас называют Баялы книжным носильщиком.
— Книгоношей? — поправил я старика.
— Правильно, книгоношей, — оживился Шермат. — Он берёт в лавке совхоза книжки и продаёт их на пастбищах.
— И много продаёт?
— Все, какие приносит. Даже скучные.
— Люди, видно, сочувствуют ему: попробуй-ка потаскать с собой тюк книжек, — сказал я.
— Нет, не так! Я видел, как Баялы продаёт книжки. Он при мне зашёл в юрту старика Калмана и вежливо спросил: «Слыхали ли вы, дедушка Калман, о непобедимом богатыре Щорсе?» — «Слышал, Баялы, но мало», — ответил Калман. «Тогда послушайте о нём несколько страничек», — сказал Баялы и прочитал сперва десять, потом двадцать страничек, потому что Калман всё просил и просил читать дальше. В тот день он купил у Баялы книгу о Щорсе и ещё две книги — о матросах и шахтёрах.
— И много у вас таких книгонош?
— Не знаю. На наших пастбищах их несколько человек. И все школьники. Говорят, и на других пастбищах совхоза мальчики и девочки продают книги. Баялы, если ему закажут, приносит и библиотечные книги.