Все это она сообщила миссис Гардинер и, изложив обстоятельства, продолжала так: «Теперь я убеждена, милая тетенька, что нисколько не была влюблена; ведь если бы я действительно испытывала эту чистую и возвышенную страсть, я сейчас ненавидела бы самое его имя и желала бы ему всяческого зла. Однако я испытываю добрые чувства не только к нему, но даже и к мисс Кинг. Я не нахожу в себе никакой ненависти к ней, никакого желания выискивать в ней изъяны и недостатки. Значит, никакой любви не было. Моя осторожность принесла плоды, и хотя, без сомнения, я была бы предметом особого интереса всех моих знакомых, будь я без памяти в него влюблена, не могу сказать, что меня огорчает отсутствие такого интереса. Всеобщее внимание иногда покупается слишком дорогой ценой. Китти и Лидия куда больше принимают к сердцу эту его измену. Они слишком юны, чтобы разбираться в путях света, и еще не пришли к грустному заключению, что красивым молодым людям средства к существованию нужны не менее, чем некрасивым».
Глава 27
Никаких более значительных событий в лонгборнском семействе не произошло, и январь с февралем миновали ничем не ознаменованные, кроме прогулок в Меритон, иногда по грязи, иногда по холоду. Март должен был увидеть Элизабет в Хансфорде. Сначала она не думала серьезно, что отправится туда, однако Шарлотта, как ей вскоре пришлось убедиться, очень ждала ее приезда, и сама она постепенно начала предвкушать эту поездку со все большим удовольствием и уже не собиралась от нее отказаться. Долгая разлука пробудила в ней желание увидеться с Шарлоттой и смягчила отвращение к мистеру Коллинзу. Всякая новизна заманчива, а с такой матерью и с сестрами, чьи интересы она не разделяла, жизнь дома имела свою оборотную сторону, и некоторая перемена казалась заманчивой сама по себе. K тому же поездка обещала возможность ненадолго свидеться с Джейн. Короче говоря, с приближением назначенного дня любая задержка ее огорчила бы. Однако все шло гладко и наконец устроилось в точности с первоначальным предложением Шарлотты. Ей предстояло сопровождать сэра Уильяма и его вторую дочь. Затем было решено переночевать в Лондоне, и план оказался настолько совершенным, насколько можно ожидать от любого плана.
Ее огорчала только разлука с отцом, которому, несомненно, будет ее не хватать и который, когда настало время прощаться, настолько расстроился, что велел ей написать ему и даже почти обещал ответить на ее письмо.
Ее прощание с мистером Уикхемом было очень дружеским, а с его стороны так даже и более. Хотя теперь он ухаживал за другой, однако это не мешало ему помнить, что Элизабет первая привлекла и заслужила его внимание, первая слушала его и жалела, первая отнеслась к нему с восхищением. И в том, как он прощался с ней, как желал провести время елико можно веселее, как напоминал о том, чего ей следует ожидать от леди Кэтрин де Бэр, и как выражал надежду, что их мнение об этой даме, их мнение обо всех всегда будут совпадать, – во всем этом была заботливость, живой интерес, и она почувствовала, что он прочно завоевал ее самое искреннее расположение. Она рассталась с ним в полной уверенности, что, женатый или холостой, он навсегда останется для нее идеалом обходительности и очарования.
На следующий день ее спутники нисколько не умалили его в ее глазах. Сэр Уильям Лукас и его дочь Мария, добрая душа, но такая же пустоголовая, как ее отец, не говорили ничего достойного внимания, и их слова доставляли слушательнице почти столько же удовольствия, как погромыхивания экипажа. Элизабет любила смешные глупости, но она была давно знакома с сэром Уильямом, и он не мог рассказать ей ничего нового о чудесах представления ко двору или о почетности рыцарского звания. A его любезности были столь же новы, как и его повествования.
Ехать им предстояло всего двадцать четыре мили, и они отправились в путь, чтобы добраться до Грейсчерч-стрит к полудню. Когда они подъехали к дверям мистера Гардинера, Джейн, в ожидании стоявшая у окна гостиной, встретила их в прихожей, и Элизабет, внимательно поглядев на ее лицо, обрадовалась, что она выглядит такой же прелестной и здоровой, как прежде. На лестнице толпились детишки, мальчики и девочки, которые не утерпели и выбежали из гостиной, чтобы поскорее поздороваться с кузиной. Но они не видели ее целый год, и застенчивость помешала им спуститься вниз. B доме воцарились радость и приветливость. День прошел очень приятно – первая половина в хлопотах и поездках по магазинам, а вечером они отправились в театр.
Там Элизабет сумела сесть рядом с тетушкой. Сначала они поговорили о ее сестре, и она была более огорчена, чем удивлена, когда в ответ на свои подробные расспросы услышала, что Джейн все время старается сохранять бодрость, но все-таки иногда грустит. Впрочем, можно было надеяться, что в довольно скором времени она станет совсем прежней. Миссис Гардинер, кроме того, подробно рассказала ей о визите мисс Бингли, а также повторила некоторые свои разговоры с Джейн, которые свидетельствовали, что та твердо решила отказаться от этого знакомства.
Затем миссис Гардинер принялась поддразнивать племянницу, покинутую Уикхемом, и поздравлять ее, что она так хорошо переносит свое горе.
– Но, милочка Элизабет, – добавила она, – что ты можешь сказать мне про мисс Кинг? Мне не хотелось бы счесть нашего друга корыстолюбивым.
– Милая тетенька, если речь идет о женитьбе, то в чем разница между корыстолюбием и благоразумием? Где кончается предусмотрительность и начинается алчность? B то Рождество вы опасались, как бы он не женился на мне, потому что это было бы неблагоразумно, а теперь, когда он ухаживает за девушкой всего с десятью тысячами фунтов приданого, вы хотите узнать, не корыстолюбив ли он.
– Если ты опишешь мне мисс Кинг, я буду знать, что думать.
– Мне кажется, что она очень хорошая девушка. Ничего дурного я про нее не знаю.
– Но он не обращал на нее никакого внимания до того, как ее дед скончался и оставил ей эти десять тысяч?
– Да, не обращал. И зачем бы? Если ему не следовало завоевывать мое сердце, потому что у меня нет приданого, так с какой стати он должен был ухаживать за девушкой, которая ему не нравилась и была бедна, как и я?
– Но есть какая-то неделикатность в том, что он начал свои ухаживания сразу же, как она получила наследство.
– У человека в стесненных обстоятельствах нет времени соблюдать все тонкости этикета, которые другие люди считают обязательными. Если она не имеет ничего против, так почему негодовать нам?
– То, что она не против, его не оправдывает, а лишь показывает, что в ней есть какой-то изъян – то ли она неумна, то ли бесчувственна.
– Отлично! – вскричала Элизабет. – Пусть будет, как вы желаете. Он корыстолюбив, а она глупа.
– Нет, Лиззи, я вовсе этого не желаю. Ты знаешь, мне было бы грустно думать дурно о молодом человеке, который долго жил в Дербишире.
– O, если это так, то я весьма низкого мнения о дербиширских молодых людях, а их близкие друзья, проживающие в Хартфордшире, немногим лучше. Я их всех не переношу. Слава Богу, завтра я еду туда, где встречусь с человеком, у которого нет ни единого приятного качества – ни манер, ни здравого смысла, за которые его можно было бы уважать. Что ни говори, водить знакомство следует только с глупыми мужчинами.
– Берегись, Лиззи! B твоей тираде звучит разочарование.
Прежде чем конец спектакля прервал их беседу, Элизабет обрадовало нежданное приглашение сопровождать дядю с тетей в небольшом путешествии, которое они задумали совершить летом.
– Мы еще не совсем решили, далеко ли отправимся, – сказала миссис Гардинер, – но, может быть, в Озерный край.
Ничего более приятного Элизабет и вообразить не могла, и она тут же приняла приглашение с большой благодарностью.
– Милая, милая тетенька! – вскричала она в восторге. – Как восхитительно! Какое наслаждение! Вы одарили меня новой жизнью и силами. Прощайте, разочарование и хандра. Что такое мужчины в сравнении со скалами и горами? Какие чудесные часы нас ждут! A когда мы вернемся, то не как другие путешественники, которые толком ни о чем рассказать не могут. Мы будем знать, где побывали. Мы запечатлеем в памяти все, что увидим. Озера, горы и реки не перепутаются в наших воспоминаниях, а когда мы попробуем описать какой-нибудь прекрасный пейзаж, то не затеем спора, где мы им любовались. Пусть наши восторженные рассказы будут менее непереносимыми, чем большинства путешественников.
Глава 28
Все, что открывалось глазам Элизабет на следующий день, когда они отправились дальше, казалось ей новым и интересным, и она пребывала в самом радостном настроении. Ведь ее сестра выглядела такой цветущей, что можно было больше не опасаться за ее здоровье, а мысль о предстоящем путешествии по северным графствам стала постоянным источником чудесных предвкушений.
Когда они свернули с тракта на Хансфордскую дорогу, во все глаза начали выглядывать дом священника, и каждый поворот сулил, что он вот-вот появится перед ними. C одной стороны дороги тянулась ограда Розингс-Парка, и Элизабет улыбнулась, вспомнив все, чего наслышалась об обитательницах Розингса.
Наконец они увидели дом посреди сада, спускающегося к самой дороге; живая изгородь из лавров, зеленый заборчик – все указывало, что они достигли цели своего путешествия. B дверях показались мистер Коллинз и Шарлотта, экипаж остановился у калитки, за которой короткая усыпанная гравием дорожка вела к дому. Все счастливо заулыбались и закивали друг другу. Миссис Коллинз приветствовала подругу с живейшей радостью, и Элизабет, встретив такой радушный прием, окончательно убедилась, что не напрасно решила навестить Шарлотту. Она тут же заметила, что женитьба ничуть не изменила манер ее кузена – его церемонная учтивость ни на йоту не утратила напыщенности, и он на несколько минут задержал ее у калитки, осведомляясь о здравии ее родителей, а также всех сестер и выслушивая ответы. Затем без дальнейших проволочек они, после того как он пригласил их полюбоваться крыльцом, были проведены в дом, где, едва вошли в гостиную, он вновь церемонно приветствовал их под своим скромным кровом и слово в слово повторил вопрос жены, не хотят ли они перекусить после дороги.