е остаться с сестрой и не сказать хотя бы половину того, что осталось недосказанным.
– Я должна сейчас же пойти к маменьке, – воскликнула она. – Я ни за что на свете не хочу показаться неблагодарной за ее нежную заботливость или допустить, чтобы она услышала об этом не от меня. Он ведь пошел к папеньке. Ах, Лиззи, знать, что моя новость доставит радость всей моей любимой семье! Ну как перенести столько счастья?
Тут она поспешила к матери, которая нарочно расстроила карточную партию и удалилась с Китти к себе в будуар. Элизабет, оставшись одна, улыбнулась тому, как быстро и легко завершилось наконец то, чему они были обязаны столькими горестными месяцами.
«Вот и наступил, – подумала она, – конец всем заботливым мерам предосторожности его друга, всей лжи и уловкам его сестры! Самый счастливый, самый лучший и самый разумный конец!»
Через несколько минут к ней присоединился Бингли, чей разговор с их отцом был коротким и исчерпывающим.
– Где ваша сестра? – торопливо сказал он, едва открыв дверь.
– Наверху у маменьки. Полагаю, она сейчас же вернется.
Тогда он затворил дверь и, подойдя к Элизабет, предъявил свои права на пожелания счастья и на дружбу как его новой сестры. Элизабет от всей души выразила свою радость по поводу их будущего родства. Они обменялись сердечным рукопожатием, и затем до возвращения Джейн ей пришлось выслушивать излияния по поводу его собственного счастья и совершенств ее сестры; и хотя это говорил влюбленный, Элизабет искренне верила, что его ожидания супружеского счастья имеют под собой надежную основу, так как опираются на благоразумие и чудесный характер Джейн, а также на общность их чувств и вкусов.
Это был очень праздничный вечер для них всех. Свершение мечты мисс Беннет придало ее лицу такое сияние, что она выглядела даже красивей, чем всегда. Китти похихикивала, улыбалась и про себя надеялась, что скоро настанет ее черед. Миссис Беннет не находила слов, чтобы изъявить согласие и одобрение в меру своих чувств, хотя полчаса говорила с Бингли только о них. A когда мистер Беннет присоединился к ним за ужином, его голос и поведение ясно показывали, как он счастлив.
Однако он ни словом не упомянул об этом, пока их гость не распрощался с ними до следующего дня, но когда за Бингли закрылась дверь, он повернулся к старшей дочери и сказал:
– Джейн, поздравляю тебя, ты будешь очень счастлива.
Джейн тотчас подбежала к нему, поцеловала и поблагодарила за его доброту.
– Ты хорошая девочка, – ответил он, – и мне очень приятно думать, что ты выходишь замуж так удачно. Я не сомневаюсь, что вы очень подойдете друг для друга. B ваших характерах есть много сходства. Вы оба так уступчивы, что ничего не сможете решить окончательно, так покладисты, что прислуга будет вас немилосердно обкрадывать, и так щедры, что ни под каким видом не сумеете уложиться в свой доход.
– Надеюсь, так не будет. Нерасчетливость и небрежность в денежных делах были бы с моей стороны совершенно непростительны.
– Не уложатся в свой доход! Дорогой мистер Беннет, о чем вы говорите? Ведь у него годовой доход в четыре-пять тысяч, а может, и побольше. – Тут она обернулась к дочери: – Душенька, душенька Джейн, я так счастлива! Уж конечно, я всю ночь глаз не сомкну. Я знала, что так и будет. Я всегда говорила, что рано или поздно, а так должно быть. Я же знала, что ты не напрасно такая красавица! Помню, едва я его увидела, когда он только приехал в Хартфордшир в прошлом году, так и подумала, что быть вам вместе. Ах, такого красавца, как он, нигде не найти!
Уикхем и Лидия были мгновенно забыты. Джейн была ее самой-самой любимой дочерью. В эти минуты остальные для нее просто не существовали.
Ее младшие сестры вскоре начали намекать ей на то, как она должна осчастливить их в будущем. Мэри попросила, чтобы ей разрешили пользоваться недерфилдской библиотекой, а Китти начала уговаривать сестру непременно давать в Недерфилде несколько балов каждую зиму.
Теперь Бингли, разумеется, каждый день бывал в Лонгборне, часто приезжая еще до завтрака и непременно уезжая только после ужина, разве что какой-нибудь варвар-сосед, достойный всяческого осуждения, приглашал его к обеду и он считал, что отказаться было бы неучтиво.
Элизабет теперь редко удавалось поговорить с сестрой. Ведь пока Бингли был у них, Джейн никого, кроме него, не замечала. Однако она оказалась весьма полезной им обоим в часы их разлуки, которых не удавалось избежать. B отсутствие Джейн Бингли не отходил от Элизабет, наслаждаясь разговором о ней, а когда Бингли уезжал, Джейн постоянно искала у нее такого же утешения
– Он сделал меня такой счастливой, – сказала она как-то вечером, – когда сказал, что ничего не знал о том, что прошлой весной я была в Лондоне! Я ведь не верила, что это было возможно.
– Я так и подозревала, – сказала Элизабет. – Но как он это объяснил?
– Конечно, все подстроили его сестры. Им же, бесспорно, не нравилось его знакомство со мной, чему я не удивляюсь: ведь он мог рассчитывать на партию, куда более блестящую во многих отношениях. Но, когда они увидят, как я очень надеюсь, что их брат счастлив со мной, они примирятся с нашим браком, и мы опять будем в добрых отношениях. Хотя, конечно, не в таких, как прежде.
– Я еще никогда не слышала от тебя таких непрощающих слов! – сказала Элизабет. – Умница! Мне будет очень досадно увидеть, как тебя вновь обманула притворная дружба мисс Бингли.
– Поверишь ли, Лиззи, когда он уехал в Лондон в прошлом ноябре, он уже любил меня, и вернуться ему помешало только убеждение в моем полном к нему равнодушии!
– Да, он немножко ошибся, но это делает честь его скромности.
Естественно, это подвигло Джейн на панегирик его непритязательности и тому, как мало он сам ценит свои достоинства.
Элизабет обрадовалась, что он умолчал о вмешательстве своего друга, ведь, хотя сердце Джейн было само великодушие и всепрощение, она знала, что этот поступок неминуемо восстановил бы ее против него.
– Ну конечно же, я самое счастливое существо на свете! – воскликнула Джейн. – Ах, Элизабет, почему я взыскана превыше всех моих сестер? Если бы я увидела столь же счастливой и тебя! Если бы и для тебя был еще один такой человек!
– Если бы ты мне подарила хоть сорок таких, все равно я бы не смогла быть столь же счастливой, как ты. Пока я не получу твоего характера, твоей доброты, я не смогу обрести счастья, подобного твоему. Нет-нет, позволь мне самой о себе позаботиться. И, быть может, если фортуна мне улыбнется, я со временем встречу моего мистера Коллинза.
То, что произошло в лонгборнском доме, не могло долго оставаться в тайне. Миссис Беннет взяла на себя привилегию шепнуть эту новость на ушко миссис Филипс, а та, даже не спросив разрешения, сообщила ее по секрету всем своим меритонским соседкам.
Вскоре Беннетов объявили самой счастливой семьей на свете, хотя всего лишь несколько недель назад, после известия о бегстве Лидии, они, по общему мнению, были обречены одним несчастьям.
Глава 56
Как-то утром, примерно через неделю после помолвки Джейн с Бингли, когда он и барышни с маменькой сидели в малой столовой, стук колес внезапно привлек их взгляды к окну, и они увидели, что к дому подъезжает дорожная коляска, запряженная четверней. Для визитов час был слишком ранний, а к тому же такого экипажа никто из их соседей не имел. Лошади были почтовыми, а ливрею форейтора, как и коляску, они прежде не видели. Однако кто-то, несомненно, к ним приехал, и Бингли тут же уговорил мисс Беннет избежать стеснительного посещения, отправившись с ним на прогулку в сад. Они тотчас ушли, а оставшиеся продолжали строить догадки, хотя и без малейшего успеха, пока дверь не распахнулась и в нее не вошла леди Кэтрин де Бэр.
Они, разумеется, были готовы удивиться, но удивление это превзошло все их ожидания, причем изумление миссис Беннет и Китти, хотя они понятия не имели, кто она такая, уступало тому, что почувствовала Элизабет.
Леди Кэтрин вошла в столовую даже с более презрительным видом, чем обычно, на приветствие Элизабет ответила лишь легким наклоном головы и села, не произнеся ни слова. Когда леди Кэтрин вошла, Элизабет успела назвать ее имя матери, хотя ее милость как будто собиралась обойтись без представлений.
Миссис Беннет, в полном изумлении, хотя и польщенная тем, что принимает под своим кровом столь высокую гостью, приняла ее с величайшей любезностью. Просидев минуту в молчании, леди Кэтрин сказала Элизабет с чрезвычайной сухостью:
– Надеюсь, вы в добром здравии, мисс Беннет? Эта дама, полагаю, ваша матушка?
Элизабет кратко ответила, что она не ошиблась.
– Это, полагаю, одна из ваших сестер?
– Да, сударыня, – сказала миссис Беннет, в восторге от случая поговорить с такой знатной особой, как леди Кэтрин де Бэр. – Моя младшенькая, если не считать еще одной. A самая младшенькая недавно вышла замуж, ну а старшая гуляет где-то в парке с молодым человеком, который, надеюсь, вскоре станет членом нашей семьи.
– У вас очень маленький парк, – объявила леди Кэтрин после короткого молчания.
– Думается, миледи, в сравнении с Розингским он и вправду мал, но позвольте вас заверить, что он куда обширнее, чем у сэра Уильяма Лукаса.
– Для летних вечеров, вероятно, эта гостиная очень неудобна, ведь окна обращены прямо на запад.
Миссис Беннет заверила ее, что они никогда не сидят тут после обеда, а затем добавила:
– Могу ли я взять на себя смелость спросить у вашей милости, оставили ли вы мистера и миссис Коллинз в добром здравии?
– Да. Они совершенно здоровы. Я видела их позавчера вечером.
Элизабет подумала, что сейчас она достанет письмо от Шарлотты, так как не находила иного объяснения этому визиту. Но письма, видимо, не было, и она осталась в полном недоумении.
Миссис Беннет с величайшим радушием пригласила ее милость перекусить с дороги, но леди Кэтрин весьма решительно и не слишком вежливо отказалась, а затем встала и обратилась к Элизабет: