– Мисс Элиза Беннет, позвольте мне предложить вам последовать моему примеру и пройтись по комнате. Уверяю вас, это возвращает бодрость после долгого сидения в одной позе.
Элизабет была удивлена, но не отказалась. А мисс Бингли таким образом преуспела в достижении истинной цели своей любезности – мистер Дарси оторвал взгляд от книги. Он, так же, как и сама Элизабет, уже некоторое время был не прочь сменить занятие и, не подозревая подвоха, закрыл книгу. Ему тут же последовало приглашение присоединиться к их группе, но он отказался, заметив, что может вообразить только два мотива, по которым они решили вместе прогуливаться взад-вперед по комнате, и любому из этих замыслов его присутствие рядом с ними должно было помешать.
– Что он мог иметь в виду? До смерти любопытно, что он хотел этим сказать? – и она обратилась к Элизабет, может ли та его понять.
– По правде сказать, нет, – был ее ответ. – Одно мне ясно, он намерен поступать с нами строго, и наш самый верный способ разрушить его планы – ни о чем его не спрашивать.
Мисс Бингли, однако, не была готова хоть в чем-то разочаровать мистера Дарси и потому упорно требовала объяснений этих двух его мотивов.
– Я не имею ни малейшего возражения против того, чтобы объяснить свои слова, – сказал он, как только получил возможность вставить слово. – Вы либо избрали этот способ скоротать время, потому что у вас есть какие-то общие секреты и вам нужно обсудить их, либо потому, что вы уверены, что ваши фигуры выглядят наиболее выигрышно в движении; если верно первое, то я окажусь лишним и буду мешать вам секретничать, а если второе, то я смогу гораздо лучше оценить ваши достоинства, сидя у камина.
– Ужасно! Я шокирована! – воскликнула мисс Бингли. – Я никогда не слышал ничего более дерзкого. Как нам наказать его за такую речь?
– Нет ничего проще, если вы действительно хотите этого, – отвечала Элизабет. – Нам так просто раздражать и наказывать друг друга – дразните его, подсмеивайтесь над ним. Ведь вы хорошо осведомлены о его слабых сторонах, вы легко сообразите, как это сделать.
– Клянусь честью, я этого не стану делать. Уверяю вас, что мое знание его характера подсказывает избегать такого риска. Насмехаться над сдержанностью манер и наличием здравого смысла! Нет, нет, боюсь, он и сам может бросить нам вызов в этом случае. А что касается просто смеха, то, если позволите, нам лучше не подвергать себя риску выглядеть глуповатыми, начиная смеяться без явной причины. Мистер Дарси может быть спокоен.
– Над мистером Дарси не позволено смеяться! – воскликнула Элизабет. – Это редчайшая привилегия, и я надеюсь, что она такой же редкой и останется, поскольку для меня было бы большой потерей иметь многих таких знакомых. Я ведь очень люблю посмеяться.
– Мисс Бингли, – парировал Дарси, – оказала мне больше почтения, чем я заслуживаю. Самые умные и достойные из людей – даже точнее, самые разумные и благородные из их действий – могут быть сделаны нелепыми и потешными человеком, чьей главной целью в жизни является забава.
– Конечно, – ответила Элизабет, – такие люди есть, но надеюсь, что я не из их числа. Полагаю, я никогда не буду высмеивать то, что разумно и благородно. Глупость и бессмыслица, самодурство и отсутствие логики, я признаю, действительно кажутся мне смехотворными, и я смеюсь над ними, когда получается. Но это, я полагаю, именно то, что у вас, к счастью, отсутствует.
– Возможно, это не распространяется на всех. Но сам я всю жизнь старался избегать проявлений тех слабостей, которые обычно подвергаются насмешкам.
– Таких как тщеславие и гордость.
– Да, тщеславие – это бесспорная слабость. Но гордость – там, где речь идет о настоящем превосходстве ума, такая гордость всегда будет благородным качеством.
Элизабет отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
– Я полагаю, ваше обследование мистера Дарси закончено, – вмешалась мисс Бингли. – Умоляю, сообщите, каков результат?
– Я совершенно убеждена в том, что у мистера Дарси нет недостатков. Он предстает перед нами таким, каков он есть, без обмана.
– Что вы, – возразил Дарси, – я не претендовал ни на что подобное. У меня достаточно недостатков, но я надеюсь, что они не связаны с моим разумом. За свой характер я не смею ручаться. Я нахожу его не слишком терпимым и снисходительным, уж точно не в той степени, чтобы безоговорочно воспринимать окружающих. Я не способен предавать забвению недостатки ума и пороки других так быстро, как, может быть, следовало, а также обиды, нанесенные мне. Мои чувства не поддаются влиянию каждый раз, когда меня пытаются растрогать. Меня, пожалуй, можно было бы назвать обидчивым. Мое хорошее отношение, однажды утраченное, потеряно безвозвратно.
– Это действительно серьезно! – воскликнула Элизабет. – Непримиримая обида – не лучшая черта характера. Но вы удачно выбрали свой недостаток. Я действительно не смогу над ним смеяться. Вы в полной безопасности с моей стороны.
– Я считаю, что в самой природе человека присутствует склонность к какому-нибудь пороку – и это обращается в естественный недостаток характера, который невозможно преодолеть даже самым лучшим воспитанием.
– Ваш недостаток в том, что вы склонны всех ненавидеть.
– А ваш, – ответил он с улыбкой, – в том, чтобы умышленно приукрашать их.
– Давайте послушаем немного музыки, – воскликнула мисс Бингли, уставшая от разговора, в котором она не принимала участия. – Луиза, ты же не станешь возражать против того, чтобы я помешала сну мистера Херста?
Ее сестра не имела ни малейших возражений, фортепиано было открыто, и Дарси, после недолгих раздумий, не пожалел об этом. Он начал чувствовать опасность от того, что уделяет Элизабет слишком много внимания.
Глава 12
Получив согласие сестры, Элизабет следующим утром отправила матери записку с просьбой прислать в этот же день за ними карету. Но миссис Беннет вынашивала иной план, в соответствие с которым, ее дочери должны были оставаться в Незерфилде до следующего вторника, то есть Джейн следовало провести в поместье полную неделю. Мать не могла допустить нарушения своих планов, как бы Элизабет не стремилась вернуться домой, поэтому она ответила отрицательно. Миссис Беннет сообщила им, что выслать карету раньше вторника нет никакой возможности. В заключение письма благосклонно сообщалось, что, если мистер Бингли и его сестра будут настаивать на том, чтобы они остались подольше, она, так и быть, не станет возражать. Однако Элизабет была решительно настроена против того, чтобы оставаться там дальше не только потому, что не особо ожидала, что их об этом попросят, а, напротив, опасаясь, что их сочтут навязчивыми. Поэтому она стала уговаривать Джейн без промедления обратиться за помощью к мистеру Бингли, и как только они пришли к согласию, что их первоначальный план покинуть Незерфилд именно этим утром остается неизменным, та обратилась к гостеприимному хозяину с просьбой одолжить его карету.
Сообщение о скором расставании взбудоражило их немногочисленную компанию, все горячо высказывались о том, что им следует остаться по крайней мере до завтра, чтобы Джейн окончательно поправилась; в результате их отъезд был отложен на один день. Мисс Бингли сразу же пожалела, что предложила отсрочку, поскольку ее ревность и неприязнь к одной сестре намного превосходили ее привязанность к другой.
Хозяин дома искренне опечалился, узнав, что они никак не могут задержаться, и предпринял несколько попыток убедить мисс Беннет, что она еще недостаточно окрепла и это небезопасно для ее здоровья, но Джейн была уверена в правильности своего решения и не поддавалась на уговоры.
Для мистера Дарси это была добрая весть – Элизабет пробыла в Незерфилде достаточно долго. Она увлекала его больше, чем ему хотелось, а мисс Бингли была с ней нелюбезна, к тому же подшучивала над ним больше, чем обычно. Он по размышлению решил быть особенно осторожным, чтобы не дать ни малейшего повода заподозрить его в испытываемом восхищении и не продемонстрировать ничего, что могло бы породить в ней надежду составить его счастье. Для него было очевидным, что, если бы такая идея у нее родилась, то его поведение в этот последний день должно было иметь особый смысл, подтверждая или опровергая ее надежды. Верный своей цели, он за всю субботу не сказал ей и десятка слов – он самым добросовестным образом не поднимал глаз от своей книги и ни разу не взглянул на нее хотя иногда они оставались наедине на целых полчаса.
В воскресенье, после утренней службы, произошло столь приятное почти для всех прощание. Доброжелательность мисс Бингли по отношению к Элизабет воскресла буквально на глазах, как усилилась и ее привязанность к Джейн, и когда они прощались, она заверила последнюю, что ей всегда будет приятно видеть ее в Лонгборне или Незерфилде, и нежно обняв ее, она даже пожала руку первой. Элизабет простилась со всей компанией в самом прекрасном расположении духа.
Мать встретила их дома не очень приветливо. Миссис Беннет была удивлена их приездом и сочла, что они были категорически неправы, потревожив мистера Бингли своей просьбой, и высказала опасение, что Джейн могла вновь простудиться. Но отец, хотя и очень немногословный в выражениях своего удовлетворения, был действительно рад их видеть, он увидел воочию, как их не хватало в семейном кругу. В отсутствие Джейн и Элизабет вечерние беседы, когда они собирались все вместе, потеряли значительную часть своей живости и почти всякий смысл.
Они застали Мэри, как обычно, глубоко погруженной в разучивание очередного музыкального опуса и в изучение человеческой природы, у нее уже имелось несколько отрывков, которыми можно было восхищаться, и некоторые новые замечания об общепринятой морали, которые стоило бы выслушать. Кэтрин и Лидия готовы были поделиться новостями иного рода. Многое случилось и о многом поговаривали в полку за время, прошедшее с предыдущей среды: несколько офицеров недавно обедали у их дяди, рядового высекли, и даже разошелся слух, что полковник Форстер собирается женитьс