ться, что скоро увижу их вновь.
Элизабет только покачала головой, закончив читать письмо. Оно убедило ее, что лишь невероятный случай может позволить мистеру Бингли узнать о том, что ее сестра находится в столице.
Прошло четыре недели, а Джейн его так и не увидела. Она старалась убедить себя, что не сожалеет об этом, но больше не могла не замечать невнимание со стороны мисс Бингли. В течение двух недель она ожидала ее дома, каждое утро и каждый вечер придумывая для нее все новые оправдания, и, наконец, гостья появилась, но краткость ее пребывания, а главное, перемена в ее отношении не позволили Джейн больше обманывать себя. Из письма, которое она написала после этого сестре, легко было видеть, что она чувствовала.
Моя дорогая Лиззи, я согласна, что невозможно не торжествовать в своем справедливом суждении на мой счет, когда я признаюсь, что полностью обманулась в отношении ко мне мисс Бингли. Но, дорогая сестра, хотя случившееся и доказало твою правоту, не сочти меня неисправимой, если я все же буду утверждать, что, учитывая ее поведение, моя вера была так же естественна, как и твое недоверие. Я совершенно не понимаю причины ее желания сблизиться со мной, но если бы те же самые обстоятельства повторились, уверена, что я снова обманулась бы. Кэролайн появилась с ответным визитом ко мне только вчера, и я не получила за это время ни записки, ни даже строчки. Когда она пришла, было совершенно очевидно, что ей это не доставляло никакого удовольствия, она принесла ничего не объясняющие формальные извинения за то, что не появилась раньше, ни словом не выразила своего желания увидеть меня хотя бы еще раз. Она настолько изменилась во всех отношениях, что, когда она уехала, я твердо решила больше не продолжать наше знакомство. Прискорбно признаться, но я не могу не винить ее. Она была в высшей степени неправа, выделяя меня, я могу теперь с уверенностью утверждать, что все попытки установления дружеских отношений были предприняты именно ею. Но я сочувствую ей, ибо она, должно быть, осознает, что поступала неправильно, а еще я совершенно уверена, что причиной этого является забота о благополучии брата. Мне нет нужды объяснять больше, и хотя мы понимаем беспричинность ее озабоченности, однако, если она озабоченность действительно испытывает, то это легко объясняет ее поведение по отношению ко мне – ведь он дорог своей сестре, и заслуженно дорог, поэтому какого бы рода беспокойство за него она ни испытывала, оно естественно и не заслуживает порицания. Мне остается только удивляться, что у нее до сих пор существуют подобные опасения, потому что, если бы он вообще сохранил интерес ко мне, мы должны были бы уже встретиться. Я уверена, что он осведомлен о моем пребывании в городе, она сама мне о этом сказала, но вся ее манера говорить наводила на мысль, что она, прежде всего, хотела убедить себя, что он действительно неравнодушен к мисс Дарси. И этого я не понимаю. Если бы я имела решимость судить строго, у меня бы возникло искушение утверждать, что во всем этом с очевидностью проявляется ее двуличие. Но я постараюсь прогнать любые тягостные мысли и думать только о том, что делает меня счастливой: о твоей привязанности и неизменной доброте моих дорогих дяди и тети. Надеюсь на частые письма от тебя. Мисс Бингли мимоходом сказала, но без особой уверенности, что он никогда больше не вернется в Незерфилд, что он уже отказался от дома. Нам лучше не возвращаться к этому. Я чрезвычайно рада, что у тебя есть такие приятные новости от наших друзей из Хансфорда. Пожалуйста, поезжай к ним вместе с сэром Уильямом и Марией. Я уверена, что тебе там будет очень хорошо.
Твоя и т. д.
Это письмо Элизабет читала с мучительными ощущениями, но постепенно чувство боли оставило ее, поскольку она стала думать, что Джейн больше не будет поддаваться обману, по крайней мере, со стороны Кэролайн. Со всеми ожиданиями относительно ее брата теперь было полностью покончено. Она даже не желала более обрести его внимание. Всякий раз, задумываясь о его характере, она разочаровывалась больше и больше; и в качестве наказания для него, а возможно и утешения для Джейн, всерьез надеялась, что он и вправду скоро женится на сестре мистера Дарси, и, по утверждению Уикхема, она заставит его сильно пожалеть о том, что он потерял по собственной воле.
Примерно в это же время миссис Гардинер напомнила Элизабет о ее обещании относительно этого джентльмена и поинтересовалась новостями, связанными с ним. У Элизабет имелось кое-что, что могло бы в большей степени порадовать тетю, чем ее самое. Его нарочитая симпатия поутихла, а внимание истощилось, он переключил их на другую молодую леди. Элизабет была достаточно наблюдательна, чтобы распознать такой поворот, но она была способна наблюдать и описывать это без малейшей боли. Ее чувства были лишь слегка затронуты, а ее тщеславие удовлетворялось верой в то, что, повернись судьба иначе, она сама стала бы его бесспорным предпочтением. Внезапно полученное наследство в десять тысяч фунтов придавало особое очарование облику молодой дамы, расположение которой он теперь приобрел, но Элизабет, возможно наученная опытом замужества Шарлотты, не выразила ни малейшего неодобрения его стремлению к собственному благосостоянию. Напротив, ничто не могло быть более естественным; и хотя она могла вообразить, что ему придется приложить немало усилий, чтобы отказаться от нее, она была готова признать это поступком разумным и желательным для обоих и могла вполне искренне пожелать ему счастья.
Все это было описано в письме к миссис Гардинер, и, после подробного изложения всех обстоятельств, она продолжила следующим образом:
Теперь я убеждена, моя дорогая тетушка, что я никогда не была так уж сильно влюблена, ибо если бы я действительно испытала это чистое и возвышенное чувство, я бы сейчас ненавидела самое его имя и желала бы ему всяческого зла. Но мои чувства теплы не только по отношению к нему, они снисходительны даже по отношению к мисс Кинг. Я не нахожу в себе никаких недобрых чувств к ней и не вижу причин не считать ее достойной девушкой. Во всем этом не сыщешь и капли любви. Моя осторожность принесла свои плоды, и хотя я, конечно же, привлекла бы больше внимания всех моих знакомых, если бы безумно влюбилась в него, я не могу сказать, что сожалею о своей несостоявшейся славе. Иногда повышенное внимание обходится слишком дорого. Китти и Лидия принимают его непостоянство гораздо ближе к сердцу, чем я. Они не искушены в мирских реалиях и еще не готовы принять оскорбляющую их чувства истину, что красивым молодым людям, так же как и некрасивым, необходимо на что-то жить.
Глава 4
Январь и февраль прошли без каких-либо более значительных событий в семье Беннет, разнообразие в жизнь которых вносили лишь прогулки в Меритон, иногда по грязной дороге, а иногда по холоду. В марте ожидалась поездка Элизабет в Хансфорд. Вначале она не думала всерьез о поездке туда, но вскоре обнаружила, что Шарлотта ждет не дождется этого визита, и постепенно смирилась и стала рассматривать его с определенным удовольствием и меньшими сомнениями. Разлука усилила ее желание снова увидеть Шарлотту и ослабила неприязнь к мистеру Коллинзу. Поездка вносила новизну в обыденную жизнь, а поскольку при такой матери, да и сестрах со столь малопривлекательными интересами, атмосфера в доме не могла приносить радости, не следовало пренебрегать некоторыми переменами. Более того, поездка позволила бы ей навестить Джейн. Короче говоря, по мере приближения сроков путешествия она, пожалуй, уже сожалела бы о любой задержке. Все, однако, шло гладко и наконец состоялось в соответствие с первоначальным планом Шарлотты. Элизабет должна была сопровождать сэра Уильяма и его младшую дочь. Со временем план был дополнен остановкой в Лондоне и стал настолько совершенным, насколько это вообще возможно.
Единственным ее огорчением было расставание с отцом, который наверняка будет скучать по ней и которому, когда пришло время прощаться, настолько не понравилось, что она уезжает, что он велел ей писать ему и даже почти пообещал отвечать на ее письма.
Расставание же с мистером Уикхемом вышло в высшей степени дружеским, а с его стороны даже более чем. Его нынешнее увлечение не могло заставить его забыть, что Элизабет была первой, кто привлек и оправдывал его внимание, первой, кто выслушал и пожалел, первой, кем он восхищался. В том, как он прощался с ней, желал ей всяческих удовольствий, не забыл напомнить о том, чего ей следует ожидать от леди Кэтрин де Бург и верить, что их мнение о ней – ее и его мнение обо всех – будет всегда совпадать, во всем этом чувствовалась забота и заинтересованность, которые, как она чувствовала, должны были навсегда привязать ее к нему с самым искренним расположением. А она рассталась с ним в убеждении, что, будет ли он женат или останется холост, он всегда останется для нее образцом любезного и привлекательного человека.
Ее попутчики на следующий день были не из тех людей, которые своим примером заставили бы ее изменить это мнение и считать его менее приятным. Сэр Уильям Лукас и его дочь Мария, добродушная девушка, но столь же пустоголовая, как и отец, не могли сказать ничего такого, что стоило бы услышать, и речи их доставляли ей не больше удовольствия, чем размеренный грохот кареты. Нелепости веселили Элизабет, но слишком уж давно и хорошо она знала все, что может прийти в голову сэру Уильяму. У него не осталось ничего нового, что он мог бы рассказать о великолепии своего представления при дворе и получении рыцарского звания, да и его любезность давно утратила свежесть, как, впрочем, и проявляемая им осведомленность.
Это было путешествие длиной всего в двадцать четыре мили, и они начали его так рано, что к полудню уже были на Грейсчерч-стрит. Когда они подъехали к дому мистера Гардинера, Джейн стояла у окна гостиной и наблюдала их прибытие, когда они вошли в коридор, она была уже там, приветствуя их, и Элизабет, внимательно вглядываясь ей в лицо, испытала облегчение, увидев, что оно, как всегда, сияет здоровьем и красотой. На лестнице толпились маленькие мальчики и девочки, чье жгучее желание обнять кузину, которую они не видели уже год, не позволяло им оставаться в гостин